– И когда ты понял? – спросил Лузиньяк после продолжительной паузы.
В его тоне слышалось радостное недоверие и облегчение. Арман улыбнулся:
– Еще в Делькамбре – наши с тобой друзья слишком рьяно пытались тебя в моих глазах очернить.
– Болваны…
Наконец они с Лузиньяком поговорили начистоту. Дионис действительно был ему другом, верным и единственным. Довольно давно он заметил, как Виктор с Мадлен используют их с Шанвером, и попытался уйти из-под их влияния. Казалось, что это удалось, особенно после сорбирского испытания, но, к несчастью, произошло то, что произошло, и на белой ступени он остался один, без Армана. Но ничего, фортуна обернется доброй стороной – они найдут фамильяра, вернут Арману способность плести сорбирское кружево.
Лузиньяк стал запинаться, вспомнил о клятве Заотара, и это направило его мысли в другом направлении.
– Знаешь, что удивительно? Гаррель я смог объяснить то, что не способен тебе. Вчера у библиотеки. Я был зол и не собирался исполнять приказ ректора не приближаться к мадемуазель убийце.
Убийце? Значит, Дионис полностью в байку о неловкости Мадлен не поверил. Жаль.
– Монсиньор не разбрасывается указаниями просто так – у него была причина, – ответил Арман.
– Это как раз понятно! Но, повторюсь, я был зол и мало себя контролировал. И Гаррель… Она умеет раскачать эмоции собеседника до крайних точек. Я вспылил и…
– Да, дружище, – Шанвер потрепал Лузиньяка по плечу, – она это умеет. Что ж, тогда я просто расспрошу мадемуазель Катарину и узнаю все, что ты не мог сказать мне напрямую.
– Нет, то есть, да, прекрасная мысль. Но сейчас я о другом. Почему? Как? Кто вообще эта ансийская простолюдинка? Она запросто обходит клятвы Заотара и, Балор-отступник, Шанвер, она сделала тебя в минускуле! Академия гудит, эти слухи достигли даже Белых палат сорбиров. Девидек…
Шанвер вздохнул:
– Не пытайся поведать мне о делах белого корпуса, Дионис. Загадки Катарины Гаррель раскроются своим чередом. А сейчас давай исполнять указания ректора, не забывая параллельно искать мою девочку, пока ее не обнаружил кто-то другой.
«Девочка мертва, Кати – боевой маг, но об этом я тебе пока рассказать не могу. Прости, дружище…»
Арман поднялся с камня, на котором они с Дионисом устроили привал, молодые люди пошли дальше, осматривая стены и петляя между нерукотворных оплывших колонн. В какой-то момент они разделись на два широких прохода, что заставило и сорбиров, один из которых был тайным, на время расстаться.
Что-то Шанвера тревожило, что-то не вполне явное. Гибель Урсулы? Да нет, его скорбь уже стала привычной, как хроническая болячка. Коварство мнимых друзей? Но и он, и Дионис смогут этому противостоять: предупрежден – значит, вооружен.
Катарина? Она явно заблудилась в подземелье после свидания с Девидеком. Балор-отступник! А ведь у них, действительно, было свидание. Запаха возбуждения девушки Арман не почуял, но это еще ни о чем не говорило. Мерзавец Шарль волочится за студенткой? О, как будто его что-то когда-то останавливало! Но Гаррель…
– Что Гаррель? Не такая? Как будто ты ее знаешь.
– Достаточно, чтоб быть уверенным, что на страсть своего преподавателя она не ответит, хотя бы из осторожности. Нет, я не ревную, не к Шарлю. Крыса!
– Что крыса?
– Почему, когда я снимал с Катарины проклятие, с той стороны моста меня поджидала оскаленная тварь?
– Предположим, ты именно так вообразил себе чужую магию. Спроси того, кто ее исполнял.
– Мадлен? Лучше обратиться за разъяснениями к самой Гаррель.
– Ты ищешь повод для встречи.
Арман тряхнул головой, пытаясь закончить нелепый внутренний монолог. Они с недавних пор стали привычными, эти беседы – скорее всего, таким образом разум тайного сорбира справлялся с утратой фамильяра. Он даже воображал, что один из голосов принадлежит его драгоценной девочке.
– Тогда я подкину тебе еще один повод, – промурлыкала воображаемая Урсула. – Бедняжка Шоколадница бродит в проклятых лабиринтах подземелий, брошенная на произвол судьбы сластолюбивым мэтром. Рыцарь Шанвер, ступай к ней, укажи дорогу, спаси.
Арман немедленно развернулся и длинными кошачьими скачками отправился спасать Катарину Гаррель.
Той, кажется, спасения вовсе не требовалось. Маркиза Делькамбра обозвали болваном, хотя, если начистоту, ему не стоило начинать разговор с обвинений и, тем более, так неслышно к девушке подкрадываться.
Шанвер едва удержался от того, чтоб не обнюхать Катарину с ног до головы – обошелся несколькими быстрыми вдохами. Да, она была с Девидеком, ничем эдаким не занималась, даже не держалась за руки. Свои открытия он немедленно озвучил.
Мадемуазель Гаррель вздохнула с видом умудренной жизнью матроны:
– Демонстрация нечеловеческого нюха должна натолкнуть на мысль, что ты меня сразу почуял и знал, кто стал невольным свидетелем вашего разговора с другом?
– Именно, – Шанвер обрадовался, и будь у него хвост, он бы им наверняка завилял.
