Он поднял трубку и снова сказал: «Алло…»
Безответно. Ни звука.
Он хотел положить трубку, но что-то заставило задержать ее у уха в ожидании.
Опять все тот же идиотский смех.
То же самое, что и в три часа по полудню. Только уже была ночь, темнота. Квартира была обложена тенями от света настольной лампы и выглядела угрожающе. Найдя это, Джерри сказал себе: «Ночью здесь всегда жутко».
- Эй, кто это? - спросил он, голос вернулся в норму. Смех продолжался, хотя в тишине звучал издевательски и со злобой.
- У тебя все дома? Хочешь конфетку, сопляк? - спросил Джерри провоцируя и зля невидимку на другом конце линии.
Смех перешел в издевательское улюлюканье. Затем короткие гудки ворвались в его ухо.
Ему что-то понадобилось взять из шкафчика.
Школа была знаменита своими «жуликами» – не то чтобы ворами, но охотниками за всем, что плохо лежит. И не было ни малейшего смысла вешать замок, который на следующий же день будет взломан. Личная собственность в «Тринити» не значила ничего. Большинство учащихся плевать хотели друг на друга. О взаимоуважении не было и речи. Кто-нибудь обязательно интересовался незакрытыми шкафчиками. Из них круглый год исчезали книги, деньги, сандвичи, обувь, одежда и что-нибудь еще.
Утром, после той первой ночи с телефонными звонками, Джерри открыл свой шкафчик и схватился за голову, не верив своим глазам. Глянцевый плакат был измазан чернилами или краской синего цвета. Надпись была уничтожена. «Сумею ли я разрушить вселенную?» была теперь гротескным беспорядком несвязного письма – безрассудный акт детского вандализма, больше напугавший Джерри, чем разозливший его. У кого-то совсем съехала крыша. Опустив вниз глаза, он заметил, что его новые кроссовки были изрезаны, материя стелилась лоскутками по полу шкафчика. Они напоминали теперь шкуры каких-то ископаемых животных. Зря он оставил их тут на ночь.
Измазать плакат это было одно – так, пакость, злая шутка, работа для животных, их всегда хватает в каждой школе, даже в «Тринити». Но вот с кроссовками это уже было серьезно. Акт был умышленным. Это было чье-то послание.
Телефонные звонки.
Атака на футбольном поле.
Теперь кроссовки.
Он быстро захлопнул шкафчик, чтобы больше никто этого не увидел, почему-то почувствовав себя в чем-то опозоренным.
Ему снился огонь. Пламя съедало какие-то стены, и выла пожарная сирена. Когда сон растаял, то сирена оказалась телефонным звонком. Джерри встал с постели. В прихожей отец повесил трубку на аппарат. «Что-то интересное», - подумал Джерри. На дедовских часах стрелки показывали два.
Джерри не сразу отошел ото сна. Он окончательно проснулся, только когда холодный пол защекотал его пятки.
- Кто это был? - спросил он. Хотя ответ на вопрос ему, конечно же, был не нужен.
- Никто, - ответил отец. На его лице было отвращение. - Такой же звонок в такое же время был и вчера. Но ты не проснулся. Какой-то дурак на другом конце линии, он хохотал так, будто это самая смешная шутка в мире, - он подошел и потрепал волосы на голове у сына. - Иди в постель, Джерри. Всяким дуракам не спится. Прошло пару часов, пока Джерри сумел погрузиться в какой-то необозримый сон.
- Рено, - вызвал его Брат Эндрю.
Джерри поднял глаза. Он был поглощен новым проектом. Нужно было зарисовать здание с угла, прорабатывая перспективу, исходя из новой темы урока, что было обычным упражнением, но он любил красивые линии, правильные формы, свет и тень, аккуратно выполненный рисунок.
- Да, Брат?
- Твоя акварель. Альбомное задание.
- Да? - удивился Джерри. Акварель, бывшая главной темой в это время, заняла целую неделю, просто потому, что Джерри не блистал в свободном искусстве. Ему проще было обращаться с формами и геометрическими фигурами, где все было определенно и ясно. Но акварель влияла на пять процентов его оценок в полугодии.
- Сегодня последний день, когда еще можно сдать работу акварелью, - сказал Брат. - Твою я не нашел.
- Вчера я положил ее на стол, - сказал Джерри.
- Вчера? - спросил Брат Эндрю с таким удивлением, словно никогда прежде не слышал слово «вчера». Он был привередливым, точным и педантичным учителем, обычно преподающим математику, но изобразительное искусство ему также было не чуждо.
- Так, сир, - подтвердил Джерри.
Брови поднялись, Брат рассматривал листы, сложенные на столе.
Джерри смотрел тихо и отстранённо. Он знал, что Брат Эндрю не может найти его рисунок. Ему хотелось повернуться и вглядеться в лица сидящих в классе, найти того, кто мог бы тайно торжествовать в удавшейся пакости. «Эй, становишься параноиком», - сказал он себе. Кто-то пронырнул в класс и убрал его рисунок из общей стопки. Кто-то тихо наблюдал за ним и знал, что вчера Джерри сдал свою работу.
