– На самом деле… – начала я импровизированную проповедь о добродетели.
– Святые покровители, Натали! – ахнули близняшки, синхронно всплеснув руками.
Мадемуазель Бордело сотрясалась от рыданий, стоя на пороге, попыталась закрыть дверь, но ее руки были заняты какими-то пакетами. Близняшки подскочили помочь. Маргот схватила пакеты, Марит захлопнула створку, и Натали добрела до кресла, рухнула в него, съежилась, прикрыв лицо ладонями.
– Что случилось?
– Наверное, Гастон ее чем-то обидел, – объяснили близняшки, шурша оберточной бумагой. – Он ждал нас у Северного коридора, чтоб принести мадемуазель Бордело извинения.
Мадемуазель Бордело визгливым голосом сообщила, куда виконт де Шариоль может засунуть свои извинения и свои подарки. Бархотка на шее девушки съехала вниз, открывая лиловый синяк на коже. След поцелуя?
Фабинет повизгивали как щеночки, восхищаясь подарками, а я приблизилась к креслу, опустилась на колени и взяла Натали за руку:
– Расскажи.
Девушка всхлипнула:
– Он извинился, действительно извинился.
– Ах, Кати, – позвала Маргот, – один из подарков предназначается тебе. Чудесные сафьяновые портфели!
Девочка выбежала в центр комнаты, размахивая руками – в одной она держала ярко-красный портфель, в другой – лазоревый. Действительно, прекрасная тонкая кожа, позолота, тиснение.
– Фабинет, корпус оват, – велела я учительским тоном, – Марит, Маргот, выйдите в сад.
Близняшки не обиделись, даже захихикали – моя невольная рифма их позабавила.
– Продолжай, – обратилась я к Натали, когда они удалились.
– Ах, Гаррель, – тяжело вздохнула девушка. – Я совершила глупость и только себя должна винить в своем теперешнем положении. Гастон был любезен – я имею в виду, сегодня. Просил прощения, просил передать тебе о его глубочайшем раскаянии. Но, как только я приняла подарки, его манеры разительно изменились.
– Ты не должна была их брать, лишь удовлетвориться или не удовлетвориться устными извинениями.
– Я знаю! Знаю! Тем самым я как бы обозначила, что готова к торгу, готова продаться.
Это действительно было так. Правила хорошего тона – не академические, а всеобщие – требовали от мадемуазелей проявлять осторожность в общении с противоположным полом. Подарки? Ну, разве что букет цветов или сонет, сочиненный специально для девушки дарителем. Не дай боги, ничего существенного.
– А теперь… теперь… – продолжала сокрушаться Натали. – Ты знаешь, что такое фактотум?
Удивленная неожиданным вопросом, я приподняла брови. Что-то такое вертелось в голове. Точно! Пьеса «Фактотум лорда Ревенброка».
– Слуга? Доверенное лицо?
– Виконт де Шариоль предложил мне стать его фактотумом.
– Чего? – перейдя на просторечие от обуревающих меня чувств, я быстро исправилась: – То есть виконт хочет тебя нанять? За деньги?
– Я отказалась. Бордело никогда не были прислугой! Но Гастон сказал, что в академии так принято, и ничего зазорного в том нет, и что… если я продолжу упрямиться… он разрушит мою репутацию.
Натали ткнула пальчиком себе в шею:
– Это будет несложно. К тому же…
– Синяк побледнеет через неделю, – попыталась я размышлять здраво. – Потяни время и, когда опасность исчезнет, повтори свой отказ.
– Гастон предвидел такое развитие событий. Он не хочет ждать. Я должна либо немедленно подписать фактотумский контракт, либо завтра же все узнают…
Девушка опять зарыдала. Чем ее утешить, я не знала. Святой Партолон, Натали всего четырнадцать, она совсем дитя, а эта ошибка может перечеркнуть ее будущее. Ошибка… Дитя…
– Ты должна немедленно вернуть виконту де Шариолю подарки, – сказала я уверенно, – при свидетелях.
– Один из них твой!
– Но я-то его не принимала!
– Послушай, Кати, Гастон сказал… что, если… В общем, он согласен на замену. Если ты подпишешь с ним этот проклятый документ, я стану свободной.
– Чего? – я недоверчиво расхохоталась, вскочила на ноги и уперла руки в бока, как типичная лавочница из Анси.
– Тебе восемнадцать, ты уже взрослая женщина, – Бордело говорила монотонно, явно повторяя чужие слова, – рано или поздно ты все равно станешь чьей-нибудь прислугой, в Заотаре так принято, виконт де Шариоль обеспечит тебя деньгами и ценными подарками сверх оговоренного жалования и не будет требовать ничего, чего бы тебе самой не хотелось.
– Дудки, – присвистнула я, не выходя из роли лавочницы. – Вот уж дудки.
– Кати…
– Нет, Бордело, малолетняя ты идиотка! Я не собираюсь расплачиваться за чужие ошибки своей свободой.
– Как знаешь, – вздохнула Натали, встала из кресла, побрела к своей кровати. – Контракт в одном из портфелей, тебе решать. Но, когда завтра меня опозорят перед всей академией, это будет твоя вина.
Девушка легла в постель и накрыла голову подушкой, заканчивая разговор.
Моя?! Моя вина?! Так бы и врезала! Тем более, это вполне соответствовало бы роли лавочницы из Анси.
За стеклянной дверью в сад я рассмотрела встревоженные личики близняшек и поманила их внутрь.
