оящее озарение: чудесным образом, объяснения коему забывчивый старец не находил, он вдруг постиг, что именно находится в клетчатом чемодане!
За минуту до того, как двое на мосту расстегнули молнию кофра, склеротический провидец совершил еще один могучий ментальный прорыв. Он гениально считал с информационного поля мироздания единственно верный телефонный номер, набрал его и решительно отчеканил в телефонную трубку:
— Алло, это криминальная полиция? Приезжайте на мост через Шпрее. Тут есть кое-что для вас.
Люди из Крипо приехали быстро.
— Это снова вы? И снова с трупом? — с нескрываемой укоризной обратился к херру Катцелю инспектор Рудольф Виккерс.
— Простите? — склеротический дедушка не нашелся, что ответить.
— Руди, это собака! — не тая удивления, сообщил Виккерсу коллега, успевший открыть чемодан.
— Прекрасно, — по-прежнему укоризненно буркнул инспектор и посмотрел на херра Китцеля совсем уже неласково:
— Вы все-таки утопили своего пса, жестокий старик?
— При чем тут мой пес? — обоснованно (как ему казалось) возмутился дедушка Китцель. — Бисмарк жив и здоров!
В подтверждение сказанного он вытащил из-за пазухи мокрого дрожащего песика, и тот звонко чихнул.
— Бисмарк жил, Бисмарк жив, Бисмарк будет жить! — бодро проскандировал рослый парень в костюме Санта Клауса.
Виккерс и его коллеги косились на него с подозрением, которое было вполне объяснимым. Только очень неправильный Санта мог принести им в подарок чемодан с мертвым псом!
— Значит, эта собака опять спаслась и вы утопили другую? — спросил настойчивый Руди.
— Да никого я не топил! — отговорился херр Аксель и, дабы не компрометировать себя дополнительно, поспешно убрал с глаз долой мокрого Би.
— Господин инспектор! — вмешался в разговор неправильный Санта Клаус. — Я верно понял, что это уже не первый чемодан с трупом, выловленный из Шпрее?
Виккерс не удостоил его ответом, но любознательный Санта нисколько не смутился, обернулся к своей спутнице и заговорил с ней на чужом языке.
Узнав русскую речь, Руди нахмурился. Разумеется, он не забыл, что предыдущий (не четвероногий) покойник из чемодана был опознан как гражданин России Юрий Михайлович Солнцев, заместитель директора одной губернской телекомпании. Установить его личность в кратчайшие сроки помогло консульство благодаря биометрическим данным погибшего, имевшего самый современный загранпаспорт. В связи с этим следовало признать, что Юрий Михайлович Солнцев был образцовым туристом и стал образцовым трупом, не особенно осложнившим работу экспертов Крипо.
— Вы русские? — задумчиво спросил Руди неправильного Санту.
— Моя фамилия Розенкранц! — важно ответил тот.
— А могу я узнать фамилию этой дамы? — продолжал настаивать инспектор.
Судя по тому, что Санта Розенкранц обратился с соответствующим вопросом к самой даме, он тоже не знал ее фамилию. Это только укрепило смутные подозрения Руди, так что ответ: «У нее нет при себе документов, вас устроит визитная карточка?» — он принял с недоверчивой усмешкой.
И совершенно напрасно! Визитная карточка спутницы Санты Розенкранца инспектора Крипо не просто устроила — она превзошла все его ожидания! Маленькая белая картонка удобочитаемыми латинскими буквами сообщала, что госпожа Елена Логунова является редактором информационной службы Екатеринодарской телекомпании.
О существовании на карте мира этого южного российского города, а в нем — этой самой телекомпании инспектор Вайсман узнал совсем недавно и при таких обстоятельствах, которые никак не позволяли забыть новые знания в области географии прежде, чем закончится расследование по делу об убийстве Юрия Михайловича Солнцева. Тот факт, что сумчатый покойник и спутница неправильного Санта Клауса Розенкранца оказались не просто земляками, но еще и коллегами по работе, невозможно было оставить без внимания.
— Руди, перед смертью эта собака кого-то покусала! — сообщил инспектору его коллега, осматривающий бренное тело таксы.
В другой раз дотошный и педантичный Виккерс не преминул бы указать эксперту на неточность формулировки: из сказанного не явствовало, чья именно смерть последовала за покусом — самой собаки или ее жертвы. То есть гибель собаки была очевидна, но наступила ли она в результате пищевого отравления жертвой покуса, судить без соответствующих анализов было рановато.
— Отлично, — несколько невпопад сказал Руди и посмотрел на ноги подруги Санты Розенкранца с интересом, который был гораздо сильнее обычного мужского.
Ноги иностранной тележурналистки блистали не столько красотой, сколько лаковым капроном. Следов контакта с собачьими зубами на них не наблюдалось. Тем не менее Руди твердо сказал:
— Я попрошу фрау проследовать с нами для выяснения некоторых обстоятельств.
Затем инспектор присел на корточки рядом со своим коллегой, окинул суровым взором хладный и мокрый собачий труп, задержал взгляд на оскаленных челюстях животного и непререкаемым шепотом распорядился провести в отношении данного тела не менее полную экпертизу, чем та, которая позволила установить личность Ю. М. Солнцева.
