– Можно, я туда плюну? – спросила я, покраснев. – У меня есть запасной платок.
На самом деле их было больше, чем два – Натали щедро поделилась запасами.
Девидек решил, что моя слюна не подойдет, потому что самопроклятия – вещи вообще немыслимые, и вытер тряпочкой испарину со своего лба. Влаги на ткани видно не было, зато, когда я исполнила поисковое заклинание, капельки пота замерцали голубыми искорками. Вуа-ля!
– Мы выяснили, что этот предмет именно тот, что нам нужен, – продолжал сорбир. – Следующий этап – перебрасывание связующей нити от предмета непосредственно к объекту проклятия. Используем консоны «ветер», «паутина», «лиловый»…
Семь мудр плюс связка «восемь». Пока ничего сложного.
– Простите, – спросила я. – А почему мы не используем мудру «нан»? Мэтр Мопетрю называл ее основным элементом связывания.
– В проклятиях, мадемуазель Гаррель, стараются избегать многозначности. «Нан» может сработать как связка, а может стать «трудностью» или «змеей».
– От чего это зависит?
Девидек, кажется обиделся, он засопел:
– Вы хотите научиться конкретному проклятию или собрались выслушать теоретическую лекцию на тему общей магии?
Смутившись, я покраснела, извинилась и решила поумерить любознательность. «Связующую нить» можно было изобразить знаками на платке, а можно исполнить очередной акробатический этюд. Да зачем он тогда вообще нужен, этот минускул, если филиды сами предпочитают простое буквенное начертание? Чтоб лазоревые считали себя выше оватов? Ах, еще был фаблер.
Благоговейно его прослушав, я вытаращилась на учителя:
– И все? Детская считалка?
– Простые решения – самые действенные, – усмехнулся Девидек. – Этот фаблер протяжный, обратите внимание на высоту гласных звуков.
Повторив считалочку несколько раз, я удостоилась похвалы.
– Начинайте перебрасывать мостик, Катарина. Мудрическая связка, фаблер… Плавно, одновременно. Чуточку силы… Вот… Хорошо…
Самого «мостика» видно не было, зато меня так потряхивало от магической вибрации, что я чуть не слетела с табурета.
– Довольно, – поморщился учитель. – Последняя часть. Сейчас, Кати, мы с вами связаны посредством этого вот предмета… – он показал на платок, – Момент для мага крайне опасный. По «мосту» может пройти проклятие в любом направлении.
О! Это было очень любопытно. Я замерла, чтоб ничего не упустить из объяснений.
– Мудрическая связка, лишающая объект разума, сама по себе несложная, с ней справится любой подмастерье. Запоминайте…
Мои губы бесшумно шевелились, повторяя за Девидеком бессмысленную, на первый взгляд, тарабарщину. Он вдруг замолчал, его губы растянула проказливая улыбка:
– А знаете что, мадемуазель Гаррель, мы попробуем по-другому. «Безумие» очень похоже на «заклятие нежной страсти», и именно им я попрошу вас сейчас воспользоваться.
Чудесная мысль! Честно говоря, я уже начинала испытывать опасения. А вдруг мэтра приложит так, что он не сможет мою атаку парировать, слетит с катушек, и монсиньор опять будет обзываться. «Два сорбира, Гаррель! – скажет он. – Вы Балор в юбке! Нет, два Балора!», и выгонит к… Балору из академии. «Заклятие нежной страсти» звучало гораздо безопаснее «безумия».
Другая тарабарщина действительно походила на первую, разница лишь в высоких нотах. Кажется, этот фаблер предназначался больше для дамского диапазона.
– Начинайте, – разрешил Девидек.
И я начала. Опять вибрация, но уже не столь мощная, в ушах звенело, грудь спазматически сжималась от недостатка воздуха.
«Нежная страсть ему, – думала я сварливо, – тоже, наверное, безумия боится. Ну конечно, после того, как Гаррель снесла печать с Дождевых врат… Чем я ни капельки не горжусь!»
– Довольно, – хрипло выдохнул Девидек.
– У меня получилось? – приподнявшись с табурета, я осмотрела мэтра.
– Более чем. В этот самый момент, мадемуазель, я готов бросить к вашим ногам все… весь мир.
Очи сорбира влажно и, кажется, призывно поблескивали, немного меня испугав. Он сжал в кулаке «платок»:
– А теперь я покажу вам, как противостоять филидскому проклятию.
«Вся внимание». Девидек медленно поднес лоскут к светильнику, поджег краешек, ткань неохотно загорелась, к потолку поднялась струйка дыма. В молчании мы смотрели, как исчезают в пламени результаты эксперимента.
Мэтр сдул с ладони пепел, посмотрел на меня, улыбнулся:
– Единственный способ, Катарина, это уничтожить предмет, связывающий вас с противником.
А потом он щелкнул пальцами и попросту исчез, эффектно растворился в воздухе.
«Это неправда! – думала я, возвращаясь из «пыточной» обратно в дортуары. – Способов уйма, только месье решил мне о них не рассказывать. Тогда зачем все это вообще было?»
– Неужели непонятно? Ты ему нравишься, Девидеку, он и решил проверить, настоящие его чувства или наколдованные. Его же наверняка этими «нежными страстями» по семь раз на неделю лазоревые мадемуазели атакуют.
– Он говорил, автор проклятия сам его снимает, если есть опасность… Стоп! Для «нежной страсти» не нужна личная вещь? Нет! Стоп! Нравлюсь?!
