– Для этого я и явился. Но позволь узнать, что здесь делаешь ты?
Виктор смутился:
– Бофреман попросила присмотреть за ее болонками.
Обе фрейлины сидели довольно близко и слышали каждое слово. Но ни Анриет, ни Лавиния не выразили неудовольствия. Бедняжки… Мадлен их великолепно вышколила. Строгая Мадлен, великолепная Мадлен… Уверен, с Катариной у нее этого не получилось бы.
– Так что же, – спросил светски Виктор, – невеста маркиза уже знает о его новом увлечении?
– И определила степень этого увлечения раньше, чем понял его я, – ответил Арман на перевертансе. – Вообрази, дружище, я влюблен!
– Неужели?
– Пожалуй, впервые в жизни. Ты можешь сказать, что мадемуазель Гаррель этих чувств не достойна и, наверное, будешь прав. Мадлен рассказала мне обо всем, что было у тебя с Кати. Это осталось в прошлом?
Светлые глаза Брюссо остекленели, губы дрожали, наконец он через силу выдавил:
– Разве у маркиза Делькамбра могут быть соперники?
Шанвер посмотрел на Кати, она улыбалась, наблюдая перепалку мэтров. Моя…
Монсиньор огласил наказание старостам, и публика, решив, что заседание закончилось, пришла в движение. Но секретарь достал новую бумагу:
– Мадемуазель де Бофреман обвиняет…
Да где ее носит, эту Мадлен? Арман устремился к ректору:
– Учитель, умоляю уделить мне несколько минут с глазу на глаз.
Дюпере удивился его цветущему виду.
– Слияние произошло? – спросил он Шанвера, когда они вышли из залы. – Вы подчинили свою Урсулу? Ну же, я требую подробностей! Нет, погодите, не место и не время. Останьтесь после заседания… Да что у вас стряслось?
Арман только что не заскулил от благодарности, как домашняя собачонка. Он все рассказал учителю. Монсиньор выслушал внимательно и серьезно.
– Итак, Шанвер, ваша невеста обвинила мадемуазель Гаррель в краже, которой последняя призналась, но теперь мадемуазель Бофреман отзовет обвинение, потому что вы в мадемуазель Гаррель влюблены?
Арман кивнул:
– Звучит нелепо?
– Нет, напротив. Вы молоды, мадемуазель Катарина тоже, если близость поможет вам обоим в овладении магией…
– Обоим? – Шанвер улыбнулся. – Это нужно пока только мне, Кати всего лишь первогодка.
– Довольно перспективная, – сообщил ректор. – Учтите, если Гаррель прибежит ко мне на вас жаловаться, клянусь…
– Этого не произойдет, мы с мадемуазель Гаррель заключим контракт.
Дюпере фыркнул:
– Хоть от этих подробностей меня избавьте! Ну, и где же ваша Бофреман?
– Она вот-вот появится.
– Что ж, подождем, – монсиньор бросил взгляд в сторону портшезной колонны, прошептал: – Ах, Информасьен, призрачная ты шалунья…
И вернулся в зал Академического совета.
Арман подумал, что Информасьен вполне могла выбрать именно сегодняшний вечер, чтоб отомстить гордячке Мадлен. Бофреман при пользовании портшезом обычно себя в словах не сдерживала. А еще понял, что голоден. Странно. Хотя ничего странного: ужин-то он пропустил.
Ректор прошел к столу, Шанвер остался подле своей Катарины, чья макушка касалась его подбородка. Какая все-таки гадость – эта волосяная пудра.
Он усадил мадемуазель Гаррель, их колени соприкасались, вызывая в молодом человеке весьма нескромные желания. Однако Кати думала о другом. Она была как сжатая пружина под маской холодной отстраненности, Арман ощущал в ней скрытую вибрацию. Она все еще боится? Не доверяет его обещаниям? Успокойся, малышка.
Шанвер стал нашептывать ей все, что приходило в голову, привычно вплетая в обычные слова фаблер заклинания. Простое кружево, филидская магия, призванная прогнать тревогу. Он прикоснулся к девичьей ладошке – она была теплой, – лаская пальцами, добавил консонанту. Все будет хорошо, милая…
Ты не представляешь, что я с тобой сегодня буду делать… Тебе понравится… Для начала, мы избавимся от проклятой пудры, скрывающей великолепный цвет твоих волос, и от лазоревых филидских тряпочек. На тебе есть белье? Его мы тоже снимем. Ах, нет, не для начала – потом, после небольшого отдыха… Прости, но первый раз у нас будет быстрым и яростным, как схватка. Я слишком тебя хочу.
Кажется, слияние с фамильяром обострило слух Армана, и шаги Бофреман он расслышал в тот же момент, когда подошвы ее туфель соприкоснулись с мраморным полом. Он должен встретить невесту – таковы правила хорошего тона; он поднялся, вышел к Мадлен навстречу.
Балор-отступник! Так дело не в шалостях Информасьен? Бофреман пожелала переодеться?
– Ах, ваша светлость, – протянула девушка кокетливо, – мы с вами расстаемся на неопределенное время, так позвольте мне хотя бы сохранить достоинство. Досадно, что ваш камзол измят, а сорочка порвана – мы бы прекрасно смотрелись рядом в сорбирских цветах. Увы…
Шанвер почти взмолился:
– Заканчивай все побыстрее.
Бофреман пообещала, но обещания не исполнила. Ей хотелось внимания, к тому же, как Арман догадался, Мадлен собиралась оставить небольшой крючок, за который потом сможет потянуть Катарину Гаррель – пятнышко на репутации. Ансийская мадемуазель – воровка, пусть все об этом знают, Мадлен же – блистательная аристократка, и ее прощает.
