Всегда считала, что мне нужно бы написать «Гид по браку от Бекки Брендон, урожденной Блумвуд». Поделиться с читателями своими полезными наблюдениями. И первым из них было бы то, что график любви в семейной жизни представляет собой кривую, которая совершенно непредсказуемо то взмывает вверх, то ныряет вниз.
Конечно, моя любовь к Люку – величина постоянная, это что-то вроде сопровождающей все события моей жизни легкой фоновой музыки. Но порой неожиданно вступает гитара, да как выдаст такое соло, что только и остается мысленно шептать: «Боже, я хочу тебя сию минуту!» (Интересно, это только у меня так? Нужно будет расспросить Сьюзи.)
И вот вам яркий пример. Прошлым вечером мы с Люком вдвоем ужинали на кухне. Казалось бы, романтический момент. Но я только и делала, что пялилась на его верхнюю губу и думала: «Неужели обязательно отращивать усы? Нельзя просто взять и перевести деньги в фонд?» Ну а теперь настало утро, нам обоим пора бежать, а я, кажется, готова кричать: «Плевать мне на усы! О, мой сияющий бог!» Я вся горю и трепещу. А все от того, что он смотрит на меня этим своим многообещающим взглядом.
– Когда ты вернешься? – хриплым голосом спрашиваю я. – Есть встречи вечером?
– Я их все отменю, – отвечает Люк, не сводя с меня глаз. – Если пообещаешь не снимать сапоги.
– Мама!
Тут в комнату вбегает Минни, и всей магии конец. Проморгавшись, я грустно улыбаюсь Люку.
– Маааамаа! – Минни цепляется за меня и тянет на себя. – Где мой шадик на лоточке?
– Не волнуйся, милая, – заверяю я. – Все готово.
– Надо идти, – говорит Люк и тоже грустно улыбается мне в ответ. – До вечера. Ах, да, – добавляет он уже в дверях, – там из школы письмо пришло. Что-то про профилактику вшей.
Да что ж такое! Каждый раз, когда я силюсь быть отвязной, школа лезет со своими вшами. Они это нарочно!
В холле, доставая из шкафа плащ, я решаю, что до школы лучше доеду в кроссовках, а отвязные сапоги возьму с собой в пакете. И не потому, что мне сложно ходить на шпильках, а просто там, на дороге, грязь развезло. К тому же мне сегодня нужно пройти тысяч семьдесят шагов, чтобы отработать все те дни, когда я нормы не выполнила.
О-о, интересно, а секс считается? Он ведь тоже сжигает калории, верно?
Мы идем по улице, я краем уха слушаю болтовню Минни насчет «сюнючка», который она получит на Рождество, и одновременно слежу за тем, чтобы не развалился «зимний садик на лоточке», который я несу в руке. Я честно хотела сделать первоклассную поделку, но совершенно забыла о задании и вспомнила о нем, только когда мы вернулись из Шордитча. Пришлось в панике носиться по саду, подбирая первые попавшиеся веточки и ягоды. В итоге на «зимний садик на лоточке» наша поделка похожа не очень. Скорее это «груда всякой фигни на лоточке».
Помогая Минни повесить пальто, я вижу, как в раздевалку входит Стеф, ведя за руку Харви, и нарочно медлю, чтобы в класс отправиться вместе с ней. Стеф ужасно бледная и явно на взводе, но, видя меня, через силу улыбается.
– Какой милый садик, – говорю я, хотя их поделка еще хуже нашей – просто комок грязной травы, увенчанный сухим коричневым листком.
– Ага, – фыркает она. – Какой уж есть. Боже!
Обернувшись в направлении ее взгляда, я охаю. В школу как раз входит сияющая Сьюзи, и в руках у нее лучший «зимний садик на лоточке» из всех, что я видела. (Собственно, я и видела-то всего три.) У нее там и мох, и снег, и деревца, и желудевые человечки, расположившиеся на пикник под елкой. Сколько же она над ним корпела?
– Божечки! – вскрикивает мисс Лукас. – Леди Клиф-Стюарт, какое чудо! А это что, неужели птичье гнездышко?
– Ага, нашли на дереве, – кивает Сьюзи. И поспешно добавляет: – Оно было уже заброшенное.
– Птичье гнездышко, – обескураженно повторяет Стеф и тоскливо смотрит на садик Сьюзи.
– О, Бекс! – замечает меня Сьюзи, развернувшись к выходу. – А я тебя и не увидела… – Тут она осекается и охает. – Боже, что с твоими глазами?
– Решила попробовать новый стиль, – беззаботно отзываюсь я. – Как тебе?
– Э-э-э… да! – помолчав, выдает Сьюзи. – Очень… Подбросить тебя на работу?
– Нет-нет, не нужно. Я лучше прогуляюсь. Мне нужно побольше ходить пешком.
– Ладно. Тогда увидимся в магазине. Привет, Стеф! – бросает Сьюзи, проходя мимо нас.
– Привет! – бормочет Стеф и быстро разворачивается, пряча за спину свой неуклюжий, вымазанный землей садик.
К счастью, Минни и Харви и дела нет до того, насколько садик Сьюзи круче их поделок. (Самое классное в детях – это то, что они ни в чем не разбираются.) Ну и, к чести мисс Лукас, нужно заметить, что их работы она хвалит так же горячо, как садик Сьюзи.
– Харви! Минни! Какие очаровательные садики!
– Угу, – фыркает Стеф так, что никто, кроме меня, не слышит. – Наш точно выдвинут на премию Тернера[18].
