только если прижимаешь колени вплотную к подбородку. Обожаю нашу квартиру.
Я поняла, что втянулась, когда отправляла имейл Кейт. Фонтанировала восторгом и просто обязана была с кем-то поделиться. Но, оглядываясь назад, осознаю, что выбрала не того человека.
Привет, Кейт! Я только что с самой потрясающей вечеринки на свете. Представь: теплоход посреди Сены и жонглеры огнем (меня пригласил сосед по квартире, у него все друзья занимаются чем-нибудь этаким). Они поджигали напитки, а гости перепрыгивали через огонь. Потом на борт поднялись два повара. Один из них – сын моего начальника, но они поссорились. В общем, повара жарили над огнем блинчики и подбрасывали их на маленьких сковородках, но блинчики все время падали. В жизни так не смеялась! Короче, вечеринка – полный угар! Надеюсь, у тебя все хорошо. Анна.
Дорогая Анна! Во вторник четыре часа наращивала волосы «Эрмине» Магуайер (той самой, которую раньше звали Сэл, помнишь? Вот стерва тупая). Она собралась на прослушивание на «Х-фактор». Все четыре часа курила не переставая. Потребовала красные, белые и синие пряди. Все болтала, как очарует Саймона Коуэлла. Я чуть не задохнулась из-за сигаретного дыма, пришлось всю дорогу держать дверь нараспашку. Кажется, заработала бронхит. А еще, пока наращивала, у меня отвалился новый накладной ноготь со змеиным принтом. Спрашиваю у Сэл: ты кем себя возомнила, новой Мишель Макманус? Она говорит – заткнись. А я из-за нее весь день не присела. И вот является она вчера вся зареванная. Оказывается, ее даже не вызвали, а она девять часов простояла под проливным дождем, и с накладных прядей смыло всю краску, а значит, я во всем виновата. Короче, потребовала деньги обратно. Я ее послала, а она на меня с кулаками. Пришлось взяться за большие ножницы.
В полиции сказали, что дело замнут, но я должна собрать все накладные волосы в коробку и вернуть Сэл. Ну уж нет, сказала я. На них, наверное, уже ее вши переползли. Констебль Джонсон сказал, что сменяется с дежурства в девять. Так что я пошла. Скоро вернусь. Кейт.
Я вовсе не хотела выпендриваться перед Кейт, но вечер правда был веселый.
Утро не задалось с самого начала. Тьерри опять ворчал из-за холодильников (ничто не бесит его так, как замороженный товар. Даже если у нас дикий аврал, нельзя класть творения Тьерри в холодильник – от этого пропадает сияние и блеск). Пришел счет за электричество, и Элис едва от злости не лопнула. Ее послушать, так мы должны работать в потемках. Фредерик стал объяснять, что холодильники потребляют много электроэнергии, Тьерри снова распыхтелся, как чайник, а потом подал какой-то знак Бенуа. Тот сразу выбежал из лавки и вернулся с двумя десятками яиц.
– Анна! – рявкнул Тьерри. – За мной!
Можно сказать, что он взял меня под свое крыло. Меня это, конечно, радовало: значит, Тьерри не отправит меня домой, лишь бы отомстить Клэр за былые обиды. Зато всегда я чувствую на себе недобрый взгляд Элис.
– Раз уж все равно платим бешеные деньги за электричество, сделаем шоколадные горшочки.
Едва не испепелив взглядом огромные холодильники, Тьерри схватил яйца, две миски и стал отделять белки от желтков с такой быстротой и легкостью, что дух захватывало. Потом Тьерри показал, как взбивать белки со скоростью света, и сунул миску мне.
– Это ведь и в миксере можно сделать, – робко заметила я.
Запястье заныло от усталости.
– Можно и вовсе ничего не готовить, а купить в супермаркете, – гаркнул Тьерри в ответ. – Как вам такой вариант? Устраивает?
Затем Тьерри расплавил свежую порцию шоколада в огромной емкости, наподобие водяной бани. Аккуратно стал наливать шоколадную массу и все время ее помешивал. Насыпал сухое молоко и какао-порошок, потом добавил белки. Я удивленно вскинула брови.
– Раз вы такая умная, создавайте консистенцию сами. Хотите? – поинтересовался он. – А если нет, то не ставьте под сомнение мои методы.
Но все это он произнес с улыбкой. А я уж испугалась, что попала в немилость к мэтру. Когда смесь приобрела консистенцию пасты, Тьерри стал задумчиво изучать взглядом растения в дальней части теплицы. Несколько раз он менял решение: то брал мешочек с миндалем, то опять клал на место. Наконец остановил выбор на имбире и лайме. Насыпал в два разных чана, попробовал. Жестом велев мне заняться одним, сам склонился над вторым и перелил его содержимое в два десятка порционных горшочков. Я же решила не рисковать и воспользовалась огромным суповым половником. Далее мы расставили горшочки на противнях, и Тьерри распахнул дверцы холодильника.
– Вот так! Не все тебе из меня деньги вытягивать! Будет и от тебя какая-то польза!
Но конечно, полки холодильника оказались забиты молоком и сливочным маслом. Бенуа со всех ног кинулся освобождать место для наших les petits pots[34].