– Не нужна, девицы их плетут направо и налево, только с предметом заклятие, наверняка, помощнее действует.
– Нравлюсь?!
– Ну да, именно это сейчас главное! Давайте о молодых людях рассуждать. Какая разница, что он там себе напридумывал? У нас есть платок Шанвера и два заклинания на выбор.
– И нет коридора…
Святой Партолон! Кажется, в академии опять что-то перестраивали. Так и раньше бывало: то тут, то там возникали новые переходы, комнаты или вообще башни. Это не страшно, если под рукой есть «Свод законов и правил» со свежайшими схемами Заотара. Но сейчас «Свода» со мной не было.
Выйдя вместо фойе в нечто бесконечно-огромное, похожее одновременно на пещеру и лабиринт анфиладных комнат, я немного растерялась и разозлилась, последнее – не немного.
Если бы я Девидеку действительно нравилась, он бы меня не оставил в одиночестве бродить в подвалах Ониксовой башни. Хотя что с них, аристократов, возьмешь? Другой «почти влюбленный» и зачаровать пытался, и руку жег.
Кажется, о Шанвере я вспомнила абсолютно зря. Получилось как в народной пословице: «Не поминай волка, а то он придет к тебе на порог».
Глава 16Тот самый платок
Далекий желтоватый огонек, эхо голосов.
– За каким демоном, – говорил Лузиньяк, – ты снял с Шоколадницы это проклятие?
– Снял и снял. Жалко стало дурочку. Тем более, мы должны быть ей благодарны. Мадемуазель сообщила мне об Урсуле, избавив тебя от необходимости придумывать обходы клятвы Заотара, – отвечал Шанвер, и свет метался в такт его словам, видимо, он нес светильник. – К тому же, сам факт проклятия вот-вот могли обнаружить: перетасовка студентов, и любой сорбир, случайно прикоснувшись к Гаррель…
– Каким образом тебе это удалось?
Арман вздохнул:
– Филидским, дружище, другие мне не доступны. Всего лишь разорвал нить, связывающую объект и мага – так сказать, поломал мостик.
– Но Виктор говорит, Катарина визжала от боли.
– Внушение.
– Мадлен решила, что ты таким образом мстил за нее Шоколаднице.
– И прекрасно. Пусть и дальше так думает…
Они помолчали, под сводами раздавалось лишь эхо шагов, огонек приближался ко мне. Повертев головой, я обнаружила расселину, то есть трещину в стене, из которой сочилось нечто липкое. Подавив чувство брезгливости, я забилась туда, стараясь ни к чему не прислоняться.
– И когда ты понял? – спросил Лузиньяк.
Смысл вопроса ускользнул от меня, но не от Шанвера:
– Еще в Делькамбре – наши с тобой друзья слишком рьяно пытались тебя в моих глазах очернить.
– Болваны…
– Нет, Дионис, болван здесь только один: я долго не замечал, не хотел замечать…
– Ты слишком благороден.
– Нет, глуп.
Они еще некоторое время препирались, заставляя меня скрежетать зубами. Оба болваны! Немедленно говорите о чем-нибудь важном! Например, обо мне и филидском проклятии. Но, кажется, шевалье мою скромную особу важной темой не считали. О, да Шанвер теперь не доверяет не только своей невесте, но и Виктору де Брюссо? У него остался только один друг – Лузиньяк. Последнему это явно нравилось. Для окружающих все пока должно оставаться по-старому. Зачем? Я этого не понимала, в отличие от того же Диониса. Мадлен – жадна и глуповата, Брюссо – жаден и туп. Пошли воспоминания о неких событиях, происходивших с «блистательной четверкой». Обычные мужские сплетни. Я даже заскучала, тем более, что приятели вдруг решили сделать привал и уселись на сухой валун неподалеку от того места, где я пряталась. Какой кошмар! Между прочим, у меня затекли ноги и хотелось высморкаться. Я достала запасной «условный платок» и прижала его к носу. Аристократы продолжали дружески беседовать.
Они найдут фамильяра, вернут Арману способность плести сорбирское кружево. Пространство под Ониксовой башней изменил сам монсиньор. Тут я навострила ушки, но Лузиньяк стал невнятно булькать – видимо, из-за клятвы Заотара.
– Знаешь, что удивительно? – сменил он тему. – Гаррель я смог объяснить то, что не способен тебе.
Шанвер потребовал объяснений. Рыжий вздохнул.
– Вчера у библиотеки. Я был зол и не собирался исполнять приказ ректора не приближаться к мадемуазель убийце.
– Монсиньор не разбрасывается указаниями просто так – у него была причина.
– Это как раз понятно! Но, повторюсь, я был зол и мало себя контролировал. И Гаррель… Она умеет раскачать эмоции собеседника до крайних точек. Я вспылил и…
Лузиньяк, мне было его прекрасно видно из моего закутка, тряхнул головой, растерянно замолчал.
– Да, дружище, – Арман положил руку на плечо приятеля, – она это умеет. Что ж, тогда я просто расспрошу мадемуазель Катарину и узнаю все, что ты не мог сказать мне напрямую.
– Нет, то есть, да, прекрасная мысль. Но сейчас я о другом. Почему? Как? Кто вообще эта ансийская простолюдинка? Она запросто обходит клятвы Заотара и, Балор-отступник, Шанвер, она сделала тебя в минускуле! Академия гудит, эти слухи достигли даже Белых палат сорбиров. Девидек… Буль-буль…