– Клянусь, Монд, – сказал Лузиньяк, – я пожалуюсь на тебя монсиньору.
– И окажешься в дураках! Никто не покушается на фамильяра твоего драгоценного Шанвера.
– Где генета, Монд?
– А мне почем знать? Может, сдохла без подпитки своего хозяина, а может, нашла себе кого-нибудь другого.
– Это невозможно.
– Ты-то почему в этом уверен, Лузиньяк? Кажется, у тебя личного демона пока нет?
– Пока, – протянул Дионис, – впрочем, как и у тебя.
На мгновение мне показалось, что внизу сейчас начнется обыкновенная драка, но сорбиры помолчали, громко сопя, и рук распускать не стали. Монд, фыркнув напоследок, стал спускаться по лестнице, Лузиньяк пошел наверх. Я едва успела присесть за перегородкой. Дионис меня не заметил – его рыжая макушка мелькала между колоннами, пока не скрылась вдалеке. Но это, оказалось, еще не конец.
– Мальчики ищут демона по имени Урсула, мой лорд?
Похожий на птичий клекот голос заставил меня замереть в неудобной позе. Птицы я не видела, ответа «лорда» не услыхала.
– Да, я помню, наш интерес другой – чума… Нет, никаких следов… Наверняка, я смогу ощутить присутствие этого демона в день призыва… Что?… Хорошо, я присмотрю за поисками…
Крылатая тень отделилась от ближайшей колонны, понеслась в сторону, где скрылся Лузиньяк. Это чей-то фамильяр? Монсиньора? И он меня не заметил? Это странно? Ответов не было. А вот если бы мадемуазель Гаррель корпус филид сегодня внимательно слушала лекцию мэтра Гляссе, они бы точно нашлись.
Пообещав себе, что как можно скорее перечитаю конспект, я разогнулась и побрела к мусорной шахте. Мешок беззвучно исчез в ее глубине, и завтра он, пустой и чистый, окажется в хозяйственной кладовой, готовый к повторному использованию. Удобно.
На обратном пути все мои мысли были заняты фамильярами. Итак, Урсула пропала. Это тревожит Лузиньяка. Он надеялся на воссоединение Шанвера с его демоном? Арман и сам этого хочет? Чего хочу я? Да ровным счетом ничего, это не мое дело. Брось, Кати, как раз твое. Это же благодаря тебе Шанвера разжаловали? Именно поэтому крошечная иголочка вины до сих пор терзает твое сердце. Да, Шанвер тебя заколдовал, его за это наказали, но ты же умная девушка, способная сложить два и два. Правда? Первое: ты воображала, что украла луидоры из спальни Бофреман под действием заклятия. Ты ошибалась. Коварная Мадлен хотела тебя подставить и сама подложила деньги в твой гардероб. Значит, заклятие ни при чем. Сомнамбулизм? Будь с собой честна: он никуда не делся. Приступы стали гораздо реже, но ты до сих пор раз в несколько месяцев бродишь во сне. Если бы дело было в проклятии, все закончилось бы под чарами Зеркала Истины. Да, Зеркало признало вину Армана, но… «Вы наложили на мадемуазель Катарину Гаррель сорбирское заклятие высшего порядка с целью подчинения, либо защиты, либо еще с какой-нибудь целью?.. Это правда…» То есть артефакт безупречных подтвердил заклинание, не разъяснив ни его вид, ни причину наложения. А что, если…
Я фыркнула и тряхнула головой.
Брось, Кати. Что «если»? Арман де Шанвер маркиз Делькамбр никогда не желал тебе хорошего, и наверняка его колдовство было любовным или подчиняющим, но теперь ты этого не узнаешь. Шанвера лишили памяти и… И воссоединение с фамильяром может ему эту память вернуть.
– Лазоревый этаж, мадам Информасьен, будьте любезны, – проговорила я, сев на скамейку в портшезе.
Пожалуй, мне бы хотелось, чтоб к Арману вернулась память – хотя бы для того, чтобы расставить все точки над «i». Только все, о чем могла, я маркизу уже рассказала. И, кстати, этой драгоценной откровенности он абсолютно не заслуживает. Только вернулся в академию – немедленно принялся меня преследовать. Представив, чем могла бы обернуться наша вчерашняя стычка в алькове галереи, я зябко передернула плечами.
– Лазоревый этаж, – сообщила дама-призрак.
Поблагодарив ее, я вышла в фойе.
Если бы не мои иглы… Ох!
– Ну, наконец, – протянул Арман де Шанвер, отделяясь от портшезной колонны. – Битый час тебя жду.
Напрягшись, я собралась бежать. Куда? Да куда угодно!
– Не бойся, – аристократ поднял руки, будто демонстрируя, что оружия у него нет, – обещаю… Да погоди! Ай!
Это я укусила руку, которой он схватил меня за плечо. Второе «ай!» воспоследовало после резкого удара по колену. Я целила в пах, но промахнулась. Третье… Третьего не было, меня довольно быстро обезвредили, прижав запястья к колонне над головой, а когда я попыталась пинаться, еще и вжали всем телом, выдавив воздух из груди.
– Не дергайся, – приказал мерзавец хрипло, – обещаю не колдовать и… Ты что делаешь?
Чтоб рассмотреть, Арману пришлось немного от меня отстраниться, и я с облегчением выплюнула лоскуты, в которые превратилась его манишка. Что я делала? Пыталась прокусить ткань и добраться до яремной вены, разумеется.
Шанвер хихикнул:
– Недаром говорят, что Шоколадница из Анси опасней дикой кошки.
– Кто говорит? – заинтересовалась я, рисуя каблуком на мраморе пола мудру «лед». Если мужчина поскользнется, у меня будет шанс его свалить.