Тьерри отправился пропустить рюмочку дижестива, а когда он вернулся, горшочки уже застыли, потемнели и радовали глаз глянцевым блеском. Тьерри состроил гримасу, что-то буркнул, обращаясь к холодильнику, и громко объявил, что это единственное, для чего годен данный прибор. Если, конечно, не считать пожирания денег. Тьерри достал серебряную ложечку и дал мне попробовать шоколадный горшочек с лаймом. В жизни не пробовала ничего чудеснее. Взбитый десерт легче воздуха. Шоколад тает на языке, оставляя насыщенное, богатое нюансами послевкусие и непреодолимое желание съесть еще, и побольше. Кажется, будто это и вовсе не еда, а прекрасная вкусовая греза.
Тьерри назначил за шоколадные горшочки заоблачную цену. Их разобрали за пятнадцать минут. Я уговорила Тьерри не отходить от меня ни на шаг, пока делаю следующую порцию. Тьерри заявил, что на освоение этого искусства мне потребуется лет сорок, не меньше, а у него нет столько времени, чтобы исправлять мои многочисленные огрехи. И все же я восприняла это как комплимент.
Вечером дома меня встретил злой Сами. Он сейчас работает над костюмами для «Богемы». Название Сами произнес таким тоном, будто заранее предполагал: я в первый раз слышу про эту оперу. Я действительно слышала про нее в первый раз, но это не помешало мне кивнуть с умным видом. Наверное, для Сами не знать «Богему» – все равно что не знать Майкла Джексона. Так вот, Сами заявил, что певцы, видно, слишком вжились в роли и нахватались таких богемных замашек, что на примерку теперь никого не загонишь. Придется тащиться прямо к ним домой, вот только живут они не в доме, а на барже.
Вечер был просто потрясающий. Солнечный свет походил на россыпь золотых капель.
– Ну, ты-то мне компанию точно не составишь, – язвительно заметил Сами.
В последнее время он каждый день меня куда-то зовет, а я в подавляющем большинстве случаев отказываюсь. Отчасти потому, что стесняюсь, но главная причина в хронической усталости и моем позорном французском.
Но сегодняшний урок с Тьерри воодушевил меня. До чего приятно, когда тебя принимают в круг избранных и считают своей! В кои-то веки я не валилась с ног от изнеможения и поэтому, к величайшему удивлению Сами, согласилась пойти с ним.
Баржа, на которой жили певцы, оказалась забита под завязку. Все наслаждались вечером, пили, жонглировали и просто болтали. Сами тут же растворился в толпе сотен «близких знакомых». Я растянула губы в самой своей обаятельной улыбке и в награду получила бокал шампанского. Удивительно: на съемную квартиру у людей денег нет, но на шипучке не экономят. К тому времени как я поднялась из тесного камбуза на палубу, кто-то завел двигатели, и теперь мы вовсю бороздили просторы Сены. Сомневаясь в законности подобных прогулок, я опасливо оглядывалась по сторонам. В один момент баржа едва не столкнулась с какой-то из парижских прогулочных лодок – bateaux mouches. Мы плыли вверх по течению вдоль каменных набережных, запруженных народом, и проходили под многочисленными мостами. Нотр-Дам и Эйфелева башня то скрывались из вида, то снова показывались. А вечеринка набирала обороты. Когда встали на якорь неподалеку от Сите, двое мужчин под одобрительные вопли зрителей достали огромные факелы. Сначала я пришла в ужас: сейчас подожгут баржу и нам всем конец. Но потом рассудила: я в чужой стране, а в путешествия как раз и ездят за новым опытом. Да, такого у меня уж точно еще не было. К тому же на берег сойти нет возможности, так почему бы не поучаствовать во всем этом безобразии? Но от мужчин с факелами на всякий случай отошла подальше – береженого Бог бережет.
Раздевшись до пояса, мужчины зажгли факелы и стали ими жонглировать. Баржа покачивалась, но жонглеры идеально держали равновесие. Смотреть на них было и занятно, и страшно. Вскоре на берегу тоже собралась толпа зрителей. Сами выступал в качестве распорядителя представления: кричал, энергично жестикулировал.
Вдруг я заметила знакомое лицо. Какая-то девушка что-то рассказывала этому мужчине, но он, казалось, совсем ее не слушал. Вместо этого смотрел по сторонам, разглядывая собравшихся. Вскоре заметил меня, улыбнулся и помахал рукой. Я ответила тем же, не успев сообразить, что делаю. Передо мной стоял Лоран, сын Тьерри. Я тут же почувствовала себя застигнутой на месте преступления и нервно закусила губу. Лоран усмехнулся и повернулся к своей спутнице, но тут Сами вцепился в его руку и что-то прокричал. Сначала Лоран покачал головой – нет-нет, и речи быть не может, – но не успел бедняга опомниться, как в руки ему сунули сковородку, а на голову водрузили белоснежный поварской колпак. Музыка заиграла громче, и все захлопали. Лоран вскинул руки, будто сдаваясь, а потом стал разбивать яйца в миску. Вот это совпадение – совсем как его отец утром! Я узнала эту быстроту, эту ловкость. Наблюдала за Лораном как завороженная. Кто-то принес муки и молока. Лоран стал взбивать смесь – и это он тоже делал точно так же, как отец. Тут жонглеры опустили факелы и стали подкидывать их медленнее, осторожнее. К моему изумлению, Лоран расплавил на сковородке кусочек сливочного масла и стал поджаривать блинчики над огнем. Лоран подбрасывал их почти одновременно с факелами. Зрители встречали каждое новое блинное сальто аплодисментами. Особенно все обрадовались, когда один блинчик вылетел за борт, и его тут же схватила огромная чайка.