Арман де Шанвер криво улыбался, сохраняя видимое хладнокровие. Девидек тихонько присвистнул, Дюпере продолжал приговор:
– До конца учебного года филид Шанвер отправляется в ссылку, место которой он выберет себе сам. Если маркиз Делькамбр после окончания ссылки решит не продолжать учебу, мы поддержим его в этом решении. Канцелярия выдаст ему лазоревый диплом. Все.
– Что будет с его фамильяром? – спросил полноватый юноша.
Арман бросил на него презрительный взгляд, потом посмотрел на Диониса.
– Слияния с демоном не произошло, – ответил ректор. – Печать запрета не позволит Урсуле…
– Мы не можем об этом знать, монсиньор, – возразил молодой человек. – Велите нам разыскать фамильяра и его уничтожить.
Девидек над моим плечом вздохнул:
– Монда терзает зависть вкупе со злорадством. Кстати, мадемуазель Гаррель, запишите за мной танец на зимнем балу.
«Чего?» Я подняла глаза на собеседника. Он улыбнулся:
– Обещаю не отдавить вам ног… не более двух раз. Нет? Что ж, я повторю свою просьбу ближе к дате. Вы абсолютно правы, давайте лучше насладимся, как старикан чехвостит Монда.
Монсиньор Дюпере, действительно… «чехвостил»:
– Вы сначала себе фамильяра заимейте, а потом объявляйте охоту на чужих! Тоже мне, поборник закона! Что там написано? Филид не может слиться с демоном из запределья! Вы, Монд, на мое место метите? Нет? Ну и прекрасно!
Мне стало неловко, как будто я исподтишка подглядываю за чужой компанией. К слову, довольно странной. Сорбиры сейчас напомнили мне вольную актерскую братию, где этикет условен и все друг над другом подшучивают.
Неожиданно меня бросило в жар: Арман де Шанвер смотрел прямо на меня.
– Старикан его любит, нашего Шанвера, – сообщил Давидек, – не хочет лишать фамильяра. Дает шанс опять стать сорбиром.
– Это вообще возможно? – спросила я.
Собеседник пожал плечами:
– Кто знает… Не бойтесь, если маркиз вздумает сейчас предъявлять претензии, я стану на вашу защиту.
– Почему?
– Простите?
– Почему вы на моей стороне, а не стороне своего товарища?
Давидек вздохнул:
– Мы, мадемуазель, сорбиры – цвет Лавандера, нам многое дано, но и многое спрашивается. Быть на стороне слабых – наш долг и святая обязанность. Шанвер вас заклял, он виноват… Кстати, удовлетворите мое любопытство, что именно коллега на вас наложил?
Я пожала плечами:
– Что-то довольно мощное.
– Увы, теперь мы этого не узнаем – кажется, маркиз Делькамбр нам этого рассказывать не намерен.
Абсолютно точно: судя по его виду, он был намерен вцепиться в Давидека зубами.
– Все! – почти выкрикнул монсиньор, – на этом мы закончили. Шанвер, попрощайтесь с друзьями, квадра Раттеза, к алтарю, выступите менталистами.
– До свидания, мадемуазель, – прошептал Давидек и отправился к своей четверке.
Я прислонилась спиной к колонне, почтительно ожидая хоть каких-то указаний. Арман обнимал за плечо Диониса, что-то ему втолковывал, прочие сорбиры к ним не приближались – может, не считали себя друзьями маркиза, мало ли. Сам же он, закончив с Лузиньяком, подошел ко мне. Как хорошо, что спину мою поддерживала колонна, иначе, боюсь, любезный Давидек не успел бы подхватить мое бесчувственное тело.
– Поздравляю, – сказал хрипло Арман, – Шоколадница повергла маркиза.
Коротенько вздохнув, я ответила:
– Принимаю поздравления. Отрадно осознавать, что справедливость в нашем мире – не пустой звук.
– Ты меня сделала!
– И нисколько об этом не жалею! Ты получил по заслугам! Ты…
Какой позор! По моим щекам текли горячие дорожки слез.
Арман скривился:
– Какое счастье, Катарина Гаррель, что уже через несколько минут я о тебе забуду. И запомни: когда я вернусь в Заотар – а я вернусь, не сомневайся, чтоб опять взобраться на белую ступень, стать безупречным… Тогда, постарайся держаться от меня подальше.
– Вы, Гаррель, – сказал монсиньор Дюпере, приблизившись к нам, – не мадемуазель, а демон разрушения, Балор в юбке. Сначала вы поломали всю систему вступительных экзаменов, потом Дождевые врата и, наконец, лишили меня перспективнейшего сорбира! И это, заметьте, менее чем за месяц. Ступайте! Клятва Заотара! Все, что происходило в зале Испытаний, останется в ней.