Брат Эндрю поднял глаза:
- Пользуясь клише, Рено, мы стоим перед дилеммой. Твоя работа не здесь. Можно еще подумать, что она потеряна, а я ведь не имею привычку терять работы учеников… - учитель сделал паузу, подчеркивая неправдоподобность ситуации. Он ждал смех в аудитории, и, что было невероятно, смех не последовал. - …Или твоя память ошибочна.
- Я сдал работу, Брат, - сказал Джерри твердо, без паники.
Учитель смотрел прямо в глаза Джерри. Джерри смотрел с честным сомнением в глазах.
- Ладно, Рено, возможно я имею привычку терять работы, после всего, - сказал он, и Джерри почувствовал дружелюбие со стороны Брата Эндрю. - Иначе говоря, мне стоило бы проверить дополнительно. Возможно, я оставил твою работу у себя на стуле.
Почему-то именно это замечание спровоцировало смех, и даже сам учитель поддержал его. Был последний урок, все устали и с нетерпением ждали звонка. Всем уже было не до его рисунка. Джерри хотел оглянуться и увидеть, чьи же глаза победно сверкают, кто добился своей цели.
- Конечно, Рено, посмотрим, и если я не найду твою акварель, то не смогу закрыть тебе полугодие по изобразительному искусству.
Джерри открыл шкафчик.
Там был все тот же беспорядок. Он не стал срывать плакат и трогать кроссовки, а решил оставить все, как есть, как напоминание, как символ. Символ чего? Он до конца не осознавал. Глядя с тоской на плакат, вспомнил замазанные синими чернилами слова: «Сумею ли я разрушить вселенную?»
Вокруг него гудел обычный коридорный ад: хлопали дверки шкафчиков, возбужденные крики и свисты висели в затхлом воздухе, по бетонному полу топали ноги, все спешили на футбол, на бокс, в клуб собеседников.
«Сумею ли я разрушить вселенную?»
«Да, конечно – сумею».
Джерри внезапно понял значение этого плаката – человек, одиноко стоящий на пляже, бесстрашно бросал вызов всему миру и взвешивал момент, когда же он будет им услышан.
29.
Замечательно.
Брайан Кочрейн снова произвел подсчеты, играясь с ними, словно он был фокусником, а они очаровательными аплодисментами восторга. Он не мог дождаться момента, когда сможет показать результаты Брату Лайну.
За последние несколько дней интенсивность продажи возросла в несколько раз, с колебаниями, чередующимися в течение каждого получаса. Колебаниями – это было мягко сказано. Брайану казалось, что он немного выпил спиртного. Подсчеты, словно ликер, вызывали легкость в теле и в мыслях, и кружили голову.
Что произошло, он не осознавал. Ведь не было никакого серьезного повода для таких внезапных перемен, удивительного подъема, неожиданного всплеска темпа распродажи. Но перемены наблюдались не только в подсчетах у него на столе, но еще и по всей школе. Брайан наблюдал лихорадочную активность, и то, как шоколад внезапно стал модой, прихотью, словно десяток лет тому назад хула-хуп, когда тот был лучшим подарком на День Рожденья или Рождество. Слухи доносили, что «Виджилс» «усыновил» распродажу и объявил ее особым Крестовым Походом. И это было возможно, хотя Брайан не стремился проверить все эти слухи, заносил это на счет «Виджилса». Иногда он мог видеть, как небольшие группы парней останавливают всех по очереди в коридоре и проверяют, кто и сколько продал, упрекая тех, кто не слишком активен в своем участии в распродаже. Как-то утром он видел, как те же парни из «Виджилса» загружали шоколад в машины и уезжали. Брайан слышал, что затем они бывали в разных частях города, заезжали в жилые сектора, звонили в двери, собирались во дворах, устраивая тотальную распродажу, словно представляли собой всю энциклопедию агентов по коммерческой продаже, зазывая через мегафон и развешивая плакаты. Брайан слышал, что кто-то добился разрешения устроить распродажу на одной из местных фабрик – четверо крутились на ней целый день и за пару часов продали триста с лишнем коробок. Лихорадочные события не давали Брайану расслабиться. Со свежими записями в руках он должен был скакать вверх-вниз около больших картонных щитов, постоянно изменяя регистрируемые результаты. Вестибюль стал точкой отсчета всей школы. «Эй, смотри», - кричал кто-то в последний момент. – «Джимми Даймерс продал еще пятьдесят коробок…»
Что бросало в дрожь – так это то, как кредит распределялся между всеми учащимися. Брайан не вдавался в подробности, насколько это было честно, но и не осуждал такого рода методы, Брат Лайн был заинтересован в результатах, и, вместе с ним, Брайан. Но что-то смущало. Его глаза застопорились на цифрах. Вдруг в этот момент в кабинет вошел Картер с пригоршней денег. Брайан общался с Картером с предельной осторожностью – тот был главой «Виджилса».
- Ладно, малыш, - сказал Картер, подбрасывая на стол деньги - монеты и купюры. - Здесь выручка. Продано семьдесят пять коробок, и это сто пятьдесят долларов. Посчитай.
- Ладно, - Брайан производил вычисления под бдительным взглядом Картера. Его пальцы дрожали, и он боялся где-нибудь ошибиться. Должно было выйти ровно сто пятьдесят.