– Мадемуазель не владеет магией в достаточной мере.
Я заметила, как приоткрылись губы Армана, чтоб ответить виконту, и выпалила:
– Я оскорблена и требую сатисфакции. В соответствии с третьим пунктом параграфа о дуэлях, оружие для поединка выбирается оскорбленная сторона. Мой выбор – шпаги.
Ах, какая воцарилась тишина! Ее можно было потрогать руками, в нее можно было завернуться как в шаль. После такой паузы зал взрывается аплодисментами. Но Шанвер опять все испортил.
– Кого мадемуазель назначит своим представителем?
– Простите? – до этого места в «Своде» я дочитать не успела, да и номер пункта, если начистоту, назвала наобум, для красоты.
– Позвольте мне, – из-за шкафа показался Виктор де Брюссо, – великолепная Катарина, стать вашим клинком.
«Чего? – подумала я, и хорошо, что только подумала, а не произнесла вслух. – Чего?!»
В гостиной сразу стало суетливо, но не бестолково, а, напротив, так, словно присутствующими только что были получены самые конкретные указания. Двое филидов помогали Виктору раздеться, третий бросился к стене, снял с держалки шпагу, осмотрел ее, взял следующую; мои давешние провожатые раздавали желающим бутылки, которые прятались до этого момента под их одеждой; Шариоль тоже разоблачился, оставшись в сорочке и лазоревых форменных брюках. Все что-то делали, только я, причина переполоха, растерянно стояла в центре комнаты. Ах нет, неподвижным также оставался великолепный Арман – он все еще сидел в кресле, нога на ногу, локоть правой руки упирается в подлокотник, подбородок на раскрытой ладони – ну просто отец семейства, наблюдающий детские забавы.
– Простите, – придержала я голубой рукав ближайшего студента, – месье не мог бы объяснить, что происходит?
– Дуэль! – ответил молодой человек. – Здесь происходит дуэль за честь прекрасной дамы Катарины Гаррель. Держите.
Он сунул мне в руки наполненный до краев бокал:
– Чтоб удовольствие от зрелища стало безусловным.
Бокал был горячим, как будто туда плеснули кипятка, и я понюхала. Вино, абсолютно точно вино и специи. Как это должно усиливать удовольствие? Но спросить было некого, любезный филид уже испарился.
– На выход! – раздались возбужденные голоса. – Не толпитесь, господа. Где девица? Она должна находиться в первых рядах!
Тут я, наконец, увидела, откуда так ужасно сквозило: тяжелые оконные драпри были раздернуты, за ними в ночь распахнулись стеклянные двери. Там снаружи лютовала стужа и клубились снежные вихри. Меня подтолкнули, придержали под локти: каблучки туфель скользили на обледеневшем камне. Святой Партолон, как же холодно!
Мы вышли на широкую террасу с перилами, к которым меня и переместили. Я поставила напиток на ограждение, чтоб не расплескать – трясло меня знатно. Филиды же, кажется, вообще не мерзли, они переговаривались, выкрикивали напутствия дуэлянтам. Из их ртов при этом вырывались облачка пара. Святые покровители, Виктор, который как раз перепрыгивал через перила, был вообще по пояс обнажен!
– Свет! Дайте света! – зазвучало со всех сторон.
В небо немедленно взмыло с десяток ярких шаров – они зависли в вышине, как маленькие луны, выхватывая из темноты фрагмент бесконечной ледяной пустоши и две мужские фигуры.
– Арман, не желаешь спуститься и исполнить роль секунданта?
– Мне и отсюда неплохо видно, – ответил маркиз.
Я не оборачивалась, но решила, что он стоит неподалеку. Животом я прислонялась к каменным перилам, зато остальные части тела оказались защищенными от пронизывающего ветра толпой. Ну, хоть что-то…
– Девочку нужно согреть, – сказал кто-то на «перевертансе», – мы заморозим ее до смерти. Пропустите, болваны.
Толпа пошевелилась, выдавливая вперед молодого человека с невероятно рыжими волосами.
– Мадемуазель, дайте мне руку.
– Не имею чести… – начала я отповедь, стуча зубами. – А-ах!
Парень, не дожидаясь разрешения, сграбастал мою ладонь и вывел на ней закорючку мудры, а мой полустон-полувсхлип был вызван ощущением блаженного тепла, окутавшим мое тело.
– Благодарю… – прошептала я. – Месье…?
Но рыжий уже протискивался обратно.
– Ты тоже решил пополнить ряды поклонников маленькой шоколадницы, Дионис?
Голос Шанвера – его я уже ни с чьим бы не перепутала – был полон сарказма.
– Пошел ты, Арман, – ответил рыжий. – Бесишься, что эта малышка выбрала своим клинком не тебя?
– Эта малышка управляет вами, как кукольник своими марионетками. Неужели ты не понял? Мадемуазель – актриса, и разыграла роль как по нотам.
– Не понял. Я, знаешь ли, увидел отчаянно смелую девушку, оскобленную и требующую сатисфакции.
– Значит, она достигла эффекта, на который рассчитывала – отправила на битву мужчину, тронутого ее беззащитным видом. И…
– Брось, Шанвер, я понимаю твою тревогу: из Виктора тот еще фехтовальщик, но…
Дослушать не удалось – в небеса взмыл еще один шар, ослепительно алый. Дуэль началась. Виктор плохой фехтовальщик? Тогда покажите мне хорошего. Де Брюссо порхал как бабочка и жалил как пчела. К невероятному моему неприятному удивлению, Гастон тоже оказался опытным поединщиком.