– Все говорят.
Консона не замкнулась, я не чувствовала нужной вибрации. А так? Если не «лед», а, например, «вода» и «холод»? Они гораздо сложнее в исполнении. Нужно тянуть время.
– Что еще говорят? – спросила я почти светски.
– Есть мнение, – голос аристократа стал совсем уж хриплым, – что мадемуазель Гаррель излишне распыляется в стремлении добиться успехов в учебе, и если бы она выбрала лишь одно направление, ее магия была бы получше.
Он замолчал, видимо, почувствовав движение моей ноги. Проклятье! Нет, не смотри на пол!
– Неужели? – изобразила я кокетство.
Шанвер поморщился:
– Не нужно со мной играть. Я этого мнения не разделяю. Вчера ты великолепно противостояла ментальной магии. Нетривиальное решение: иглы-заглушки из серебра с оватской насечкой… Прекрати елозить, я понял, что ты сейчас делаешь.
– Неужели?
– Мудры «вода» и «холод», а до этого был «лед». Еще раз скажешь «неужели», и клянусь…
Я уже вытягивала шею, чтоб рассмотреть мрамор фойе и вздрогнула, когда Арман подул на локон моей прически.
– Все, Катарина, мир, – аристократ отступил, широко шагнув, чтоб не поскользнуться на блестящем пятачке. – И в качестве демонстрации дружеских намерений…
Закончить фразы он не успел, потому что я, попытавшись сбежать, как раз поскользнулась и расшиблась бы, если бы руки Армана меня не успели подхватить.
Какой позор! Отчаянно покраснев, я отстранилась – сил на драку не осталось абсолютно. Позорище!
– Держи, – Шанвер протянул мне носовой платок, в который были вколоты двенадцать серебряных иголок. – Мир? Платок можешь не возвращать, пусть он послужит залогом.
– Мне не нужны твои личные вещи, – сказала я, вытягивая булавки и возвращая их в футлярчик. – Чего ты от меня хочешь?
– Сотрудничества, Гаррель, и помощи.
– И в чем же они заключаются?
Я вертела в руках платок. Среди филидов такой подарок дорогого стоил: менталисты могли наводить через личные вещи любые заклятия на их владельцев. Отдав мне этот шелковый лоскут, Шанвер как бы демонстрировал искренность своих намерений. Вот только в филидскую искренность я давно уже не верила.
Арман пожал плечами:
– Мне нужна моя память, Катарина. Мне кажется, что именно ты можешь мне помочь с ее возвращением.
– Неужели?
Он поморщился:
– Это слово ты повторяешь, когда тебе нечего сказать. Да, ты. Вчера, когда мы оказались наедине… Я прошу немного – всего лишь повторить все наши с тобой прошлогодние встречи во всех подробностях.
Мне в лицо опять бросилась краска от воспоминаний о подробностях. Во всех? Ох!
Шанвер, кажется, не обратив внимания на мое состояние, продолжал:
– То, что о тебе говорят в академии, мне абсолютно безразлично, твои цели и планы не интересны, но я помогу тебе с ними. Что еще? Деньги?
– К слову, о деньгах, – вспомнила я, – немедленно изволь забрать у меня свой кошель с золотом.
– Балор-отступник! – фыркнул Арман. – Ты до сих пор хранишь этот… Мадлен говорила…
Я перебила:
– Там сорок девять луидоров, один… Буду должна! Уж не знаю, что тебе рассказала невеста…
Наш изобилующий паузами диалог прервался, когда из северного коридора мне послышался девичий вскрик. Деманже! Разъедаловка! Делфин пролила эту гадость?
Я бросилась к умывальням. Нет, дело было в чем-то другом. У дверей дежурили дю Ром с Пажо. Особо с ними не задержавшись (одной наступила на ногу, другую пребольно ущипнула за рыхлый бок), ворвалась я в помещение.
Мадлен де Бофреман, обнаженная и прекрасная, широко улыбнулась и щелкнула ножницами, которые держала в руках. Какой кошмар! Делфин сидела на полу между умывальниками, скрючившись в позе зародыша, а волосы, лишенные шпилек, укрывали ее фигуру белоснежной копной. Девушка явно находилась под действием ментального заклятия.
Замерев, я нащупала за поясом иглы. Серые глаза Бофреман остановились на платке, который я держала в другой руке, и она протянула:
– Шоколадница Гаррель…
– Мадлен, там Арман, – задыхаясь, выпалила Пажо, вошедшая сразу за мной.
Я только успела нащупать мудру «роста», высеченную на игле, а Бофреман уже действовала.
Она отшвырнула ножницы, схватила сосуд с «разъедаловкой» и очень быстро перевернула его на себя с истошным криком:
– Нет, Гаррель! Нет!
Мы с Пажо заорали. Мне стало дурно. Кошмарное зрелище распадающейся плоти, белые кости под красным мясом. Сосуд покатился по полу, разбрызгивая ядовитую субстанцию, я кинулась к Делфин, потащила ее наружу. В дверях стоял Шанвер – я его оттолкнула. То есть попыталась, но, не преуспев, бросилась к душевым. К счастью, Деманже переставляла ноги самостоятельно.
Находясь в относительной безопасности, за порогом смежного помещения, мы с Делфин наблюдали мощное колдовство. Арман де Шанвер был великолепен. Плавным минускулом он сорвал все краны, наполнив пространство водяным вихрем, а, когда поток прекратился, запел. Ему никто не помогал. Бофеман, понятно, корчилась от боли в ошметках своей плоти, а фрейлины ее предпочли подглядывать из коридора.