Гаррель дружелюбно протянула ладонь:
– Нам нужно после поговорить.
«Непременно, милая, наедине», – подумал он, высокомерно цедя:
– О чем? Об удачной интриге Шоколадницы из Анси? О том, как она…
И тут их руки соприкоснулись. Баллор-отступник! Шанвера затянуло в какой-то мутный водоворот, дыхание перехватило. Истошный визг, оскаленная морда огромной крысы. Что за…? Натренированное тело стало действовать еще до того, как к нему подключился разум. Мага атакуют! Защита. Контратака.
– Кати!
– Не мешать! Она это заслужила!
– Пошел прочь, урод! Растлитель енотов! Прочь!
Голоса доносились со всех сторон, Арман пошатнулся, стал говорить. Фаблер, вязь из протяжных гласных, вплетение шипящих. Слова не главное, хотя «чудовищ-щная», «ощ-щутиш-шь». Хорошо.
Копье силы прошло сквозь позвоночник Катарины, устремляясь к центру, в котором скалило крысиную морду проклятие. Какая боль! Точно такую же сейчас испытывает девушка. Арман буквально плавился в этой боли, сгорал, возрождался, чтоб опять гореть. «Я буду умолять тебя о прощении, милая, все объясню…»
– Ты жестокая опасная тварь, Гаррель, бешеная… крыса…
Больше гортанных «р». Удар, монсиньор-р, Гар-р-р-р-рель…
Имена, два имени. Девидек ушел, никто не заметит. Имена!
– Клянусь, в следующем году в Заотаре не будет филидки Катарины Гаррель, не будь я Арман де Шанвер маркиз Делькамбр!
«Идиотская какая клятва, – думал он, прерывая рукопожатие, – придется теперь…» Впрочем, что придется, Арман так и не придумал. Главное, что проклятие снято.
– Мы с Шоколадницей закончили, господа. Где моя квадра огня?
Кати в порядке? Похоже, да. Бедняжке досталось, но другого выхода не было, к сожалению.
Самому Арману было крайне паршиво: боль, выброс силы, невозможность сплести минускул восстановления. Он выложился еще ночью, накладывая на Мадлен лечебные мудры, а сейчас выскреб себя полностью, без остатка. Когда его квадра прошла сквозь огненный портал, Шанвер отстал. Лузиньяк нашел его через несколько часов в одном из переходов обессиленно сидящим у стены.
– Что ты натворил с собой, дружище?
Признаваться, что опять колдовал над Катариной, Шанвер не собирался. Произошедшее теперь казалось ему нелепой глупостью. Он, болван, опять пошел по проторенной дорожке – спасать Шоколадницу, ничего ей не поясняя. Благородный рыцарь, только теперь не в белых одеждах.
– Пришлось всю ночь помогать мадемуазель Бофреман, – ответил он хриплым шепотом, – не рассчитал силы…
Дионис дальше не расспрашивал, сплел сложный минускул, прибавил напевный речитатив. Шанвер опять отметил, как возросло за год мастерство друга, и ощутил небольшой укол обиды. Стоило ему отлучиться, как Лузиньяк немедленно пошел в гору. Но когда колдовство завершилось, поблагодарил вполне искренне.
В дортуары возвращаться не хотелось, и молодые люди пошли куда глаза глядят, просто прогуливаясь, благо в Заотаре было великое множество красивых мест – например, зала Охотничьих трофеев с диковинными чучелами, расставленными у стен. Только вот тема беседы Арману никакого удовольствия не доставляла. Лузиньяк успел пообщаться с Мадлен и теперь ополчился на Катарину.
– Разъедаловка! Что это вообще за гадость?
Шанвер остановился у чучела огромного медведя:
– Оватское снадобье, что-то вроде кислоты, его используют, например, для прочистки сточных труб, или… Помнишь, когда мы изучали искусство осады, мастер-артефактор советовал разъедаловку для разрушения городских коммуникаций и облегчения подкопов?
Лузиньяк кивнул и поморщился:
– Какой кошмар! Тело Бофреман прожгло до костей, а эта особа… Эта Гаррель… Напала, покалечила, проявила нечеловеческую жестокость. Неужели преступление сойдет ей с рук? Нет, мы немедленно должны сообщить монсиньору…
Арман хотел возразить, но именно в этот момент около чучела соткалась из теней фигура ректора.
– О чем именно сообщить? – спросил Дюпере и смахнул с плеча нечто видимое только ему.
Дионис сбивчиво повторил свои обвинения. Начальство поморщилось и предложило студентам заниматься своими студенческими делами. Мадемуазель Гаррель уже наказана за неловкое обращение с опасными субстанциями, и если кто-нибудь из присутствующих здесь месье вздумает и дальше докучать этим мадемуазель, он, монсиньор, с удовольствием выдаст этим месье их лазоревые дипломы и отпустит господ в мир с миром.
– Да, Лузиньяк, – ректор посмотрел на рыжего, как будто читая его мысли. – Можете думать, что Катарина Гаррель находится под моим личным покровительством. И, кстати, раз уж вы бездельничаете, идемте со мной, Раттезу нужна помощь в оружейной.
Сорбиры ушли, оставив Армана в одиночестве. Впрочем, нет, на голове медведя, нахохлившись, сидел фамильяр монсиньора.
– Браво, Шанвер, – проклекотал демон с отчетливыми интонациями хозяина, – все четверо помеченных вами господ признались в работе на «королевский трибунал». Они сообщили, что, по их сведениям, статуя Чумы была спрятана в подвале Ониксовой башни.