— Как скажешь, Руди! — ответил эксперт и, едва инспектор повернулся к нему спиной, выразительно покрутил пальцем у виска.
Эксперт и сам любил животных, но считал, что посмертно уравнивать их в правах с людьми — это уже чересчур!
23
Для Ирины Максимовой завтрак прошел нечувствительно: подругу Ирка любила больше, чем покушать, поэтому в растрепанных чувствах никак не могла сосредоточиться на процессе питания. Толстокожий обжора Вадик этим беззастенчиво пользовался, выдергивая из-под руки рассеянной сотрапезницы лакомые кусочки.
— Я вроде булочку приносила? — потянувшись к тарелке и нащупав ее гладкое фарфоровое дно, пробормотала Ирка. — Господи, ну куда же она пропала?!
Вопрос был не о булочке, а о подружке, но воровато чавкающий Вадик смены предмета разговора не уловил и, побуждаемый нечистой совестью, пробормотал:
— Ну, куда… Известно куда. У молодого здорового мужчины знаешь какой аппетит! О-го-го!
— Ты на что намекаешь? — Ирка очнулась от глубоких раздумий и посмотрела на Вадика тяжелым, как бабушкин чугунный утюг, взглядом. — Я чего-то не знаю?
Молодой здоровый мужчина с о-го-го каким аппетитом вполне сошел бы за уважительную причину исчезновения не только булочки, но и подружки. Но кто мог быть этим плотоядным хищником? Вынырнувший из глубины веков сосед Саша, по Иркиному несправедливому мнению, не тянул ни на молодого, ни на здорового.
— Да вообще больной — с легкостью отказался от такой женщины! — продолжая ревностно отстаивать интересы подруги, произнесла она вслух.
— Отказался? Когда это?! — по-прежнему принимая сказанное на свой счет, искренне обиделся Вадик.
Единственной женщиной, от которой он отказался бы с легкостью, могла быть только Смерть с косой.
— Вадик! — ничего не слыша и продолжая гнуть свою линию, настойчиво сказала Ирка. — Если есть какой-то мужик, ты должен мне все рассказать. Сейчас самое время признаться.
— Клянусь тебе, никаких мужиков! Никогда! — заверил ее Вадик, клятвенно прижимая огрызок плюшки к сердцу, целиком и полностью принадлежащему исключительно женщинам.
— Доброе утро! — возникнув у стола, вежливо произнесла переводчица Ксения. — Херр Вадим, если вы закончили трапезу, я хочу познакомить вас с господином…
— Да пошлите вы его… к какому-нибудь другому херру! Я не знакомлюсь с господами! — нервно вскричал Вадик, всерьез обеспокоенный тем, как стремительно, да еще и в международном масштабе, гибнет его репутация бабника. — Меня интересуют только дамы! И больше всех других дам в настоящий момент меня интересует моя напарница. Вы знаете, Ксюша, ведь она…
— Цыц! — прикрикнула Ирка, хлопнув ладошкой по столу. — Не смей компрометировать Ленку в глазах зарубежной общественности! Рано еще поднимать тревогу! Возвращаемся в номер, сидим и ждем.
Но сидеть и ждать, бездействуя, оказалось невыносимо.
— Хоть новости посмотреть… — пробурчал Вадик, включая телевизор.
— Кушен, кушен, кушен, кушен! — запел тоненький голосок.
На экране возник мультипликационный заяц, обнимающий непристойно большую морковку. Лелея гигантский корнеплод в своих объятиях, длинноухий зверек дурашливым дискантом тянул песенку на немецком языке. Страсть, с которой грызун прижимал морковку к брутально мохнатой груди, разительно контрастировала с писклявым голосом кастрата.
Вадик с недоумением взглянул на Ксюшу.
— Зайчик поет о том, как он любит эту чудесную, прекрасную, замечательную морковку, — угадав невысказанный вопрос, невозмутимо объяснила переводчица. — Это сейчас самый популярный в Германии рингтон.
— Извращенцы! — грубо бухнула расстроенная и злая Ирка.
Вадик переключил канал.
На экране появились две фотографии, с виду совершенно одинаковые. Их автор запечатлел средних размеров четвероногое, распластавшееся на голом кафельном полу. Животное было мохнатое, белое, а определить его видовую принадлежность мешало скверное качество снимков. В левом нижнем углу экрана призывно моргала табличка с набором цифр, в правом размеренно и безостановочно, словно робот-дирижер, жестикулировала телевизионная дева. Голос у нее был такой усталый и грустный, что Вадик, вопреки легенде ни черта не понимающий по-немецки, сочувственно предположил:
— А эти белые зайчики, похоже, умерли от неразделенной любви к морковке?
— Это не зайчик, это полярный медвежонок, живой символ Берлинского зоопарка, — терпеливо объяснила Ксения. — Телезрителям предлагается найти отличие между двумя картинками. Кто дозвонится в студию с правильным ответом, получит приз. Это сейчас самая популярная в Германии телеигра.
— Извращенцы! — неизобретательно повторила злобная Ирка.
Вадик снова переключил канал, и комнату заполнило волнующее вибрирующее контральто:
— О-о-о! Шпиль ми! Дрюкен ми!
— Мать моя! — ахнул Вадик, увидев на экране обладательницу чарующего голоса.