Де Брюссо подлил себе вина:
– И, если бы мы не знали некоторых обстоятельств, решили бы, что девица Армана теперь тоже у Диониса.
Шанвер поморщился, а Мадлен, заметив это, шикнула на друга:
– Перестань! Это низко! Бедняжка Лузиньяк так старается выглядеть нормальным…
Тогда Арман зашвырнул в камин ближайшую бутылку и покинул столовую. Какая гадость! И низость!
К тому же о каком аппетите можно говорить в его состоянии? После ментального обряда Шанвера подкосила лихорадка. Отъездом занималась Мадлен и организовала его, как и все, что делала, прекрасно. Удобная карета, смена возниц, комфортные условия. «Нет, нет, милый, я тебя не оставлю. Твоя верная будет верна и в горе, и в радости». Арман болел всю дорогу и некоторое время по прибытии.
Дворец или, скорее, замок Делькамбр хозяином посещался нечасто. Здесь даже не было штата слуг, лишь древний автоматон по имени Грим. От пыли и сырости помещения защищали оватские заклинания и артефакты. Грим раскрыл для молодых людей несколько комнат северного крыла. Три спальни, гостиную, столовую, кабинет.
Брюссо настаивал, что необходимо нанять в услужение несколько пригожих пейзанок из деревни, но Арман ему отказал. Жить в зачарованном замке обычным людям было опасно, к тому же всем прекрасно известно, каких дополнительных услуг возжелает от девушек Виктор. Шанвер оживил еще пару автоматонов из кладовки, безликих и безымянных, в помощь Гриму, а друзьям предложил:
– Вам не обязательно быть здесь, со мной. Целый год свободы! Отправляйтесь ко двору.
Мадлен немедленно отказалась. Брюссо тоже, но после размышлений.
– Брось, Арман, мы не можем тебя вот так оставить.
Но им было скучно, в отличие от самого Шанвера.
Грим снял заклинания с дворцовой библиотеки, и Арман после завтрака отправлялся туда. На рассвете – тренировка в саду, иногда с друзьями в качестве спарринг-партнеров, после обеда – дневной сон и опять библиотека, ужин, прогулка. Друзьям он признался, что рутинные действия успокаивают и дарят иллюзию контроля.
– Ты все-таки решил вернуться в Заотар? – вздыхала Мадлен. – После всего, что там с тобой сделали?
Ей вторил Виктор:
– Брось, дружище, затребуй у канцелярии лазоревый диплом и начинай строить карьеру при дворе. Мы с Бофреман тебе поможем. Состояние Делькамбров и титул маркиза открывают великолепные возможности.
Шанвер качал головой:
– Я должен вернуться, должен опять стать сорбиром, доказать…
Кому и что он собирался доказывать, Арман оставлял на волю фантазии собеседников, многозначительно умолкая.
А еще его мучили кошмары – бессюжетные, полные боли.
Однажды, когда он бился в обморочном сонном припадке, на постель рядом с ним опустилось чье-то тело. Запахло мускусом. От этого аромата молодому человеку стало легче. Он обнял визитершу, зарылся лицом в густые волосы, прошептал:
– Ты опять со мной, моя драгоценная девочка…
«Девочка», кажется, надеялась на страстное продолжение объятий, но Арман остановил руку, оглаживающую его бедро, велел: «Спи!» и провалился в глубокий сон без сновидений.
Наутро Мадлен серебристо смеялась:
– Ты так кричал, милый. Вот я и пришла. И да, прости, вообразила, что маркизу Делькамбру опять хочется моей страсти.
Арман напрягся:
– Неужели, в то время, о котором я… забыл…?
– Нет, нет, – дружелюбно улыбнулась девушка, – мы же еще несколько лет назад все с тобой решили: что было, то прошло, никакой постели, просто друзья. В Заотаре, милый, сорбиру Шанверу было с кем безобразничать.
– Неужели? Расскажи.
– Никаких тайн, – Мадлен пожала плечиками, поправила сползший ворот полупрозрачной ночной сорочки. – Вы с Брюссо сражались за благосклонность кривляки-оватки. Шоколадница Катарина Гаррель.
– Шоколадница?
– О да. Малютка мечтает отправиться по стопам своей маменьки Шанталь. Помнишь подругу маркиза де Буйе? Гастон де Шариоль нам о ней рассказывал.
Арман кивнул:
– Гастона я бы с удовольствием забыл. Итак, мы сражались с Виктором?
– Не волнуйся, ты победил. Шоколадница не устояла перед кошелем, полным луидоров.
– И я увлекся столь корыстной девицей? – Шанвер приподнял брови.
– Увы, – Мадлен поднялась в постели, набросила на плечи его халат, завязала пояс на тонкой талии – мужской наряд ей шел. – Гаррель – та еще штучка, умеет изобразить как беспомощность, так и любовь. Великолепная актриса. Ты попался. А она… Знаешь, именно из-за ее доноса тебя подвергли наказанию. Предположу… осторожно и лишь штрихами, что она была в сговоре с Дионисом.
– Донос?
– Ах, милый. Подробностей никто не знает. Заотар умеет хранить тайны. Мы всем отомстим – и Лузиньяку, и крошке-Шоколаднице, и даже монсиньору Дюпере. У меня появились кое-какие мысли на этот счет. Достаточно будет анонимно сообщить в канцелярию его величества…
– Нет! – перебил невесту Арман. – Ректору никто мстить не будет.
– Как скажешь, милый.