Шанвер не стал перебивать невесту.
«Кати в любом случае ничего не грозит. Сплетни? И что? Хоть кто-нибудь посмеет бросить обидное слово в адрес женщины маркиза Делькамбра? А если посмеет… О… – улыбка молодого сорбира в этот момент походила на оскал генеты. – Его гнев будет страшен. Так пусть Бофреман развлекается, если ей так хочется».
Монсиньор Дюпере придерживался другого мнения, прикрикнул на Мадлен, и та собралась наконец подписывать отказ. Слава всем богам!
– Катарина Гаррель из Анси признает обвинение и покорно примет любое наказание, – прекрасно поставленный голос мадемуазель разнесся, наверняка, на целый этаж. – К сожалению, я действительно похитила из спальни мадемуазель Бофреман кошель с золотыми луидорами, находясь в сомнамбулическом состоянии…
Да что она творит? Только все портит! Зачем? Неужели… Ах, разумеется, умненькая Кати заметила крючочек Мадлен и хочет от него избавиться, окончательно обелить свое имя. Браво! У Бофреман появилась достойная соперница.
Шанвер потянулся, чтоб обнять свою умницу, но она отшатнулась, как от прокаженного. Опять игра? Не важно.
Монсиньор уточнил:
– Сомнамбула? То есть сам факт кражи вы, мадемуазель, не помните?
И закончил заседание Академического совета.
Назначено разбирательство. Что ж, это не хорошо и не плохо, просто придется еще немного похлопотать. Сомнамбулизм… Предположим, у нас не будет заключения лекаря, но подтверждение соседок по комнате это поправит… Прости, Мадлен, ты останешься без своих крючков.
Арман бросился к монсиньору.
– Шанвер, – сказал тот устало, – идемте, нам с вами нужно обсудить слияние. Картан, отстаньте, нет, лучше оттащите свою протеже в башню Здоровья… Шанвер, прекратите дергаться, обещаю вас долго не держать, когда мы закончим, полетите к своей…
Звонкий женский голос заставил замереть всех, находящихся в зале.
– Катарина Гаррель обвиняет Армана де Шанвера в наложении на нее сорбирского заклятия, и перед лицом главного сорбира королевства Мишеля Антуана монсиньора Дюпере требует Безупречного суда и испытания перед Зеркалом Истины!
В этот момент Арман де Шанвер понял, что погиб. Он накладывал на Катарину Гаррель заклинание, великолепное сорбирское заклинание высшего порядка – «ледяного дракона», когда деактивировал «феникса» Диониса Лузиньяка.
Глава 22. Безупречный суд
Тишина – невероятная, оглушающая тишина. Время застыло, пространство искривилось, будто готовое вот-вот скрутиться в воронку. Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Мэтр эр-Рази, который за все заседание, кажется, не произнес ни слова, трижды хлопнул в ладоши:
– Браво, мадемуазель Гаррель, вам удалось сегодня меня удивить. Что, Мишель, допрыгался?
Подвижное обычно лицо монсиньора походило на гипсовую маску. Медленно и как будто с усилием он обратился ко мне:
– Катарина Гаррель из Анси знает, что ее ждет, если ее обвинения не подтвердятся?
– Знает, не знает, – перебил учитель, – обратно уже не отмотать. – Давай, пусть менталисты приступают к работе, а мы, между тем, стряхнем пыль с зеркала.
Менталисты? Я посмотрела по сторонам: все, находящиеся в зале Академического совета, застыли в той позе, в которой их застало мое требование Безупречного суда. Деманже протягивала ко мне руки, Бофреман открывала рот в гневном возгласе, дю Ром, скрючившись, держала подол платья своей госпожи, зацепившийся за ножку стула, на пальце Боше висела его игольчатая рыба, сжавшая челюсти.
– Понимаете ли, мадемуазель, – эр-Рази правильно прочел мою пантомиму, – вы воззвали к силам, о существовании которых мы предпочитаем не распространяться. Великолепным мэтрам Заотара предстоит немного подчистить память всем присутствующим здесь.
Я вздрогнула, мэтр улыбнулся:
– Разумеется, кроме особ, непосредственно заинтересованных.
Сначала мне показалось, что Шанвер тоже подвергся действию «застывательной» магии, но сорбир повернул лицо к монсиньору.
– Малолетний вы болван, – выругался ректор. – Из-за вашего легкомыслия и высокомерия бедная девушка из Анси потеряет все свое будущее.
– Идемте, Катарина, – велел эр-Рази.
Немного пошатываясь, я проследовала к выходу. Дюпере – он, кажется, шел следом – продолжал гневаться:
– Неужели трудно было…? Вы же ее, наверняка, запугали, заморочили… Что? Какое еще прощение? Не у меня просите, у мадемуазель. Это она покинет нынче академию с частично стертой памятью и опутанная клятвами Заотара. Я ей почти завидую – мне-то придется оставаться здесь с вами, болванами…
– Дальнейшее, – объяснил мне эр-Рази негромко, – внутреннее дело белого корпуса. Позвольте руку. Нет, портшез нам не понадобится. Закройте глаза, шаг вперед.
И, хотя я послушно зажмурилась, яркая вспышка ослепляла даже сквозь веки. Шагнув с мраморного пола фойе на что-то довольно мягкое, я некоторое время моргала, чтоб зрение вернулось. Мы со спутниками очутились в длинном коридоре, устланном великолепным ковром.