И куда ты полезла, Кати? Собиралась сражаться с этой махиной своими двумя сценическим финтами? Думала повергнуть развратного пьянчугу, ко всеобщему удивлению и восторгу?
Я отпила горячего вина. Вкусно. Светлейший Партолон и все святые покровители, спасибо, что не я сейчас фехтую там с мерзавцем Шариолем!
– Становится скучно, господа, – обернулся к толпе юноша, сидящий на перилах, свесив ноги наружу. – Два луидора на то, что Виктор вернется к нам с прелестным шрамом на мордашке.
– Поддерживаю! Четыре, что из пуза Гастона, когда его проткнут, потечет не кровь, а вино.
– Не вино! Яд!
Парни гоготали, предлагая ставки.
– Ну, видишь, – сказал рыжий на перевертансе, – Брюссо тянет время, чтоб покрасоваться перед малышкой. Наконец этот… получит по заслугам.
Эпитет, которым наградили виконта, я не поняла, пробовала даже переставлять слово по буквам.
– Погодите, – прокричал кто-то, – Виктор подает знаки! Сорбиры, дайте звук, Арман, Дионис!
О, любезный месье тоже из безупречных? Он был в плаще, скрывающем цвет камзола, поэтому я сразу этого не поняла. Кто из сорбиров сплел мудру заклинания, было непонятно, но вдруг до нашего слуха донесся голос де Брюссо:
– …оль корпус филид хочет сказать несколько слов благородному собранию. Ну…
– Приношу извинения мадемуазель Катарине Гаррель, – прорычал виконт. – С этого момента, клянусь, я не потревожу ее своим обществом, не подойду ближе чем на пять шагов, не заговорю первым ни устно, ни письменно и никогда не предложу ей должности фактотума.
– Мадемуазель Кати хочет получить голову обидчика? – спросил Виктор.
– Нет, нет, – пискнула я. Кто их, этих магов, знает – вдруг действительно положено отпиливать головы проигравшим. – Она полностью удовлетворена. Возвращайтесь, мой разящий клинок.
А бокал мой тем временем оказался пустым – я выпила его содержимое, даже не заметив, в крови пузырилась радость, а голова стала тяжелой.
Благородное собрание решило, что дуэль была очень скучной, что следующую нужно будет проводить на зеленом этаже, совместив ее с пикником, и пусть она будет магической, что Виктор тот еще кривляка и что мадемуазель должна ему поцелуй. Несколько филидов отправились на помощь Шариолю, скрючившемуся на ледяной земле, остальные стали возвращаться в гостиную. Я дожидалась де Брюссо на балюстраде. Он молодцевато перемахнул перила, но на его обнаженной коже блестели дорожки крови. Какой кошмар! Шпага противника, скользнув по ребрам, рассекла кожу.
– Простите, – выдернула я из-за манжеты носовой платок и прижала к ране, – я не ожидала, что дело примет такой оборот…
– Разумеется, не ожидали, – протянул некто за моей спиной голосом Шанвера. – Вы думали, мужчины обменяются парой оплеух, как балаганные шуты! Ну же, Виктор, объяснись. Что за танцы с подскоками ты там исполнял?
Де Брюссо, положивший свою ладонь поверх моей, повернулся к приятелю:
– Шариоль пытался колдовать… Ах, Арман, прояви хоть немного уважения. Я тебе все расскажу, но сейчас клинок прекрасной дамы должен получить положенные ему почести.
– После поцелуетесь, – возразил сорбир, – сначала мы с Дионисом займемся твоими ранами.
– Гастоном займись. Моя дама не будет ждать. Знаешь, каких усилий мне стоит удерживать ее ручку?
– Виктор де Брюссо, – сказала я торжественно, – вы – благородный шевалье. Моя благодарность вам безмерна, восхищение невыразимо словами, а…
Пришлось прервать речь – меня целовали.
Каждая девушка мечтает о своем первом поцелуе, знает, где и когда он произойдет, иногда знает с кем. В моем случае все три – мимо. Никогда Катарина Гаррель не могла себе вообразить, что, выпив вина, подставит свои губы малознакомому полуголому месье, да еще при свидетелях.
Сердце Виктора билось о мою ладонь – кажется, ту самую, на которую нанесли согревающую мудру. Какой стыд!
Слабо пискнув, я отстранилась.
– Вы закончили?
Вопрос Армана был обращен почему-то ко мне. Как будто это я… Я!
Ничего не ответив, я бросилась в гостиную. Лучше бы со скалы, честное слово. Ни на кого не глядя, пробежала комнату, выскочила в коридор и понеслась к портшезной колонне.
Позор, Гаррель. Позор! Молись, чтоб отбой еще не объявили.
С этим мне повезло. Я успела в свою спальню за минуту до одиннадцати – пришлось еще заглянуть в умывальную, чтобы смыть с рук чужую кровь.
– Все получилось? Как он это воспринял? – всполошились близняшки, уже готовые ко сну в своих постелях.
Спина Натали на ее кровати напряглась, но ко мне соседка не обернулась.
– Все великолепно, – сообщила я с фальшивой радостью. – Виконт де Шариоль принес извинения и обещает нам больше не докучать.
Ночью мне было очень жарко – настолько, что, когда утром я открыла глаза (по привычке за час до побудки), то обнаружила, что разделась во сне. Согревающая мудра Диониса, дело было именно в ней.