Мадлен еще много всего рассказала о прошедших четырех месяцах, точнее, о семтомбре. Лето они провели не вместе, о нем невеста ничего не знала. Кажется, Шанвер проходил какое-то испытание. Успешно, это точно. Фамильяр! Арман добыл демонического помощника. Какого? Мадлен только вздыхала. Арман ей и Виктору фамильяра не показывал. Имя? У демонов есть имена?
Брюссо тоже говорил. Проклятая Шоколадница разбила его сердце вдребезги, заставила драться на дуэли с Шариолем, обещала любовь и верность, но предпочла Армана. Ну, разумеется, и здесь все решает презренный металл.
А потом в Делькамбр нанесло визит семейство Сент-Эмуров. Батюшка-герцог, мачеха, многочисленная свита и еще более многочисленные слуги. Несколько недель до конца октомбра в замке было шумно и бестолково. Арман скучал, его друзья, напротив, получали удовольствие от неожиданно свалившегося на них праздника.
Отец чудовищно постарел, мачеха подурнела, но в этом была повинна беременность. «Бедняга Пузатик, ему вынашивают замену», – сочувственно думал Арман, глядя на пока еще плоский живот герцогини.
Балор-отступник! Они отправили Эмери в академию? Ребенку десять лет! Ах, они уже об этом говорили? И как поживает виконт де Шанвер в стенах Заотара? Неплохо?
– Прости, – сокрушалась вечером Мадлен, – совершенно об этом забыла. Да, малыш стал оватом. Ты за ним присматривал. Что? Да как обычно, горы сладостей и вечные слезы.
– Это так похоже на Пузатика, – сказал с сентиментальной дрожью в голосе Арман. – Как я хочу его увидеть. Но это получится только через… Сколько? Десять месяцев?
Отчего-то эта цифра стала последней каплей. Арман замкнулся в себе, ни с кем не хотел разговаривать, даже не выходил из спальни, презрев обязанности хозяина. Мадлен из-за двери предлагала помощь, какие-то укрепляющие зелья или, напротив, возбуждающие. В зельях она разбиралась великолепно. Раньше Шанвер с удовольствиям ими пользовался. Но не теперь. Нет, зелий ему не требовалось, он желал страдать.
На прощание у Армана с отцом состоялась серьезная беседа. Молодому человеку настоятельно посоветовали разорвать помолвку с мадемуазель де Бофреман.
– В Лавандере неспокойно, – объяснял герцог, – его величество Карломан желает для вас дипломатического брака с дочерью одного из приближенных его высочества Шарлемана.
Молодой человек удивился.
– Шарлеман?
За давностью лет эта история почти покрылась мхом. Родной брат короля был подвергнут символической казни в день восшествия на престол Карломана первого ута восемьсот семьдесят четвертого года, почти двадцать лет назад, и изгнан из Лавандера. Причина? Попытка переворота. В ссылку с принцем отправилось несколько оставшихся ему верными дворян.
Герцог Сент-Эмур поморщился:
– Его величество решительно настроен вернуть ко двору брата и закрепить дружбу брачными узами наследников великих фамилий.
Арман холодно улыбнулся:
– Нисколько в этом не заинтересован.
– И сможете сообщить свое решение лично королю? Ах, маркиз, сын мой, бросьте ребячиться. Ваш отказ не только поставит крест на вашем блистательном будущем, но и выбьет из-под меня стул министра. Более того, вспомните о Делькамбрах. Ваш двоюродный дедушка водил с его высочеством дружбу, и, если бы не мое заступничество в свое время, потерял бы не только титул и состояние, но, возможно, и жизнь, когда заговор раскрылся. Делькамбров бы попросту не стало.
Дедовы пыльные интриги интересовали Шанвера еще меньше. Но покориться придется. Тут герцог прав. Арман – дворянин и исполнит волю короля. Помолвку с Мадлен нужно разорвать.
– С этим поторопитесь, – инструктировал сына герцог. – Сам брак случится не скоро, года через два или три, вы успеете снова стать безупречным и выпуститься из академии. Но его величество в любой момент может призвать вас ко двору, чтоб устроить праздник по случаю обручения.
Он еще много говорил. Опасность войны. Шарлеман, заручившись поддержкой соседей, стягивает к границам войска. Лавандер не готов. Дипломаты королевства выбиваются из сил, чтоб поправить положение. Дружба, братская любовь, забудем прошлые обиды… Может быть, Арману и не придется жениться на незнакомой мадемуазель. Ну, если все-таки разразится война. Но он должен быть готов.
Молодой человек рассеянно кивал. Лавандер не готов, а он должен. Великолепная перспектива.
– Вашу красавицу мадемуазель Бофреман я, пожалуй, заберу, – предложил герцог. – Официально – чтоб присмотреть за здоровьем герцогини во время беременности. Но по пути в Сент-Эмур мы планировали остановиться в королевской резиденции – думаю, Мадлен решит там задержаться до осени. Пусть развлечется бедняжка. И не забудьте дать ей денег. Отступные? Кажется, это называется именно так?
Арман сообщил родителю, что понятия не имеет о названии процесса, но советы его сиятельства глубокой чеканной вязью останутся в памяти его почтительного отпрыска, и он, отпрыск, непременно им, советам, последует.
Удивительно, как щедры советчики, распоряжаясь чужими деньгами. Последней фразы Арман, разумеется, не озвучил. Презренный металл. Какой счастье, что у Делькамбра его много.