– Все образуется со временем, – философски вздыхал Гонза, – рано или поздно, так или иначе.
Он каждый день уходил куда-то по своим крысиным делам, но ночевал всегда в моей постели, устроив себе норку внутри запасной подушки. Делфин, не будь она так увлеченной играми в политику, могла с десяток раз обнаружить моего фамильяра. Это меня тревожило – не политика, а опасность раскрытия тайны. Раз Гонза не мог, подобно другим сорбирским демонам, растворяться в пространстве, его нужно было легализовать, придать официальный статус.
Еще одна проблема в довесок к прочим. И ко всему, в академии происходило что-то непонятное – студентам ничего не сообщали, поэтому слухи курсировали самые зловещие. Ректор болен или вообще мертв, монсиньора Дюпере никто не видел уже несколько недель. Зато мадам Арамис скандалила с Картаном, кто-то заметил в коридоре при канцелярии автоматонов, переносящих нечто громоздкое – наверняка, оружие. Мэтр Раттез – наставник безупречных – запер сорбиров в Белых палатах, не выпускает их даже в столовую. Из башни Живой натуры слышали истошные вопли, мэтр Гляссе абсолютно точно вырастил боевого гомункула и скоро заставит чудовище тренироваться с отрядом «стихии».
Последний слух был самым нелепым и оттого наиболее стойким. Лично я в него не верила. Но именно он натолкнул меня на мысль, как решить одну из наших проблем, самую неотложную. Оват Боше, любимый ученик преподавателя биологии, свидание с которым мне организовала Натали Бордело, выслушал меня со вниманием, потер родимое пятно над бровью, пожевал губами:
– Идея неплохая, Кати – пожалуй, мэтр ее поддержит. Он давно жалуется на недостаток исследовательского материала.
Боше пересек тот рубеж, что отделяет подростка от юноши, голос его постоянно то срывался на визг, то опускался в гулкий басовый тембр. Это было забавно настолько, что приходилось прилагать усилия, чтоб не хихикать.
– От мэтра Гляссе потребуется лишь поставить подпись под прошением, – я протянула овату лист бумаги, – здесь все изложено по пунктам, смотри.
Текст мы составили вместе с Гонзой, для чего проштудировали не только «Свод законов и правил Заотара», но и десяток других фолиантов из библиотеки.
Боше углубился в чтение, а я, заглядывая ему через плечо, поясняла:
– Введение. Запрет на содержание домашних животных в стенах академии законом не является – он, скорее, дань традиции.
– И предосторожность, – возразил оват. – Обычные звери трансформируются в Заотаре под действием его магии.
– Об этом дальше, смотри, там отделено абзацами: аргумент, контраргумент. Возможность изучения трансформаций…
Парень кивал и даже несколько раз улыбнулся:
– Только тех, кто уже обитает в Заотаре?
– Да, это уже произошло, не умерщвлять же этих несчастных созданий. К тому же, студенты перестанут прятать их в дортуарах, опасаясь проверок старост, и смогут обеспечить подобающий уход.
Глаза Боше мечтательно затуманились:
– Будет ли это касаться также серых крыс и… например, тараканов?
«У нас есть тараканы?», – мои плечи брезгливо передернулись, но я с улыбкой закивала:
– Всех созданий натуры, разумеется – видишь, эта фраза в прошении дважды подчеркнута.
Окрыленный Боше отправился к своему учителю, и уже к концу недели Натали за обедом передала мне подписанное мэтром Гляссе прошение, я же, в свою очередь, отнесла его в канцелярию секретарю мэтру Картану.
Гонза, которого вопрос месье Боше о крысах очень возбудил, устроил вылазку в оватские дортуары, а после, хихикая и закрывая глаза, рассказывал о результатах:
– Этот любитель животных дрессирует целый отряд грызунов, а тараканы… Кати! На зеленом этаже проводятся тараканьи бега с тотализатором и ставками! Боше в лепешку расшибется, но заставит своего мэтра поддержать прошение.
Нам оставалось ждать конца септомбра и решения, которое огласят во время ученического совета. Но не бездействовать, есть вторая проблема: Виктор де Брюссо и мой платок.
– В принципе, – размышлял фамильяр, свернувшись калачиком на подушке, – можем вообще пустить все на самотек. Ну, попробует этот мерзавец опять наложить проклятие пожалуешься ректору или Девидеку.
– Сорбир как раз и предостерегал меня от жалоб, – напомнила я.
В разговоре принимала участие также Натали Бордело, она вообще последнее время к нам в гости зачастила. Нет, я не возражала, наоборот. Они здорово подружились с Гонзой, перешли на «ты», и именно крысенышу наша кокетка поверяла сердечные тайны: она отчаянно флиртовала с Лазаром, а я, каюсь, слушать об этом уже не могла.
Сейчас девушка возмущенно фыркнула:
– На самотек? Пожаловаться? Да это немедленно покажет слабость Катарины. Она просто обязана поставить Брюссо на место!
– Ну хорошо, – хвостик демона описал полукруг, – предположим, спровоцировать филида на драку, оскорбиться неожиданно его привычной манере и… Кати его хорошенько отдубасит. Можно еще, например, авансом выдавить Брюссо один глаз и потребовать свою вещь под угрозой потери второго.
– Отдубасить? Выдавить глаза? Гаррель – девушка, это чудовищно.
