дницы из Анси.
В гостиную на лазоревом этаже Арман не вернулся, ушел к себе. Провалился в сон, как только голова коснулась подушки. А наутро под дверью спальни обнаружил спящую Мадлен де Бофреман. Отважная подруга не побоялась, что ее заметят в Белых палатах и накажут – она хотела извиниться и перед ним, и перед малышом Эмери, она была не права.
Пришлось мириться, процесс занял довольно продолжительное время и не доставил особого удовольствия. Мысли Армана витали далеко: он думал о свой Урсуле, о том, что призовет ее в тренировочную залу, но сначала нужно заглянуть в библиотеку, чтоб взять для Пузатика пропуск, и вечером побеседовать с Пузатиком на зеленом этаже. Том самом, где находится спальня… одной небезызвестной особы. Оваты живут по четверо, он это помнил. Интересно, где стоит ее кровать? В алькове за гардеробной или у двери в сад? Кровать Шанвера когда-то стояла именно у двери, он любил просыпаться задолго до побудки, выходить наружу, дышать прохладным рассветным воздухом. У них там, в саду, было что-то вроде беседки, и выложенное камнями место для костра, и старая яблоня у стены. Арман взбирался по стволу дерева, устраивался в ветвях, любовался открывающимся видом бескрайних Лавандерских полей и… плакал. О, тогда он был почти таким же плаксой, как Эмери. Интересно, а Катарина плачет? Хоть иногда, от сентиментальности или от злости? И как тогда выглядит ее круглое личико?
– Милый, – спросила невеста, наконец заметив его рассеянность, – ты увлечен этой кривлякой из Анси?
В ее тоне не было ревности, Мадлен все прекрасно понимала. Если он скажет «да», она просто отойдет в сторону, не будет мешать.
– Хочешь немного развлечься? Думаю, Шоколадница с восторгом подпишет с тобой фактотумский контракт. А потом можешь подарить ее мне – Пажо с дю Ром такие грязнули, личная горничная мне не помешает. Так что?
Арман покачал головой:
– Нет, дорогая, женщины сорта Катарины Гаррель меня не интересуют. Давай не будем больше говорить об этом. Хорошо?
– Как пожелаешь, милый.
– Найми себе чистоплотную девочку-оватку, я оплачу контракт.
Удовольствие Мадлен было непритворным. К счастью, у нее были утренние лекции, и скоро девушка ушла, пригласив жениха вечером отужинать в ее спальне на лазоревом этаже. После нее в спальне остался шлейф амбры и мускуса. Прекрасная де Бофреман знала толк в благовониях, в отличие от некоторых провинциалок, пахнущих простецкой лавандой.
Запах лаванды он почувствовал на третьей галерее Цитадели Знаний, в которую отправился, чтоб получить библиотечный пропуск для Пузатика. Арман уже спускался из архивной канцелярии и вовсе не планировал задерживаться у дощатого закутка, в котором Шоколадница притворялась, что невероятно погружена в учебу. Не планировал…
Лазоревое филидское платье с квадратным вырезом открывало взгляду гораздо больше, чем привычная одежда Катарины Гарель: впадинки ключиц, ложбинку груди, высокую шею, к которой прилипли прядки влажных волос. Девушка выглядела так, будто только что занималась любовью. Томная, измученная жаром и страстью: туманный взгляд, чуть высунутый от усердия розовый язычок. Балор-отступник, да она ведь босая! И без чулок! Туфли с пряжками валялись под столом, Арман их тоже заметил.
Для кого это представление? Для него, Шанвера? Или для любого мужчины, проходящего мимо? Будь сейчас на его месте Виктор, последовала бы крайне пикантная сцена.
Арман развернулся, чтоб уйти, но Катарина не собиралась упускать добычу.
– Постойте, обождите минутку.
– Мадемуазель?
Маленькая шоколадница интересовалась Лузиньяком. Не де Брюссо? Забавно. Собирает коллекцию поклонников? Хочет вызвать его ревность? Девичий лепет сменился гневной отповедью. Лед и пламень, обычные ужимки кокеток. Арман прекрасно все понимал, но почему-то разозлился и вместо того, чтоб удалиться по своим делам…
Катарина оцарапала его щеку, когда они возились в крошечном библиотечном закутке, шипела как кошка, и пришлось прижать ее к подоконнику:
– Знаешь, как в библиотеке наказывают за шум?
Зеленые глаза полыхали яростью:
– Что тебе от меня нужно?
Шанвер улыбнулся. Они на «ты»? Мадемуазель времени зря не теряет. Хитрая бестия раскачала его эмоции, спровоцировала, теперь изображает из себя жертву. Пора поставить ее на место.
– Во-первых, Катарина Гаррель, я хочу, чтоб ты сегодня же сообщила де Брюссо, что отвергаешь его авансы, и больше не пыталась соблазнять моих друзей. Во-вторых…
Мысли путались, девушка прижималась к нему, Арман ощущал, какая она горячая. Возбуждение? Не похоже. Да у нее жар!
Шанвер посмотрел на Катарину внимательно. Жар и жажда, сухие припухшие губы, блестящие, как в лихорадке, глаза, руки… Ай да Дионис и его согревающая мудра. Магии, которая сейчас буквально иссушала девушку, хватило бы на замерзающую в снегах северную провинцию Лавандера. Ну, разумеется, рыжий болван исполнил вчера «феникса», заклинание высшего порядка, и отчего-то решил его не снимать.