Я усмехаюсь – и тут замечаю, что глаза у нее блестят. Господи! Наверняка этот урод, ее муженек, что-то отмочил. Но не могу же я начать расспрашивать ее в школьном коридоре.
– Кстати, как хорошо, что вы обе здесь, – говорит мисс Лукас. – Мы как раз распределяли роли для рождественского спектакля и решили, что Минни и Харви будут играть волхвов!
Минни будет волхвом! Я так и вспыхиваю от гордости.
– Костюм очень простой, – радостно добавляет мисс Лукас. – Вот тут выкройка… – она вручает нам со Стеф пухлые конверты, и улыбка сползает у меня с лица. Выкройка? То есть его придется… шить? – Просто прострочите швы, – жизнерадостно продолжает мисс Лукас. – А кое-где заложите складочки. Если захотите украсить костюм вышивкой или лентами, будет чудесно. Но это не обязательно, – заканчивает она, широко улыбаясь.
Складочки? Вышивка?
Что-то не помню, чтобы, когда мы записывали Минни в школу, завуч предупреждала нас: «Учтите, родители наших учеников должны уметь вышивать и закладывать складки». Но возразить я не могу, ведь Минни смотрит на меня с такой надеждой.
– Никаких проблем! – сам собой произносит мой голос. – Думаю, я еще добавлю пайеток и вручную кое-что пришью.
– Замечательно! – хлопает в ладоши мисс Лукас.
Стеф же не отвечает, просто рассеянно сует конверт в свою огромную торбу. Мы прощаемся с детьми, направляемся к выходу, и тут она говорит: «Пока, Бекки» и прежде, чем я успеваю ответить, ныряет в женский туалет. Несколько секунд я озабоченно смотрю ей вслед, а затем вхожу следом. Просто хочу убедиться, что все в порядке.
В туалете, как и всегда, толчется несколько мам. И вовсе не потому, что им надо пописать, тут они сплетничают. Стеф проходит к одной из раковин, с несчастным видом разглядывает себя в зеркале и начинает поправлять макияж. И я решаю, что дам ей закончить, а потом предложу поговорить.
Но у Стеф ничего не выходит. Глаза ее снова и снова наполняются слезами, и ей постоянно приходится стирать расплывшуюся подводку и начинать заново. Так проходит пара минут, а затем к ней обращается одна из женщин, с которой я не знакома:
– У вас все нормально?
– У меня? – Стеф взвивается, как ошпаренная кошка. – Да-да, все хорошо. Отлично!
Она бросает отчаянный взгляд моему отражению в зеркале и ныряет в кабинку. А я, не раздумывая, захожу в соседнюю. Я бы отправила ей сообщение, но сеть тут почти не ловит. А если начнешь шептать, кто-нибудь может услышать. Постучишь в стенку – и подавно…
И тут меня осеняет. Я достаю из сумки ручку и какой-то старый чек. А, это из «Бутс», за 3 банки сыворотки № 7, на которую была скидка. Кстати, а куда же я их засунула?
Ну да ладно. К делу. Я пишу на бумажке: «Ты правда в порядке? С любовью, Бекки хх» и сую ее под перегородку.
А через пару секунд бумажка возвращается с ответом от Стеф: «Нет. Не совсем».
Я так и знала.
«Давай поговорим. Можно в твоей машине. х», – пишу я и снова просовываю бумажку под перегородку.
И почти сразу же мне приходит ответ: «Да, пожалуйста. Спасибо. Х».
Спустя двадцать минут я знаю о жизни Стеф, о ее муже Дэмиане и об их последнем жутком отпуске на Кипре куда больше, чем мне бы хотелось. Сказать по правде, я всем этим слегка ошарашена. Семейная жизнь должна быть, как скотч для одежды. Крепкая, надежная и такая, чтобы ничего не торчало наружу. Но иногда случается, что в самый неподходящий момент скотч отрывается, все расползается, и на место ничего уже не прилепишь.
Когда мы были в Штатах, Сьюзи с Тарки повздорили, и я уже опасалась худшего. И Джесс на днях была вся потухшая. А теперь еще… это. Оказывается, Дэмиан ничего не хочет слушать и к семейному психологу идти не желает. Сначала он твердил, что у него никого нет, а теперь выясняется, что другая женщина все же есть. Они вместе работают: он – в ИТ-отделе, а она отвечает за организацию корпоративных мероприятий. Как-то раз они вместе поехали в Манчестер на конференцию, и там, в отеле «Мальмазон», все и случилось. (Честно говоря, я бы обошлась без подробностей, но не хочется мешать Стеф изливать душу.)
Мы сидим в припаркованной у обочины машине, Стеф все говорит и говорит, но временами испуганно оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто за нами не наблюдает. Она ужасно боится, что кто-нибудь обо всем узнает. Потому что тогда новость дойдет и до Харви. А больше всего ей хочется, чтобы Дэмиан осознал, каким был идиотом, и вернулся, а Харви так никогда ни о чем и не узнал.
– В каком-то смысле Дэмиан прав, – говорит Стеф, печально глядя в окно. – Со мной в последнее время было не так уж весело. Я не слишком искрометно шучу. А когда мы отправляемся поужинать в ресторан, могу уснуть, уронив голову на стол. – Она тяжко вздыхает. – Просто тащить на себе одновременно и работу, и школьные дела так сложно. К тому же у нас сейчас очень важный проект… – Стеф судорожно трет лоб, будто стараясь выгнать из головы навязчивые мысли. – Мы полгода назад переехали в новый дом, а я так до сих пор и не решила, в какой цвет выкрасить спальню. Да я даже коробки с вещами не разобрала. Мы с мужем поскандалили, и он сказал, что я просто 33 несчастья. И был прав.