Я присела в реверансе, опустила глаза, сдерживая всхлип:
– Благодарю, монсиньор.
Он не ответил, мне было видно носки его туфель.
– Ах, да! – судя по звуку, ректор хлопнул себя по лбу. – Творение барона де Даса! Рассказать хоть кому-то о нем вам тоже помешает клятва Заотара, как и о существовании Безупречного суда. Разумеется, я предпочел бы лишить вас памяти, но, к несчастью, вы выиграли суд, и закон мне этого не позволит. Ступайте!
– Куда? – пролепетала я, все так же разглядывая обувь начальства.
– Ко сну! – рявкнул Дюпере. – У вас завтра уроки, и первым, как я помню, «Начало истории»! Вы подготовили эссе?
Чего? Нет, эссе я, разумеется, написала в тот же день, когда мэтр, то есть монсиньор нам его задал…
Он, кажется, ждал ответа, я кивнула. Туфли сдвинулись.
– Идемте, мальчик, пора, – в голосе ректора, когда он обратился к Арману, слышалось непритворное сочувствие. – Расскажите напоследок, что именно у вас там произошло.
– Простите, учитель, нет.
– Ну, как знаете, я уважаю ваше решение и…
Они отошли, и большего я не расслышала.
– Идемте, мадемуазель, – негромко велел мэтр эр-Рази, – я провожу вас.
Когда мы с учителем шли по застланному ковром коридору, он продолжал говорить:
– Не бойтесь, Катарина, вам не будут мстить, не затаят против вас злобы. Мишель справедлив и благороден, вы свое право доказали.
Я не боялась, мне было тяжко. Жалела ли я Армана? Пожалуй. Если бы он согласился сам снять свое заклинание, я бы… Ах, к чему сейчас размышлять, что было бы. Произошло то, что произошло. Святые покровители и магия Зеркала Истины подарили мне год в Заотаре, год без сорбира Армана. Это ли не счастье?
На следующий день счастья стало чуть больше. В ссылку с маркизом Делькамбром отправлялась также его верная невеста мадемуазель де Бофреман.
Студентам сообщили, что после моей жалобы и последующего разбирательства Армана де Шанвера наказали, что добавило мне в их глазах зловещей таинственности: Гаррель приносит беду. Каждый, кто пытался с ней флиртовать, пострадал: Шариоль, Шанвер… Брюссо пока держится, но это ненадолго, вот увидите.
Бордело разработала целую схему, как вернуть мне привлекательность в глазах противоположного пола, собиралась попросить Жоржетт, чтоб она… Я попросила Натали этого не делать – противоположный пол меня не интересовал.
Зато неожиданно раскрылась загадка о пятидесяти коронах. И поспособствовала этому Делфин Деманже, которая считала своим долгом меня опекать после заседания в зале Совета.
– Опасайся филидских проклятий, Катарина, – поучала она, – эта публика крайне коварна. Знаешь, почему опытные студенты не пользуются прачечной? Потому что только оттуда можно незаметно утащить какую-нибудь личную вещь.
Маменька… Маменька все знала, поэтому я получила от нее ровно пятьдесят корон, двадцать пять – на жетон, двадцать – форма, и еще пять – на писчие принадлежности. Она знала и не хотела, чтоб я отдавала белье в прачечную. Знала, но не могла мне сказать. Клятва Заотара. Моя мать училась в академии!
Как разрешилось дело с кошелем? О, Мадлен разыграла все, как по нотам. Как только мадам Информасьен сообщила, что все обвинения с Катарины Гаррель сняты, кошель, похожий на тот, что обнаружили в моих вещах, нашелся.
– Экая я растяпа, – серебристо хохотала она, – прости, Гаррель.
Ну и что я могла ответить? Демонстрация чудесной находки проходила в столовой при скоплении народа. Когда великолепная Бофреман покидала зал, а в общем, и академию, она на мгновение задержалась у моего стола:
– Надеюсь больше с тобой никогда не встретиться, Шоколадница.
– А уж как я надеюсь… Надеюсь, что Оди подкарауливает снаружи твою лживую персону.
– Не сметь мне тыкать! – она занесла руку для удара.
Я смотрела, просто смотрела. Мадлен опустила руку, повернулась на каблуках и, сопровождаемая верными клевретами, ушла.
– В следующий раз, Кати, – сказал Купидончик, – тебе нужно будет ударить мадемуазель де Бофреман – так положено.
– Следующего раза не будет, – вздохнула я и вернулась к завтраку.
Тогда я действительно так думала. Катарине Гаррель оплатили всего лишь год обучения, и она выпустится из Заотара тридцать первого числа маи, с дипломом или без диплома.
Я ошибалась.
Но это уже другая история.