Делфин (а я ей, разумеется, обо всем рассказала) поддела носком туфельки бумажные конфети:
– Свидание? Как мило.
Подруга была раздражена, и причина крылась не во мне. Староста дю Ром нас опять оштрафовала за ненапудренные прически, а в списке дежурств, который Деманже в конце концов все-таки получила, ее имя красовалось напротив самых неприглядных работ. Вот и сейчас, после ужина, Делфин предстояла чистка сортиров.
– Хочешь, я сделаю это за тебя? – примирительно предложила я. – А ты взамен наколдуешь мне еще несколько кусочков мыла?
С мылом у меня была беда. То, что прислала матушка, почти закончилось, денег на новое не было, и… Ах, ну почему я так поздно спохватилась, когда у меня остались лишь обмылки? Существовала чудесная мудра удвоения, и если бы я воспользовалась ею при большем количестве запасов… Эх… Теперь мне приходилось увеличивать жалкие кусочки, а всем известно, что нечто не получается из ничего. Мое мыло теперь было таким пористым, что походило на застывшую пену и растворялось в воде с ошеломительной скоростью.
– Сама наколдуешь, – фыркнула подруга. – И начни, наконец, тратить свое золото!
Я знала, что Лазар с Мартеном уже подбросили Делфин идею сражаться за должность старосты, и дело пошло. Деманже вписала свое имя в список претендентов, и теперь ей нужно было исполнять все указания начальства. Политика, мнение общества и прочее в этом роде. Она знала, что делает, эта мадемуазель с малахитовым сердцем под лазоревыми одеждами.
И вот я сидела в спальне у туалетного столика, думала о проклятии и размножала мыло. Мудра роста была вышита на льняной салфетке, я установила по центру обмылок, коснулась пальцем знака «проснись» или «активность», ощутила вибрацию, развернула кусочек ровно на половину угла. Сорок пять градусов… Так вот откуда у меня в голове появился способ удвоить защиту на уроке минускула! Ну разумеется! Одной тайной меньше. Что же касается других… Проклятие годичной давности…
– Его мог наложить Арман?
– Не мог.
– Неужели?
– То проклятие развеялось артефактом Зеркало Истины! Да его вообще не было, этого заклинания. Лузиньяк же нам объяснил.
– Ну да. Кстати, рыжий отчего-то не спешит с нами объясниться на предмет своего мужелюбства.
– Еще не время, он придет. А пока…
– У нас есть сорбир Девидек и его обещание. Так, если не Шанвер, то кто? Бофреман на прощание?
– Не бьется! Мадлен на крыше башни не было, она не видела, что мэтр держал мою руку. Виктор де Брюссо?
– Этот недоучка?
– Месье Ловкач учил меня не судить о книге по обложке. Виктор… Нет, зайдем с другой стороны. Предмет. Я ничего никому не давала.
– Зато брала. У нас есть платок де Шанвера. Проклянем маркиза безумием в превентивных целях!
– Платок… Нет! Только в самом крайнем случае. И не безумие, а, например, покорность или заставим о нас забыть, не замечать.
– О! И каким же образом?
– Пусть Девидек покажет сам принцип таких проклятий, дальше можно будет экспериментировать самостоятельно. Любое действие, любой обряд раскладывается на простые составные части…
Я замерла, всплеснула руками, вскочила и вытряхнула на кровать содержимое портфеля. Мыло было забыто, до меня только что дошел принцип фаблера. «У-а-а-а-а…» Восходящие и нисходящие звуки – это откидные черточки консоны! Сорбирские песнопения – высшая точка, от нее снижение, опять подъем, пауза – крючок.
Опустившись на колени перед постелью, я записывала в конспект свои открытия. Так, а почему минускул Армана шел контрапунктом с его фаблером, когда маркиз спасал коварную Бофреман? Минуточку! Святой Партолон! Там, в умывальне, Шанвер плел сорбирское кружево?
– Этот человек опасен, нам нужно проклясть его первыми. Ступай к Девидеку, пусть научит.
Как сомнамбула, я вышла из спальни, побрела к портшезу.
Нет, нет, это невозможно, мне показалось. Колдовство Армана было филидским, ментальным. Платок? Какой платок?…
Дверца колонны раскрылась, мне навстречу из кабинки шагнул месье де Брюссо. Я посторонилась, шевалье поморщился:
– Ты меня преследуешь, Шоколадница?
– Чтоб ты провалился, – сказала я любезно. – Мы же сейчас свои желания озвучиваем? Твое не исполнится, значит и мое… увы…
Пальцы привычно ощутили серебро иглы, мудра «рост» вибрировала, ожидая подпитки. Нет, дорогой, перед тобой не прошлая Катарина Гаррель. В зеленоватых глазах Виктора без труда читался испуг. «Ну, давай, ничтожество! Обидь, уколи! Мы давно искали повода подраться!» Увы, он промолчал.
Я вошла в портшез, предусмотрительно постаравшись не оказаться к филиду спиной, сказала:
– Зеленый этаж, мадам Информасьен, будьте любезны.
И когда кабинка уже тронулась, изменила пункт назначения. Брюссо не нужно было знать, что я отправлялась в Ониксовую башню.
Расположение комнаты пыток я выяснила заранее, заглянув в «свод», поэтому заблудиться не опасалась. Свернула в переходе не налево, к помойной шахте, а направо, и вскоре оказалась перед сводчатом сырым помещением, отделенным от коридора не дверью даже, а ржавой решеткой.
