На свет лампы налетела мошкара, ночной мотылек бился о матовый абажур, стремясь погибнуть в пламени.
Ты похожа на этого мотылька, Кати: так же, как он, заморочена и дезориентирована. Ты стремишься к огню, к Арману де Шанверу. Он околдовал тебя.
Да, месье, именно вы – причина моего состояния. И сова. Что? Ах, вы не знаете? Юная дурочка Катарина потратила четверть луидора, чтоб выкупить у птицелова сову. Знаете что? Если бы в этом мире была хоть толика справедливости, эти деньги вернулись бы Катарине сторицей. Но жизнь несправедлива.
– Святые покровители, Оди, что с Гаррель? – ворвался в мой полусон требовательный голос Натали.
– Привяжи меня к кровати, – попросила я, – иначе, клянусь, нынче же я совершу кражу в Белых палатах у Армана де Шанвера.
Моя голова мягко опустилась на подушку, и я по-настоящему заснула.
Когда Информасьен объявила побудку, моя щиколотка оказалась привязана к ножке кровати атласной лентой: Бордело выполнила вчера мою просьбу.
– Катарина себя измотала учебой, поэтому и заболела. Шутка ли – каждую свободную минутку корпеть над уроками, в ущерб даже сну, – рассуждали близняшки, наблюдая, как я неглиже ношусь по комнате. – Оди так испугалась, когда наша сомнамбула ввалилась из сада.
– Может, это отучит Оди лазить по чужим спальням в отсутствие хозяев, – фыркнула Натали. – Передайте своей подружке, что, если застукаю ее еще раз…
Я постояла под ледяным душем, смывая с волос вчерашнюю пудру. Сомнамбула. И учеба тут абсолютно ни при чем, причина в заклинании сорбира. Нужно с этим что-то делать.
Время поджимало. На головоломию – она была первым уроком – я отправилась с моим естественным цветом волос, едва успевших просохнуть после душа.
– Ансийская Шоколадница вообразила себя аристократкой? – Бофреман тряхнула смоляными кудрями, поправила локон. – А портфель ей преподнес на прощание виконт де Шариоль? Ах, простите, маркиз де Буйе.
Я молча села за парту, разложила конспекты.
– На ней серые туфли, – пискнула дю Ром.
А эта-то куда лезет? Я молчала, Мадлен после паузы протянула:
– Любопытно, как они теперь собираются делить нового маркиза с матушкой-шоколадницей.
Этого я спустить не могла.
– Наверняка придется спросить экспертное мнение главной по дележке маркизов – мадемуазель де Бофреман, – громко, так что было слышно до самой последней парты, произнесла я в пространство. – Хотя мадемуазель, кажется, специализируется на дробях?
Это было жестоко и расчетливо: о многочисленных интрижках аристократичного жениха Мадлен не знал в академии только глухой. Но филидка сама меня вынудила. Ей не стоило оскорблять мою матушку.
Тишина. Несмелый смешок, мужской голос:
– Умора! У Бофреман одна шестая маркиза Делькамбра.
– Скорее, десятая – Арман себя в девицах не ограничивает.
Мадлен вышла из аудитории, хлопнув дверью. Та, впрочем, почти сразу же опять открылась, впуская учителя.
– Доброе утро, коллеги, – поздоровался ар-Рази. – На чем мы в прошлый раз с вами остановились?
Головоломию я обожала, поэтому о мадемуазель де Бофреман больше не думала.
За завтраком Купидончик тоже обратил внимание на мои туфли. Я отмахнулась:
– Вчера в приступе сомнамбулизма обронила одну из форменных в саду. После занятий найду.
– Серые тоже неплохо, – сказала Бордело, – они подходят по цвету к портфелю.
Жаль, что Делфин, староста девочек, этого мнения не разделяла, оштрафовав меня на десять баллов за неподобающий вид. Но, с другой стороны, после штрафа я могла расслабиться: второй раз за день меня за одну и ту же провинность не накажут, и отправилась на поиски в сад уже в сумерках, вернувшись из библиотеки. Туфля нашлась за беседкой у куста шиповника, примерно там, где я в первый вечер в академии предала земле крысиный трупик. И за каким демоном меня вчера здесь носило? Обрадованная, я вознесла благодарственную молитву святому Партолону. Каково же было мое разочарование, когда, распахнув гардеробный шкаф, где оставила вторую туфлю, там ее не обнаружила. Что за ерунда?
Испуг мой, к счастью, длился недолго. Видимо, серебряная пряжка зацепилась за доску двери, и туфля свалилась на нижнюю полку. Любуясь лазоревой парой, я только что не целовала тончайший сафьян. Терять ежедневно по десять баллов за беспорядок в одежде мне не хотелось абсолютно.
Перед сном я сама себя привязала к кровати, а утром, проснувшись за час до побудки, занялась гимнастикой, приняла душ, тщательно привела себя в порядок.
Лекция по магической истории, артефакторика, общая магия, музыка. Урок за уроком проходил, оставляя меня в великолепном настроении. На каллиграфии, воспользовавшись новыми кистями, я так лихо изобразила мудру ветра, что удостоилась похвалы от мэтра Мопетрю.
– Неплохо, коллега.
