Когда они прибыли к двери кабинета Вениамина, там уже толкался народ — встрепанный, красный, как рак, администратор, пара горничных, три охранника, гримерша Ангелина Волк, Сережа Петров и сама Марфа Король. Марфа порывалась войти в помещение, Перепелкин мягким тоном уговаривал ее этого не делать.
— Я должна быть уверена, что из кабинета ничего не пропало! — восклицала Марфа.
— Конечно, — соглашался следователь. — Я обязательно попрошу вас осмотреть кабинет вашего покойного супруга, но чуть позже, после того, как здесь поработают эксперты.
— Мы их до завтрашнего утра будем ждать, — сердясь, говорила она. — А вора нужно ловить немедленно. Вот что вы здесь стоите? Нужно пройтись по всем номерам и выяснить, не прячет ли кто-нибудь украденные вещи.
— Я не имею права, — смиренно вздыхал Перепелкин. — Для этого необходим ордер на обыск. А его может дать только прокурор.
— Так вызывайте прокурора! — злилась она.
— Я ему позвонил, — печально говорил он. — А что, Марфа Ивановна, в кабинете оставалось что-то ценное?
Марфа Король перевела дух и застывшим взглядом уставилась на Перепелкина.
— Ценное… — тихо проговорила она. — Для меня сейчас любая Венина вещь ценна. И записные книжки, и ручка «паркер», и даже, простите, носовые платки.
«Записные книжки! — ахнул про себя Сережа Петров. — Как же я мог забыть, что записные книжки бывают не только в компьютере, но и в ящиках стола! А вот так и мог… Разве в двадцать первом веке кто-то пользуется бумажными записными книжками?»
Следователь тоже встрепенулся, когда Марфа сказала о записных книжках.
— Прошу прощения, но разве прежний следователь не изъял записные книжки?
Марфа немного подумала.
— Да, — через некоторое время кивнула она. — Он что-то забрал с собой… Кажется, записные книжки тоже…
— Как они выглядели? — спросил Перепелкин, прекрасно помня, что никаких записных книжек в деле не было.
— Среднего размера, кожаные, красного цвета, — ответила она. — Вениамин любил красный цвет. Да, теперь я припоминаю — ваш покойный предшественник их забрал вместе с остальными бумагами. Не знаю, чем ему могли помочь бумаги — черновые записи стихов…
«Ни черновых, ни беловых записей в деле тоже нет, — с отчаянием подумал Перепелкин. — Итак, записные книжки, бумаги, ноутбук. Где все это? Неужели, действительно, придется нарушать процессуальный кодекс и обыскивать номера?»
Марфа Король словно прочла его мысли.
— Послушайте, господин следователь, — деловито проговорила она. — Сейчас я объявлю общий сбор. Объясню ситуацию. И попрошу всех добровольно открыть свои комнаты и показать вещи. Мы вместе все осмотрим. Насколько мне известно, такая процедура обыском не является. А охрану попросим никого не выпускать из здания. На всякий случай.
Алексею Викторовичу ее предложение показалось спасительным.
— Давайте так и поступим, — сказал он. — Трубите сбор, а здесь я попрошу остаться одного из ваших охранников и двух понятых, чтобы были наготове, когда приедет оперативно-экспертная бригада из района. Не беспокойтесь, им недалеко добираться — из Комарова. Я звонил — они уже выехали.
— Кого? — деловито осведомилась Марфа, критическим оком оглядев присутствующих.
— Да вот, думаю, Григорий и Глория подойдут для этого дела, — невинным тоном произнес Перепелкин.
— Что ж… — сощурилась она. — Пожалуй. Только я сразу же попрошу у них ключи. Не возражаете, ребята?
— Что? — возмутился Барчук. — Вы будете осматривать мой номер без меня?
— Тебе есть что скрывать от следствия? — усмехнулась Марфа.
— Нет, — он усмехнулся в ответ. — Но мне не хотелось бы, чтобы вы выудили мою ночную рубашку не первой свежести из бара и рылись в ее потайных кармашках. Там есть кое-что, не предназначенное для таких морально-устойчивых субъектов, как вы.
— Ничего, мы закроем глаза на твои оригинальные привычки, — сказала она. — У вас, Глория, тоже есть возражения?
— Нет, — быстро ответила Глория и протянула Марфе свой ключ. — Мое грязное белье находится там, где полагается — в бельевой корзине. А потайных кармашков у меня ни на какой одежде нет.
«Да, навел я шороху, — задорно подумал Ежик. — Похоже, что вечерние съемки накрылись медным тазом. Только зря этот следователь так доверяет Барчуку. Вот в понятые его взял. Совершенно зря…»
Он подошел к Глории и тихо проговорил:
— Мне нужно срочно с тобой поговорить.
— Давай потом, — сказала она. — У меня от всего происходящего голова идет кругом.
— Но это срочно… — попытался настоять он на своем, но тут грозный окрик Марфы Король заставил его отказаться от своих намерений:
— Петров, вы идете? Мне нужно, чтобы все участники шоу через пятнадцать минут были в большом фойе. Озаботьтесь, пожалуйста, этой проблемой. Времени у вас не так много.
«Для такого дела у тебя имеется целый штат исполнителей», — сердито подумал Ежик, но ослушаться Марфу Король не посмел.