– Вы поссорились? – спросила Маргот.
– И почему плакала Натали?
– Это ждет каждую девицу, – мой тон был полон назидания, – которая вместо учебы ринется повторять написанное в дешевых романчиках по два зу. Помогите мне сложить портфели – я верну их любезному виконту.
Разорванная оберточная бумага в дело уже не годилась. И так сойдет. Я скомкала листы, зажав их сафьяновыми боками, и с этим нелепым бутербродом под мышкой отправилась к портшезу.
– Лазоревый этаж, мадам Информасьен, будьте любезны.
Не удержавшись, я все-таки заглянула в портфели – контракт был в голубом. Забавно, но прочерка вместо имени фактотума там не стояло, напротив, красовалось мое. Мерзавец Гастон!
Выйдя из кабинки, я растерянно посмотрела по сторонам. Этот коридор – переходный, мне он не нужен. Но остается еще восемь. Где я буду искать мерзавца? Подробнейший потолочный указатель, который я рассмотрела, запрокинув голову, ничем помочь не мог. К счастью, из портшезной колонны, толкаясь и подшучивая друг над другом, выбиралась парочка юношей в голубых камзолах.
– Месье, – проговорила я строго. – Шариоль, корпус филид, извольте мне показать его спальню.
– Спальню? – Студенты обменялись многозначительными взглядами. – Мадемуазель нужна спальня или сам Гастон?
Разумеется, забросить подарки через порог комнаты под наблюдением этих филидов было соблазнительным решением. И пусть Натали завтра сама разгребает свои проблемы. Но тогда эта история будет тянуться до бесконечности. Нет, точку нужно поставить именно сейчас, немедленно.
Парни довольно неумело прятали что-то под одеждой, что-то угрожающе позвякивающее, и ждали моего ответа.
– Мне нужен виконт де Шариоль, и говорить с ним я буду при свидетелях.
Молодые люди опять переглянулись:
– Извольте, мадемуазель.
Коридоры дортуара филидов напоминали оватские, мы свернули в Западный, прошли мимо отмеченных рунами одинаковых дверей, остановились, и один из студентов, придерживая свой камзол, толкнул свободной рукой створку:
– Прошу.
Это была гостиная, очень… мужская, пожалуй. Стены, зашитые шпалерами светлого дерева, украшали гербы, оленьи рога и уйма разнообразного колюще-режущего оружия, в дальнем углу я заметила даже старинные рыцарские доспехи. Ярко пылал камин, горели потолочные светильники, мерцали лампы под стеклянными абажурами. Два книжных шкафа, дюжина кресел, диваны и молодые люди, количество которых подсчитать с одного взгляда я не могла. Почти все в лазоревом. Почти…
Святой Партолон, только этого мне здесь не хватало! Глаза де Шанвера остановились на мне, гомон стал затихать, совсем затих, воцарилась тишина.
Моя реплика. Итак, вдох…
– Позвольте узнать, Катарина Гаррель, что вы делаете в такой час в мужских дортуарах? – спросил Арман.
Я выдохнула. Вот ведь… Такую чудесную сцену мне испортили!
Лихорадочно пошарив взглядом по комнате, я остановила его на Гастоне, сидящем с бокалом у рыцарских доспехов, и звонко выпалила:
– Виконт де Шариоль, нам нужно объясниться!
– Дражайшая кузина, – мерзавец стал подниматься с гаденькой улыбкой, – вы приняли решение?
– Этот бесчестный человек, – я показала публике портфельный бутерброд, – обманом принудил малышку-оватку, мою подругу, выступить посредником. Вы спросите, в чем?
Жалкие попытки виконта увести меня из гостиной ничем не увенчались. Во-первых, я не хотела, во-вторых, всем было интересно.
Выхватив контракт, я протянула его ближайшему филиду, бросив остальную свою ношу на ковер.
– Милейший кузен желает сделать меня своей личной горничной!
– Фактотумом, – поправил меня парень, одаренный бумагой. – Договор составлен по всем правилам, но, Гастон, их подписывают в последний день септомбра, ты поспешил.
– А также не озаботился вручить мне его лично!
Какое экспрессивное восклицание, но публика к нему не была готова. Никого этот треклятый контракт не удивил. Студенты пожимали плечами, а взгляд Армана, который я почувствовала щекой, выражал умеренное любопытство. Ах так?
Я выхватила контракт и, подбежав к камину, бросила его в огонь.
– Это мой ответ, виконт!
«Наколдованная страсть», акт третий, своенравная Изольда открывается изменщику. Там по тексту общение другое шло: «…мой ответ, ваше высочество». Дальше своенравная Изольда закалывает принца отравленным кинжалом, выпивает яд, зрители утирают слезы, на авансцену выходит рассказчик и говорит…
– Мадемуазель Гаррель трижды при мне назвала вас бесчестным человеком, Шариоль, – снова испортил Арман пьесу.
– Дамская горячность, – хмыкнул виконт, – девочка обижена, мы это поправим. Несколько драгоценностей, новое платье…
– То есть, – угольно-черные брови сорбира удивленно приподнялись, – вы оскорбленным себя не чувствуете?
– Прикажете вызвать ее на дуэль?
В смешке мерзавца, однако, слышалась неуверенность. Я быстро перебрала в голове параграфы академического устава. Драки запрещены, дуэли – напротив. Номинально мирские титулы в Заотаре не действуют, то есть в поединке могут сражаться все против всех: аристократы, общинники, мужчины, женщины.