За обедом Купидончик шепнул, что один из оватов-первогодков готов заплатить две короны за эссе по географии, получил мое предварительное согласие и отправился дальше вести переговоры, о результатах которых мне в тот же день узнать не удалось. Когда я встретила Эмери в следующий раз, после ужина в фойе зеленого этажа, он был с Арманом де Шанвером. При виде сорбира мое сердце пропустило пару ударов, а воздух из легких испарился без остатка. К счастью, этого никто не заметил – молодые люди как раз поворачивали в южный оватский коридор. Я же, успев заметить, что Арман выглядит не особо здоровым: черты его лица заострились, глаза казались покрасневшими, вышла из портшезной кабинки в пустое фойе и пошла к себе.
На пути в спальню меня остановила Николас – у ее подружки Мишель Тибо сегодня был день рождения, и все приглашались в гостиную. Там было уже довольно тесно, звучала музыка, раздавались девичий щебет и смех. Именинница в бумажной короне поверх кудряшек принимала поздравления и подарки. Ох! Заглянув в комнату, я отшатнулась. Кажется, в сундуке, присланном мне матушкой, лежал флакончик духов. Нежный цветочный аромат, как раз подходящий для юной мадемуазель. Решено: подарю Мишель духи.
Я отправилась в спальню. Сквозняк раздул оконные шторы и поднял с ковра какие-то белые лепестки – мои соседки забыли прикрыть стеклянную дверь в сад. Придется перед сном прибрать мусор, иначе завтра наша четверка получит штраф от строгой Делфин Деманже. Сундук стоял под моей кроватью, я опустилась на колени, чтоб его достать, и один из белоснежных лепестков привлек мое внимание. То есть не лепесток – это было птичье перо. Я оглядела комнату. Десяток перьев лежали на полу, образуя нечто вроде неявной дорожки от садовой двери к моей постели. На покрывале блестел золотистый кругляш. Святой Партолон! Это была монета! Луидор! Целый луидор! Я спрятала его под подушку, затем собрала перья и все, кроме одного, положила в сундук, из которого достала флакончик духов. Мишель обрадовалась подарку, я поцеловала девушку в щечку и устроилась на диване рядом с Натали.
– Ты светишься от счастья? – спросила та с улыбкой. – Неужели тоже повстречала на зеленом этаже некоего сорбира? Мы с Жоржетт…
– Бордело, – перебила я, – как думаешь, чье это перо?
– Совиное. А что?
– Да нет, ничего.
Дороте уже опять наигрывала на клавесине, и разговора можно было не продолжать.
Совиное перо и луидор в подарок. Справедливость все-таки существует, добро рано или поздно вознаграждается по заслугам. Я спасла сову, и теперь она так меня отблагодарила. Всем известно, что совы – существа волшебные. Если когда-нибудь мне предстоит получить собственного фамильяра, это непременно будет сова. Фамильяра? Кати, ты бредишь. Демоны-помощники есть только у сорбиров.
Зато у меня есть деньги, и завтра же я отдам все долги, которые успела наделать в академии, и даже оплачу стирку за целый месяц – нет, до конца года!
Глава 15. Воровство в академии
Сдачу с луидора я забрала у мадам Арамис полностью. Кастелянша вычеркнула мое имя из книги должников и осведомилась, не желает ли мадемуазель Гаррель оплатить стирку.
– Благодарю, – ответила я, – пока воздержусь.
Наутро, поразмыслив над нежданно свалившимся богатством, я решила распорядиться им иначе. По дороге в столовую я опустила письмо для месье Ловкача в почтовый ящик, оно звякнуло внутри, потому что, кроме самого послания, в конверте было запечатано шестьдесят серебряных монет. Старикам деньги гораздо нужнее, чем мне. И к тому же я опасалась прогневить судьбу излишествами. У меня все есть: чудесная одежда, писчие принадлежности, довольно мыла и зубного порошка. При должной экономии мне должно этого хватить до конца учебного года. А там посмотрим.
– Что касается вчерашнего заказа… – начал Купидончик, когда мы встретились за завтраком.
– Отмена, – перебила я. – Пусть таинственный наниматель ищет другого работника.
Эмери удивился, потребовал разъяснений, которые я, не таясь, предоставила. Мы шептались, склонив друг к другу головы. Когда Купидончик недоверчиво хмыкал, мои локоны дрожали от его дыхания. Мы с ним пришли на завтрак одними из первых, столовая только начинала заполняться студентами, поэтому нам никто не мешал.
– Что за нелепая история?
– Ничего не нелепая, – возразила я, – а очень…
– Сказочная!
– В хорошем смысле.
– Кати, совы не обладают разумом. То есть даже если предположить, что одна из них слушала твои стенания в беседке…
– Монете больше неоткуда было взяться, – объяснила я. – У моих соседок в кошельках водятся только серебро и медь. При этом ни Натали, ни Марит с Маргот денег не теряли.
– Ты спрашивала?
– Разумеется, только… ну, осторожно… неявно.
– Чтоб твои товарки не прознали о твоем банкротстве, – понимающе улыбнулся Купидон, – и не ранили гордость Катарины предложением помощи.
Я отчаянно покраснела и вздернула подбородок.
– Ладно, Кати, – вздохнул мальчик, – это твое качество мне известно, и оно… умилительно. Ой! – он отшатнулся от щелчка по лбу, которым я его наградила. – Гордячка Гаррель. И что же, теперь ты богата и не собираешься писать эссе для моего клиента за жалкие две короны?