– Была?
– Статуя разрушена. Месье Монд корпус сорбир обнаружил вчера в мусорной шахте обломки.
Арман ошеломленно тряхнул головой. Архидемон призван? И с кем-то слился? Нет, невозможно. Тогда бы от академии остались одни руины. Такая мощь, сила, злоба… Они в сюрте считали, что вся история с Чумой всего лишь ловкая мистификация, чтоб очернить ректора в глазах его величества, но статую доставили в Заотар. И, более того, она теперь расколота!
– Демона нашли? – спросил Шанвер.
– Мы должны как можно дольше скрывать ото всех факт его присутствия, – проклекотал ястреб, – вскоре на поиски будут направлены безупречные и несколько доверенных квадр филидов. Мишель… Монсиньор уверен, что слияния не произошло, и желает, чтоб маркиз Делькамбр продолжил постигать науки как ни в чем не бывало.
– Во славу Заотара, – ответил Арман ритуальной фразой.
И сокол улетел.
Слияния не произошло – невероятная удача. Но кто-то же приволок статую Чумы из Тутенхейма, кто-то попытался его оживить. Это мог быть только безупречный. И Шанверу предстоит выяснить имя предателя.
А пока…
Молодой человек обошел постамент с чучелом, привстал на цыпочки, заглядывая в стеклянные глаза зверя, пробормотал:
– Некая юная особа вчера исполнила невероятный фаблер, которого нам с тобой, дружище, раньше слышать не приходилось. Такое, знаешь, резкое стаккато, даже без голоса. Минуточку…
Он стал постукивать каблуком по паркету:
– Одна музыкальная фраза… Тук-тук, тук-тук-тук… Нет. Тук… Погоди… Балор-еретик!
Когда Шанверу наконец удалось повторить вчерашний фаблер Катарины, паркет под его ногами вздрогнул, и чучело медведя рухнуло с подставки.
– Что скажешь? – спросил Арман у поверженной туши. – Это явно ударная волна, боевое заклинание. Не филидское – то выглядело бы как двенадцатикомпонентная минускульная связка, а, пожалуй, сорбирское…
Его ребяческие кривляния пресек серебристый голосок.
– Информасьен. Шанвер, корпус филид, минус двадцать баллов за порчу академического имущества.
Арман поклонился, сочтя наказание справедливым, и стал самостоятельно возвращать чучело на его место.
Глава 13Настоящая магия
Наскоро попрощавшись с другом, я понеслась на занятие. Башня Перламутр, зала Шороха. Заблудиться я не боялась: со мной был «Свод» с подробнейшим планом академии. Портшез, переход, портал, еще один переход. К аудитории я подбежала до того, как мадам Информасьен провозгласила начало урока. Великолепно! Мне даже хватило времени успокоить дыхание и нацепить на нос очки. Не хотелось упустить ничего из лекции. Вошла в полукруглую залу-амфитеатр, заметила Деманже, машущую мне рукой, и без суеты заняла место подле подруги.
– Ты посмотри на это столпотворение! – шепнула Делфин. – Набились, как сельди в бочку. Это лекция для первого года обучения на лазоревой ступени, но полюбуйся…
Я обвела залу своим зорким взглядом сквозь стеклышки очков. Студенты, которым не хватило места, сидели в проходах на ступенях. Сколько знакомых лиц! Наши соседки по дортуару, уже взрослые филидки-выпускницы, толстушка дю Грас поигрывала лорнетом на золочёной ручке, как будто сидела в театре и ожидала появления на сцене полюбившегося актера. Бофреман тоже была здесь, и ее фрейлины, и ее жених. Забавно, Шанвер не надел лазоревой формы, и его темно-лиловый с серебристым шитьем камзол выделялся в толпе.
– Все пришли поглазеть на Девидека, – объяснил негромко Лазар. – Он пользуется успехом у дев Заотара.
Делфин подмигнула приятелю:
– А зачем явился ты?
Молодой человек покраснел, стал шуршать страницами «Свода», чтоб доказать, что лекция стоит в его учебном плане.
– Не трудись, – продолжала веселиться подруга, – мэтр Девидек, действительно, хорошенький.
«Хорошенький? – подумала я. – Лучше бы он оказался великолепным преподавателем минускула», и беседы не поддержала – тема мужелюбства, даже в комичном ключе, слишком меня расстраивала.
Девидек эффектно возник на возвышении за кафедрой с последними словами мадам Информасьен, объявившей начало урока. Дамы ахнули. Хорошенький? Я положила на узкую парту перед собой лист бумаги и перо. Ну да, не урод. Как и все сорбиры, высокий и физически развитый, длинные темные волосы, чуть смугловатое лицо, глаза светло-серые или голубые… Пожалуй, все-таки голубые.
Этими очами мэтр обвел аудиторию:
– Мудра как жест возникла в такой седой древности, что углубляться в нее мы не станем.
Простите? Перо в моей руке замерло. Отчего же не станем? Нам бы, может, именно этого и хотелось.
Девидек продолжал:
– Будем практиками, дамы и господа, а не замшелыми над фолиантами учеными старичками. Запомним, что каждая консона из нам известных…
Теорию учитель подал в очень сжатой форме. Все это я знала из других лекций. Мудра состоит из начертания, жеста и звука. Члены этого триумвирата никак между собою не соотносятся. Мы займемся пластикой, то есть жестом. Итак…