– И сам разговор предназначался тоже мне?
Арман подумал, что излишне вошел в роль генеты, пригасил бурлящее в нем веселье:
– В некоторой мере.
Девушка опять вздохнула.
– Поняла. Что ж… Спасибо. Ты опять избавил меня от проклятия, на этот раз филидского. Честно говоря, твои, Шанвер, тайные игры в прекрасного принца несколько утомительны и приносят тебе одни неприятности. Неужели сложно сначала все объяснить?
Кати говорила, но Арман ее не слушал. Продавить? Подчистить память? Вот уж нет. Катарина на него не сердится! Она простила ему ужасную боль, которую он ей, не желая того, причинил. «Я не позволю тебя никому обидеть, найду предмет, через который Мадлен наложила проклятие и уничтожу его. Тайные игры в прекрасного принца? Они мне чрезвычайно нравятся, если моей тайной принцессой станет Катарина Гаррель».
Девушка замолчала, Шанвер решил, что она ждет ответа, стал что-то невпопад говорить. Но Катарина его перебила, выхватила из-за манжеты какой-то лоскут, прижала к груди молодого человека:
– Ну, конечно! Все так и было. Брюссо оцарапало ребра шпагой Гастона, я пыталась остановить кровь. Потом… я сбежала, а мой носовой платок остался… Ах, прости.
Итак, не Мадлен – проклятие наложил Виктор. Удивительное для него мастерство. Брюссо, шалопай, попытавшийся в первые дни учебы очаровать ансийскую простушку. Но почему он выбрал заклятие безумия?
Шанвер вспомнил, как все было, даже ощутил ледяной ветер филидской галереи, на которой происходили события. Виктор поцеловал Катарину, и сейчас она об этом умалчивает.
Ароматы страсти и сандала заставили кровь быстрее бежать по телу. Шанвер обнял девушку:
– И почему же ты сбежала? Напомни.
– Спроси у Виктора.
Виктор… А должен был он, Арман. Никто, кроме.
Он придержал девичий затылок, заставляя ее запрокинуть голову.
– Так?
Шанвер предвкушал поцелуй, он помнил вкус этих губ, чувствовал исходящий от девушки жар. Отойти в тень? Нет. Он хочет быть с ней, даже если сгорит в ее свете. Сейчас.
Но им помешали. С одной стороны мадемуазель Гаррель призывал мэтр Девидек, с другой – Армана звал Лузиньяк.
Проклятье!
Он не мог просто так отступить, одним длинным прыжком нагнал успевшую отойти девушку, сгреб в объятия и…
Как сладко, боги, как жарко! До судорог, до боли. Она его хочет, точно так же плавится от страсти, Кати не позволяет себя целовать, не слабеет в его руках – нет, жадно, требовательно берет все, что может ей предложить мужское тело. Арман почти обезумел:
– Хочу… моя… никому не отдам…
Он почувствовал затылком чужой внимательный взгляд, пришлось отстраниться:
– Завтра, Катарина Гаррель, ты отправишься со мной, куда я укажу, без возражений и уверток.
– Чего? – девушка тяжело, со всхлипами дышала, белоснежные локоны прически подпрыгивали в такт дыханию.
– Нам нужно остаться наедине. Разговор, долгий и серьезный.
– Разговор? – хорошенькое личико скривилось в разочарованной гримаске.
Боевого мага лишили сладкого? Шанверу это было прекрасно знакомо, он улыбнулся:
– Маркиз Делькамбр не какой-то там вертопрах, он позволит себе отдаться мадемуазель только после объяснений и клятв с ее стороны.
И, мысленно похохатывая, Шанвер отправился к Лузиньяку. Все великолепно, а завтра будет еще лучше. Он поговорит с Катариной Гаррель начистоту, объяснит то, что она пока не осознает. «Ты – безупречный маг, милая, – скажет он, – тебя избрал сам святой Таранис Повелитель Молний, поэтому ты без труда разрушила печать Дождевых врат, можешь слышать фамильяров, и клятвы Заотара в беседах с сорбирами на тебя не действуют. Фаблер-стаккато…». Арман тряхнул головой. Эта новость Кати не обрадует: она уверена, что Бофреман сама вылила на себя разъедаловку. Но и об этом девушке нужно будет рассказать, и не только ей. Монсиньора Дюпере также необходимо поставить в известность. Личный фаблер – дар безупречности, один из элементов сорбирского испытания.
Затылком Шанвер все так же чувствовал чужой взгляд – наблюдатель смещался, следуя за молодым человеком. Кто? Никаких посторонних запахов. Значит, не человек – фамильяр. Арман остановился, негромко позвал Диониса, чтоб получить возможность осмотреться по сторонам. За ним наблюдали с вершины одной из оплывших колонн. Птица, никому больше туда не взобраться. Филин или ястреб? Девидек или монсиньор? Возможность того, что демон может оказаться осиным роем Леруа, Шанвер исключил: в этом случае он слышал бы жужжание насекомых. Он мог заставить фамильяра явить телесность, но делать этого не пришлось. Через мгновение его взгляд уже встретился со взглядом прозрачно-серых, не похожих на птичьи, глаз бурого степного орла. Арман замер: этот демон не принадлежал Заотару, его звали Лелю, и владел им король Лавандера Карломан Длинноволосый.
Птица немного помедлила, взмахнула крыльями, взлетела, описала полукруг под низким сводом пещеры и растворилась в тенях.
«Нужно предупредить монсиньора», – подумал Шанвер.