– Мадемуазель видит в темноте? – раздалось негромко и зловеще.
«Чего?» Я поморгала. И вовсе не темно, вон в углу тлеет что-то гнилостно. Череп? Какой кошмар! Да и мох, которым поросли стены… Это называется флюоресценция – она, будучи темой эссе, подарила мне как-то двадцать призовых баллов.
– Простите? – пробормотала я, просто чтоб что-то сказать.
Для этих целей у меня целых два слова: «простите» и «неужели», второе к ситуации не подходило.
– Катарина Гаррель из Анси…
Нет, Девидек все-таки позер, даром что мэтр. За решеткой зажегся огонек, стал ярче, свет выхватил его четкий профиль, блеснул в волосах, стал распространяться по всей нише. Сорбир сидел за дощатым столом, был одет не в учительскую мантию и не в форменный, а в обычный камзол. Я присела в реверансе и поздоровалась. Уважаемый мэтр собирается заниматься со мною через решетку? Любопытное решение. В восточных султанатах именно так происходит общение мужчин с незамужними дамами, только там беседующим и смотреть друг на друга нельзя, ширмами отгораживаются. Однажды мы ставили пьесу из заграничной жизни, и там главная героиня, которую хотели выдать замуж за престарелого шейха, проделала в перегородке дырочку…
Зловещий скрип ржавого металла о камень прервал мои мысли, решетка сдвинулась.
– Входите, Катарина!
Я вошла, покосилась на пристенные стеллажи с кандалами, щипцами, цепями, кольями и прочей палаческой утварью, изобразила испуг. Видимо, именно этого от меня и ждали, Девидек негромко рассмеялся:
– Не бойтесь, мадемуазель, пытать вас я не намерен. Тем более, что о том, как использовать все эти предметы, знаю очень приблизительно.
Я присела на табурет, потрогала дощатые валики, прикрепленные к столешне:
– О коллекции у стен, месье, я тоже мало могу вам рассказать, но это, абсолютно точно, дыба.
Мэтр вопросительно икнул. Я улыбнулась:
– Смотрите, вот сюда наматывались веревки, которыми удерживались лодыжки и запястья объекта, валик вращался, – я повернула, дерево скрипнуло, сорбир вздрогнул, – веревки растягивали тело жертвы в противоположных направлениях.
Мы помолчали, было слышно, как где-то вдалеке капает вода. Зловещая какая атмосфера. Я не выдержала первой, захихикала:
– Ах, месье Девидек, неужели «введение в общую магию» вам читал не мэтр Оноре? Да он нам этих дыб показывал десятки!
Сорбир тоже рассмеялся:
– К счастью, нет.
Я немедленно спросила, кто тогда вел этот предмет, мне ответили, что мы здесь собрались не для того, чтоб предаваться воспоминаниям. «И не затем, чтоб пугать обстановкой молоденьких студенток», – подумала я, кивая.
Девидек отодвинул светильник, освобождая место на столе, то есть, как мы уже выяснили, на старой дыбе, я положила туда принесенный кусочек ткани, объяснила:
– Это условный носовой платок.
Марлевый квадратик откромсала мне от своих запасов Натали Бордело. Поразмыслив, что для тренировок нам понадобится нечто вообще обезличенное, никому не принадлежащее, я обратилась к подруге, и она достала из недр гардеробной залежавшийся рулон какой-то материи.
– Условный? – сорбир выдернул торчащую сбоку нитку, подул, отпуская ее в полет. – Великолепно! Итак, мадемуазель Гаррель, как именно, по вашему мнению, происходит филидское колдовство?
– Примерно так, как оватское? Только направлено оно не на неодушевленный предмет? – предположила я.
– Одушевленный… Вы знаете, что у каждого предмета есть нечто вроде «души», некая эманация, которую этот предмет впитывает от своего владельца?
Я кивнула, сорбир продолжил:
– Эманации происходят как через мысли, так и физическим образом, через телесные жидкости, как то кровь, пот, слюна, частички кожи или волос.
Это было любопытно, хотя, например, Купидон говорил мне, что вещи, предметы, сделанные руками человека или мага, уже получают частичку своего создателя – ту самую душевную эманацию. Но мы же сейчас о другом?
– Итак, – Девидек расправил «платок», – это наш объект. Первым делом мы должны найти на нем следы владельца.
Из-под его ладони на ткань стали расползаться извилистые серые дорожки. Нет, так не пойдет!
– Простите, мэтр. Какая именно мудра используется для поиска?
Он забрал руку. «Жидкость», «запах», «три».
– Почему именно «три»?
– Она работает как связка.
– А как вы их нанесли? Минускулом?
Ну, разумеется, минускулом, который я даже не заметила. Сорбиры это умели делать движением брови, шевелением пальца. Филидское соответствие было громоздким, как полноценный акробатический этюд. Его я, конечно же, попыталась исполнить под хихиканье мэтра.
– Ах, нет, Кати, никто так на самом деле не делает, достаточно будет консонанты.
– Чернилами? Водой?
– Да просто пальцем. Попробуйте. Добавьте еще, например, «волосы», но тогда связка не «три», а «четыре».
Тренировка проходила успешно, но из-за того, что тряпица была девственно чистой, результата своего колдовства я не видела.