Ну же, Лорел! Где ее носит? Отворяю дверь примерочной и быстро выглядываю — ничего.
— Хорошо! Сдвинулось!
Я оборачиваюсь, и сердце ухает вниз. Откуда-то вынырнула рука Эми и ухитрилась поймать язычок молнии двумя наманикюренными пальцами.
— Можете молнию опустить?
— Ну… Попробую…
Я хватаюсь за молнию и тяну ее в направлении, противоположном тому, в каком тащит Эми.
— Заело! — огорченно восклицает она.
— Вижу! Я и пытаюсь расстегнуть…
— Постойте. — Голос Эми внезапно становится подозрительным. — Вы куда тянете?
— Э-э… куда и вы.
— Здравствуйте, Лорел, — с удивлением произносит за дверью Кристина. — Все в порядке? Вы договаривались?
— Нет. Но, думаю, у Бекки кое-что для меня есть…
Я спешу к двери и выглядываю наружу. Щеки у Лорел горят от возбуждения, она в новой юбке от Майкла Корса и темно-синем блейзере, абсолютно несочетающихся.
Ну сколько можно ей говорить? Клиенты как дети неразумные, честное слово. Только за порог и тут же напяливают черт-те что.
— Вот она. — Я киваю на гибрид Барби с Щелкунчиком, все еще воюющий с платьем.
— Отлично. — Лорел входит в примерочную. — Можете оставить ее мне.
— Что? Кто это? — Голова Эми выныривает из платья и вертится по сторонам. — О господи. Это…
— Да, — говорит Лорел, закрывая дверь. — Это я.
Я стою у двери, стараясь игнорировать повышенные голоса, доносящиеся из моей примерочной. Через несколько минут из своего кабинета выходит Кристина.
— Бекки, что происходит?
— Гм… Лорел повстречала свою знакомую. Я подумала, что их стоит оставить наедине. — Слышится глухой удар, и я громко кашляю. — Кажется, они там… болтают.
— Болтают? — Кристина смотрит на меня в упор.
— Ну да! Болтают!
Дверь неожиданно распахивается, и появляется Лорел со связкой ключей в руке.
— Бекки, я ненадолго наведаюсь в квартиру Эми, а сама она хочет побыть здесь, пока я не вернусь. Правильно, Эми?
Я заглядываю через плечо Лорел в примерочную. Эми сидит в углу в одном белье минус изумрудная подвеска, и вид у нее совершенно оглушенный. Она молча кивает.
Лорел выходит размашистым шагом, а Кристина сверлит меня недоверчивым взглядом.
— Бекки…
— Итак! — Я быстро разворачиваюсь к Эми, как и подобает образцовой сотруднице магазина «Бер-низ». — Пока мы ждем, не хотите ли вы примерить другие платья?
Сорок минут спустя Лорел возвращается, и лицо ее лучится.
— Нашли остальное? — с нетерпением спрашиваю я.
— Все у меня.
Кристина косится на нас с другого конца отдела и отворачивается. Она уже сказала, что единственный способ не уволить меня за случившееся — это ничего не знать.
Вот мы и договорились, что она ничего не знает.
— Держи! — Лорел швыряет ключи Эми. — Можешь проваливать. Привет Биллу. Он тебя заслуживает.
Не говоря ни слова, Эми, уже полностью одетая, вскакивает на ноги.
— Подожди, — останавливает ее Лорел. — А ты поблагодарила Бекки?
— Я… — Эми нервно оглядывается на Лорел. — Спасибо, Бекки.
— Не за что, — неловко бормочу я.
Эми чуть ли не бегом мчится к эскалатору, а Лорел обнимает меня и тепло произносит:
— Бекки, вы ангел. Полностью мне вас никогда не отблагодарить. Но все, что захотите, будет ваше.
— Не говорите глупостей. Я просто хотела помочь.
— Я серьезно!
— Лорел…
— Я настаиваю. Назовите — и к свадьбе это у вас будет.
Свадьба…
Словно кто-то распахнул окно и в комнату ворвался холод.
За всеми волнениями и суматохой я ухитрилась полностью забыть об этой напасти. Но проблема никуда не делась.
Две мои свадьбы. Два моих фиаско.
Будто два поезда мчатся на меня. Все быстрее и быстрее, стремительно надвигаются — даже когда я не смотрю на них. Роковой момент все ближе. Увернусь от одного и — попаду под колеса другого.
Я смотрю на открытое, доброе лицо Лорел, мне хочется прижаться к ней с криком: «Разберитесь за меня в моей жизни!»
— Все, что хотите, — повторяет Лорел и сжимает мои плечи.
Я медленно возвращаюсь в примерочную. Адреналина как не бывало. Я вся во власти знакомой, изматывающей тревоги. Прошел еще один день, а я ни на шаг не приблизилась к гениальному решению. И время на исходе.
Может, дело в том, что в одиночку мне не выпутаться, думаю я, тяжело осев на стул. Может, на помощь позвать? Пожарников или спецназ.
Или Люка.
15
Знаете, мне даже немного легче. Я перепробовала все — и всюду тупик. Не остается ничего другого, как признаться Люку. Он будет потрясен. И рассержен. Но по крайней мере он будет знать.
По дороге я завернула в бар, пропустила пару рюмок и старательно прикинула, как ему это выложить. Ведь главное — это как событие преподнести. Когда президент собирается поднять налоги, он же не заявляет: «Я собираюсь поднять налоги». Он говорит: «Каждому гражданину Америки известна цена образования». Поэтому я написала речь, немного смахивающую на обращение к нации, и вызубрила ее от буквы до буквы — с пробелами для реплик Люка (или аплодисментов. Хотя это вряд ли). Если буду придерживаться текста и никто не влезет с вопросом о политике Уганды — все в порядке.