Акт третий
1
«А если вор уйдет неуличенным…»
Результаты осмотра кабинета Молочника экспертной группой ничего не дали: взломщик тщательно протер клавиатуру, мышку и ручки двери. А вот результаты «добровольного досмотра» номеров повергли Алексея Викторовича Перепелкина в нешуточное смятение. Кожаные записные книжки красного цвета были обнаружены… в номере ведущего шоу «Звездолет» Григория Барчука. Правда, Барчук клялся, что видит эти книжки впервые. «Проверьте их на отпечатки! — требовал он. — Я к ним даже не прикасался». Перепелкин счел эти требования разумными, и отпечатки сняли, благо эксперты из района еще не уехали. Результат оказался ошеломляющим — «пальчики» Барчука совпадали с «пальчиками» на красной коже записных книжек. Теперь Алексей Викторович иным взглядом смотрел на готовность Григория к общению с представителем следствия.
Марфа Король закатила Барчуку скандал и отменила вечерние съемки. «Звездные» мальчики и девочки рассредоточились в барах-кофейнях и живо обсуждали последние события. Охране было приказано никого не выпускать из здания. А у кабинета покойного поэта выставили постового.
Перепелкин сидел в номере Барчука, с интересом листал записные книжки Молочника и с изрядной долей брезгливости наблюдал, как известный актер остервенело поглощает алкогольные запасы своего бара, почти не закусывая. Впрочем, из закусок на прикроватном столике Григория имелась всего лишь маленькая плитка шоколада «Особый». Перепелкин не мог запретить пить Григорию — все-таки тот был на своей территории и под стражей не находился. Барчук поглядывал на следователя вызывающе, и чем больше было опрокинуто стопок, тем в более веселое расположение духа он приходил.
— Замечательный выдался вечерок, — после очередной порции благостно-расслабленным тоном заявил он. — Вот так, чтобы не было работы, но зато имелось много выпивки и хороший человек сидел напротив — ох, как редко такое бывает! В такие минуты чувствуешь себя по-настоящему счастливым, удачливым, состоявшимся и вообще не зря родившимся на свет.
— Ничего себе счастье! — раздраженно воскликнул Алексей Викторович. — Впервые вижу, чтобы человек, попавший в разряд подозреваемых, так радовался.
— Да брось ты, Леша, — широко улыбнулся Барчук. — Не крал я этих книжек, ей-Богу!
— А отпечатки? — резонно поинтересовался Перепелкин.
— В здравом уме и трезвой памяти или надо наоборот говорить?… Ну в общем, будучи в сознании, я их не касался, — продолжал улыбаться ведущий «Звездолета».
— Ты хочешь сказать, что мог выкрасть их, будучи сильно нетрезвым? — заинтересовался Перепелкин.
Барчук некоторое время в оцепенении взирал на следователя.
— Не-а… — проговорил он протяжно и выпятил нижнюю губу. — Ты меня неверно понял.
— А как мне тебя понять? — с отчаянием воскликнул Алексей Викторович. — Предметы, приобщенные к делу об убийстве гражданина Молочника, пропадают. Следователь, занимающийся делом об убийстве, погибает при невыясненных обстоятельствах. Пропавшие предметы находят в номере гражданина Барчука. На предметах имеются отпечатки пальцев гражданина Барчука. Какой вывод можно из всего этого сделать?
— Послушай… — Барчук боднул головой. — А че, там, в этих книжках, что-то ценное имеется? Крутая информация, наводящая на верный след? Может, там написано, что это я Веничку грохнул?
— Актер… — хмыкнул Перепелкин. — Ты же сам прекрасно знаешь, какая там информация имеется.
— Ну, допусти на миг, что не знаю, — улыбнулся Григорий и выпил очередную порцию прозрачной жидкости, налитой в солидную стопку из тонкой, изящной бутылки.
— Ну что же… От тебя мне скрывать нечего. Никакой там информации не имеется, — вздохнул Перепелкин. — Несколько страниц выдрано. На остальных — около сотни женских имен и фамилий с телефонами. Похоже, поэт был большим женолюбцем.
— Да? — у Барчука поползла вниз нижняя челюсть. — Шутишь…
— Актер… — повторил Перепелкин.
— Кто — я? — расхохотался Григорий. — Или Вениамин?
— Я не имел чести знать Вениамина Молочника, — сказал Алексей Викторович. — А вы, Григорий, очень хороший актер.
— Благодарю, — Барчук картинно поклонился. — Но думаю, что до Вениамина мне далеко. Если бы ты видел Веню вживую! Ты сразу бы понял, что женский пол его интересовал чисто теоретически. Женщина для него была другом, товарищем и братом. Вот как, например, Глория. Или… Марфа…
— Хм… — сказал Перепелкин.
— Да, тебе, Леша, наверное, этого не понять. Ты думаешь, раз люди находятся в браке, то естественным образом проявляют друг к другу интерес известного свойства. Подозреваю, что у Марфы с Вениамином брак строился на чем-то другом. Ну ты подумай, ведь за все время нашей работы над проектом он ни разу не ночевал у нее. Ему это в голову не приходило! Жил в своем кабинете — спал, ел, писал шедевры. Какие женские имена? Может, это его поклонницы, с которыми он по поводу рифм советовался? Вот с Глорией он советовался, я слышал. Но никаких поползновений к определенного рода сближению или даже просто естественного интереса к девичьей ее природе не наблюдалось. Он действительно вел себя, как пионер, нет, как октябренок даже. Пионеры очень даже пионерками интересуются, насколько я помню.