Не прерывая пикировки (а малышка остра на язык), сорбир сплел минускул отмены. Зачем? Ему так хотелось. Замыкающий фаблер, звук. Нужно произнести три имени: автора заклинания, того, на кого его наложили и самого Армана. Что она спросила? У тебя есть друзья?
Он с готовностью ответил:
– У Армана де Шанвера их немного, Катарина Гаррель; кстати, Дионис Лузиньяк входит в их число.
Фаблер замкнул изящную форму, теперь ее следует наполнить. Эмоция, чувство, возбуждение. От женских пальчиков, поглаживающих грудь Армана, под кожей полыхал огонь. Лавандовый аромат туманил разум почище вина. Страсть!
Мудра отмены – «ледяной дракон» – буквально пожрала согревающий Катарину кокон. Великолепно! Дурочка ничего не заметила, сейчас он уйдет. Дело сделано, вот-вот на него накатит привычная после использования сложной магии усталость.
Но, к невероятному удивлению Шанвера, возбуждение от близости женского тела никуда не делось, он все так же вибрировал, готовый… Балор-отступник! Именно к этому он и готов: брать, не принимая отказа, сражаться, подчинять, обхватить ладонями эту круглую… приподнять, почувствовать… А нужно ведь еще поддерживать видимость беседы! Пухлые губки Катарины так близко. Девушка что-то говорит.
– …твоя извращенная фантазия не простирается…
– Моя извращенная фантазия? Маленькую Шоколадницу интересует, что я могу ей предложить?
В этот момент Арман де Шанвер маркиз Делькамбр мог предложить Катарине Гаррель, простолюдинке из Анси, что угодно. Он ее хотел. Но Шоколадница, уже ощутив свою власть над мужчиной, холодно проговорила:
– Извольте поскорее закончить беседу, мне следует вернуться к занятиям.
Опять эти ужимки, и Арман немедленно протрезвел:
– Ты больше не носишь брошь Туржана – конечно, теперь, когда, как тебе кажется, ты нашла более могущественных и богатых покровителей…
Это было правдой, иначе девушка так не разозлилась бы, не попыталась пнуть Армана босой ножкой, и ее лицо не искривилось бы от ярости. Ну, просто воительница Тутенхейма Катарина Гаррель. Увернувшись, Шанвер приказал спокойным тоном:
– Перестань закармливать пирожными моего толстяка-братца.
Именно этого он хотел от Шоколадницы: чтоб она перестала преследовать Эмери. Ничего другого. Девица изображала удивление, но без блеска. Она поняла, что упустила свою мимолетную власть над Арманом, потеряла лицо, допустив просторечную фразочку. Общинница, простолюдинка. Это не страшно – маркиз далек от снобизма, но ему не нравится притворство, и если Катарина перестанет плести интриги, они вполне смогут в будущем подружиться. Мадлен говорила о контракте? Почему бы и нет, Арман раньше никогда не нанимал себе фактотума. Он станет для Катарины Гаррель хорошим хозяином, обеспечит необходимой защитой, она же, в свою очередь, окажется под присмотром без возможности интриговать. Великолепно. Сейчас он ей все объяснит.
– Информасьен. Дождевые врата разрушены, студентам немедленно покинуть «Цитадель Знаний», все сорбиры призваны…
Пришлось отправляться на зов, так и не закончив беседы.
Глава 12. Проклятие
– Информасьен. – Голосок дамы-призрака выдернул меня из дремы. – Работа гидравлики портшезной колонны восстановлена.
– Спасибо, – прикрыла я ладонью зевок. – Который час?
После паузы Информасьен ответила:
– Время ужина.
Пришлось поторапливаться. Кое-как сложив листочки конспектов, я связала их лентой. Когда я вбежала в столовую, Натали с близняшками уже приступили к десерту. С ними сидел и Купидончик.
– Ты была в галерее Перидота? – Бордело посмотрела на мои ноги.
– Не успела.
Заказав ужин автоматону-прислужнику, я вкратце поведала друзьям о своих злоключениях: о портшезе, поломке гидравлики и нескольких одиноких часах в тесной кабинке. Про Виктора де Брюссо рассказывать не стала.
Эмери без аппетита ковырял ложечкой пирожное.
– Кстати, – улыбнулась я малышу, – благодаря твоим наставлениям мне удалось заработать несколько баллов по географии.
– Несколько? – он раскрыл томик «Свода». – Неплохо, Катарина.
Я посмотрела через стол. Мое имя все еще было в конце списка, но теперь напротив него стояло «минус сто двадцать». Действительно неплохо.
Настроение улучшилось. И даже то, что купить чулки я не успела, не могло его испортить. А вот Купидончик явно грустил. По дороге в дортуары я слегка поотстала от соседок, чтоб оказаться с Эмери в одной кабинке.
Да, мальчику было плохо. Мадам Арамис перед ужином передала ему послание из дома, от маменьки. Папенька, вопреки обыкновению, расстроен не был, но зато решил воспитывать в младшем сыне стойкость.
– Понимаешь, Кати, Арман…
Арман как раз был стойким. Это он посоветовал герцогу лишить виконта де Шанвера содержания. Потому что только так можно было воспитать. Маменька считает, что и поступление Эмери в академию организовал старший брат. Нет, нет, малыш сам этого желал, но маменька думает, что на него повлияли. Десять лет – это слишком рано, и теперь ребенок оказался вдали от семьи, от материнской защиты, во власти мстительного и жестокого маркиза Делькамбра. Герцогиня слегла от переживаний, выплакала все глаза, отказывается от пищи и воды. Эмери погибнет!