Я поднимаюсь по лестнице к нашей квартире, и ноги у меня слегка дрожат — несмотря на то, что Люк еще не вернулся и у меня есть время, чтобы подготовиться. Но за дверью меня ждет удар — Люк сидит за столом, над стопкой бумаг.
Хорошо, Бекки, вперед. Глубокоуважаемые леди и джентльмены! И так далее и тому подобное. Дверь за мной захлопывается. Я извлекаю из кармана свои записи и набираю в грудь побольше воздуха.
— Люк, — начинаю я почти торжественно, — мне необходимо сказать тебе кое-что насчет свадьбы. Это очень серьезная проблема, и выход из нее найти непросто. Если решение и есть, то отыскать его я могу только с твоей помощью. Поэтому я и говорю тебе об этом сейчас — и прошу, чтобы ты выслушал меня с ясным умом.
Неплохо. Этим куском я даже горжусь. «Выслушал с ясным умом» — это наитие, потому что так он не сможет на меня наорать.
— Для того чтобы разъяснить мое дальнейшее неприятное сообщение, я должна вернуть тебя назад во времени. Назад к началу. Я имею в виду не сотворение мира. И даже не Большой взрыв. Я имею в виду чаепитие в «Кларидже».
Я держу паузу, но Люк все еще молчит — слушает. Может, обойдется?
— Именно там, в «Кларидже», и возникла неразрешимая проблема. Я была, если угодно, греческим богом, которому пришлось выбирать между тремя яблоками. Но только здесь их оказалось два, и они не были яблоками. — Я многозначительно умолкаю. — Это были свадьбы.
Наконец Люк поворачивается ко мне. Глаза у него воспаленные, лицо какое-то странное. Он смотрит на меня — и по спине моей бегут мурашки.
— Бекки, — выдавливает Люк точно через силу.
— Да?
— Думаешь, мать действительно любит меня?
— Что? — Я сбита с толку.
— Скажи мне честно. Ты думаешь, мать любит меня?
Погодите. Он хоть слово из моей прекрасной речи слышал?
— Конечно, любит! И ты очень кстати заговорил о матерях, потому что корни моей проблемы…
— Дураком я был. — Люк берет полупустую бутылку, наполняет свой стакан и пьет что-то, весьма напоминающее виски. — Она же меня просто использовала.
Сколько времени он уже здесь сидит? Я гляжу на его лицо, напряженное, уязвимое, и глотаю слова, что вертятся у меня на языке.
— Конечно, она тебя любит. — Я забываю про свою речь и подхожу к Люку. — Уверена. Это же видно по тому, как она… гм…
По чему видно-то? По тому, как она использует, твой персонал, ничем не отблагодарив за это? По тому, как, обведя тебя вокруг пальца, укатывает в Швейцарию?
— А почему ты?.. — бормочу я в замешательстве. — Что-нибудь случилось?
— Это так глупо. — Люк мотает головой. — Я нашел кое-что. Я заходил к ней на квартиру — надо было забрать бумаги для фонда. И, сам не знаю почему… может, после того, как посмотрел утром снимки Сьюзи и Эрни… Словом, я принялся искать старые фотографии. Мои детские снимки. Снимки, где мы вместе. Не знаю, что именно я искал. Наверное, хоть что-нибудь.
— Нашел?
Люк указывает на бумаги, лежащие на столе.
— Что это?
— Письма, От моего отца. Письма, которые он писал моей матери, когда они расстались, пятнадцать, двадцать лет тому назад. Умолял ее повидаться со мной. Умолял ее навестить меня. — Голос у Люка глухой и ровный. — Предлагал оплатить гостиницу. Писал, что сам привезет меня. Просил снова и снова… А я ничего не знал об этом. — Он тянется за исписанными листами и дает их мне: — Вот, прочти сама.
Стараясь скрыть потрясение, я просматриваю письма, выхватывая то одну, то другую фразу.
Люк так отчаянно хочет увидеть мать… не может понять твоего отношения…
— Эти письма многое объясняют. Оказывается, ее новый муж ничего не имел против того, чтобы взять меня с собой. Вообще, похоже, был порядочным человеком. Он соглашался с моим отцом, что мне следует приехать к ним. Но ее это не интересовало. — Люк пожимает плечами. — Да и с чего бы вдруг?
…Умный, любящий мальчик… упускать чудесную возможность…
— Люк, это… ужасно, — невпопад бормочу я.
— Самое худшее — что я винил во всем моих родителей.
Я представляю себе Аннабел, ее доброе, мягкое лицо; отца Люка, втайне пишущего эти письма, — и меня охватывает гнев. Элинор недостойна Люка. Она никого из этой семьи недостойна.
Воцаряется тишина, только дождь шумит снаружи. Я сжимаю руку Люка, стараясь вложить в это движение все тепло, всю любовь, на которую я только способна.
— Люк, конечно, твои родители все понимали. И… и я уверена, что на самом деле Элинор хотела тебя увидеть. Может, тогда это просто было ей трудно, или… может, ее слишком долго не было…
— Есть кое-что, о чем я никогда не говорил тебе, — перебивает Люк. — И вообще никому… Когда мне было четырнадцать, я приехал в Нью-Йорк, чтобы увидеть мать. Это была школьная экскурсия. Я зубами и когтями дрался, чтобы меня взяли. Мама с папой, понятное дело, были против, но в конце концов сдались. Мне они сказали, что мать в отъезде, иначе она с радостью бы со мной встретилась. Люк тянется за бутылкой и подливает себе виски.