– Так предложи что-нибудь более женское.
Они помолчали, сопя и обмениваясь кинжальными взглядами, а я, заскучав, достала из портфеля конспекты и, устроившись в кресле с ногами, стала повторять новые мудры: мэтр Мопетрю требовал от нас постоянного заучивания. Натали легла на мою кровать, разделив подушку с Гонзой:
– Женский план должен быть коварен…
Я заткнула пальцами уши, чтоб не отвлекаться, но до меня все равно доносились хихиканье и гул голосов. Скорее бы Делфин вернулась, что ли? Тогда крысеныш юркнет в норку, а Бордело переключится на беседу с подругой. Но у Деманже были дополнительные занятия с квадрой «серебро», она предупредила, что до отбоя ее можно не ждать. Любопытно, но каждый из отрядов, будь то «флора» или «фауна», «стихии» или «металлы», другим о своих занятиях не распространялся: так, общие расплывчатые фразы. Я знала, что в «металлах» почти сплошь оваты, ни одного первогодка, и с ними занимается почему-то не ответственный за физическую гармонию мэтр Девидек, а мэтр Раттез, наставник сорбиров. Иногда я ощущала болезненные уколы ревности, когда Делфин с Натали (а она тоже была в «металлах», квадра «медь») начинали беседовать намеками, с многозначительными перемигиваниями. Впрочем, я с Лазаром и Мартеном вела себя примерно так же. Ну разве интересно будет подругам слышать, как «вода» отрабатывала атакующую связку в полете, для чего требовалось молниеносно сплести минускул воздушной поддержки, а Мартен, перепутав право с лево…
Хихикнув воспоминаниям, я тряхнула головой и опять попыталась углубиться в конспект.
– Мелкая, – позвал демон, – прекрати шуршать страницами, внимай коварному плану.
Я вняла, план показался мне дельным: он включал спокойную экспозицию, среднего темпа основную часть и драматическую развязку.
– Хватит ли Кати актерских способностей? – спросила Натали с обидным сомнением в голосе. – Она такая простушка…
– Эту простушку, дорогая, произвела на свет величайшая актриса Лавандера мадам Шанталь! – высокомерно сообщила я. – Дива Шанталь. Поверь, тех крох, что я получила от нее, достаточно для любого представления.
Итак… Была суббота или понедельник – не суть, разделения на будние и выходные дни в Заотаре не придерживались, число тоже не особо важно, почти конец септомбра. Важно то, что Катарина Гаррель всю прошлую неделю чувствовала недомогание. Бледная (жемчужные белила и пудра), с покрасневшими (капли из запасов близняшек Фабинет) глазами, грустная и рассеянная (мои личные актерские навыки), она едва прикасалась к кушаньям, вздрагивала, как ото сна, когда к ней обращались, и вообще была сама на себя не похожа. Ее друзья были удивлены и встревожены. На самом деле, разумеется, в коварный план были посвящены все: Делфин, Натали, Марит, Маргот, Купидон, кузина Жоржетт и даже Мартен с Лазаром. Последние очень правдоподобно недоумевали по поводу ошибок ошибок, которые я стала допускать на тренировках.
– Да что с тобой вообще происходит, Гаррель? – ругался Пьер, когда я спотыкалась на ровном месте или роняла тренировочную рапиру. – Влюбилась, что ли?
«Влюбилась! Шоколадница влюбилась! – шуршали в уголках. – В кого? Кто этот шевалье, что заставил страдать ансийскую забияку?»
Кузина Жоржетт напускала туману, многозначительно закатывала глаза. Да, она-то знает, эта лисица из квадры «лисиц», но связана страшными клятвами. Имеющий глаза да увидит, господа, все вполне на поверхности.
И они, эти глаза, наблюдали за мной неотрывно. Кто же? Кто?
После утренней тренировки в зале Физической гармонии я подошла к Виктору де Брюссо. Мэтр Девидек заставил нас попотеть, и серебристая шевелюра аристократа выглядела сейчас темно-серой.
– Нам нужно поговорить, – голос мой дрогнул от чувств, – пожалуйста.
Брюссо посмотрел на меня, я потупилась. Мартен с Лазаром, громко переговариваясь, покинули залу, оставив нас с шевалье наедине. Я молчала, чувствуя кожей, как по ней шарит взгляд собеседника. Пауза стала многозначительной, затем томительной, но еще до того, как она превратилась бы в нелепую, я коротенько вздохнула и подняла взгляд:
– Виктор… – он вздрогнул от нежности обращения, а я повторила: – Виктор де Брюссо корпус филид, в прошлом году вы наложили на меня заклятие нежной страсти…
Всхлип, мадемуазель не в силах продолжать, она не справилась с чувствами.
Пока все шло хорошо. Шевалье недоуменно таращился, хотел переспросить: «Нежной страсти?», но не стал. «Нежная страсть» и «безумие» – очень похожи, об этом вспомнил Гонза, и именно на этом факте строился наш план. Брюссо не слишком умелый маг, он вполне мог ошибиться. Вот и сейчас он начал в себе сомневаться. Великолепно.
Задышав приоткрытым ртом, я сморгнула набежавшие слезы. Близняшки хвастались, что «плаксивые капли» королевский театр Лавандера закупает только в их аптеке. Полезное зелье, крайне полезное…
Брюссо поморщился – видимо, женские слезы его нисколько не впечатляли: