– Магазин! – Минни хватает упаковку чипсов и бесцеремонно кидает на стол. – Покупай, мама, покупай!
– Хорошо, детка.
Я поспешно подхватываю чипсы и прячу их, пока она не порвала упаковку и нам не пришлось за них платить.
В воспитании детей многое можно узнать лишь на собственном опыте. Сегодня, например, я извлекла очень ценный урок: «Не говорить «мини-бар» в присутствии Минни». Она решила, что речь идет о «Минни-баре» – и это ее собственный шкаф, полный замечательных вещей. Объяснять ей бесполезно. В итоге я сдалась и позволила вытащить все содержимое. Ковер теперь усеивали десятки крохотных бутылок и шоколадок. Потом все сложу обратно (если только бар не оснащен электронной системой, тогда у нас будут большие проблемы, и Люку придется улаживать этот вопрос с администрацией отеля. Впрочем, ему хорошо удаются переговоры).
Я уже «купила» у Минни тоник и шоколадку «Тоблерон» и теперь тыкаю пальцем в апельсиновый сок, пока другой рукой наношу на ресницы тушь.
– Пожалуйста, можно мне немного сока?
Я тянусь за бутылкой, однако Минни крепко за нее хватается.
– Нельзя! – сурово заявляет она. – В другой раз. У нас нет денег!
Я недоуменно моргаю. Где она этому научилась?
Ой!
Господи! Кажется, это я виновата…
Наверное, я ужасная, отвратительная мать. Но честное слово, только так мне удается охладить ее пыл, когда мы идем за покупками.
Минни с каждым днем говорит все лучше. И хорошо. Все родители рады слышать, как ребенок учится выражать вслух свои самые сокровенные желания. Беда лишь в том, что Минни делает это очень и очень настойчиво.
Она больше не кричит «МО-О-ОЕ!», как прежде, а говорит «Можно?». Мы заходим в супермаркет, и она начинает без устали твердить «Можно это, мама? Можно? Можно?», снова и снова, будто пытается обратить меня в новую религию.
И ладно бы ей нравились действительно нужные вещи. Она же хватает все подряд: всякие швабры, банки, скрепки… Когда последний раз мы ходили в магазин, она завела ту же пластинку «можно, пожа-а-алуйста?», я кивала, а за ее спиной выкладывала товар обратно на полки, а она вдруг повернулась и завопила: «Ну купи-и-и, маму-у-уля!» так отчаянно, что остальные покупатели засмеялись. Тогда она замолчала и приняла актерскую позу, – и все захохотали в полный голос.
(Неужели в ее возрасте я была такой же? Надо будет спросить у мамы.)
(Хотя нет, пожалуй, лучше мне этого не знать.)
Так что я избрала новую тактику и говорю Минни, что у нас нет денег. Это она вроде бы понимает. Правда, иногда перехватывает незнакомцев и сообщает им: «У нас нет денег» таким скорбным тоном, что мне становится жутко стыдно.
Теперь она гневно отчитывает Спики, свою куклу:
– Положи. Обратно. – Она выхватывает у куклы пакетик арахиса и яростно трясет им. – Это. Не. Твое.
Боже! Неужели я себя так веду?
– Будь с ней помягче, – предлагаю я. – Вот как надо.
Я беру Спики и принимаюсь ее баюкать, но Минни жадно отбирает куклу.
– Спики плачет. Спики надо дать… конфетку.
Глаза у нее при этом блестят так хитро, что я еле сдерживаю улыбку.
– У нас нет конфет, – отвечаю с самым серьезным видом.
– А это – не конфетка?
Она неуверенно поднимает «Тоблерон».
– Нет, это для взрослых. Он невкусный. А конфеток нет.
Минни разглядывает батончик, и я буквально вижу, как у нее в голове крутятся мысли. «Тоблерон» она никогда не пробовала, так что интерес к шоколадке вполне оправдан.
– Он невкусный, – повторяю. – Конфетки мы купим потом. Давай уберу.
И Минни сдается. В конце концов, ей всего-навсего два с половиной года.
– Спасибо. – Я вытаскиваю шоколадку из ее кулачка. – Давай пересчитаем бутылочки?
Гениальная идея – Минни обожает считать, хоть и пропускает порой цифру «четыре». Вскоре нам удается вернуть все бутылочки в мини-бар, и наступает очередь шоколадок и снеков, как вдруг дверь распахивается, и в номер заходят мама с Дженис: все раскрасневшиеся, у Дженис на голове пластмассовая диадема, а мама держит чашку, полную монет чашку.
– Привет, – говорю я. – Как прошел вечер?
– Я выиграла тридцать долларов! – с мрачным ликованием хвастается мама. – Уж теперь-то я твоему отцу покажу!
Мама несет какой-то бред. Какое отношение ее выигрыш может иметь к отцу?
Впрочем, спрашивать все равно нет смысла, когда она в таком настроении.
– Здорово! – говорю я. – Дженис, красивая диадема.
– О, она бесплатная, – взахлеб выпаливает та. – Знаешь, скоро начнется танцевальный конкурс. Мы видели рекламу!
– Мы решили пока передохнуть, а вы с Люком прогуляйтесь по городу. – Для пущей убедительности мама взмахивает чашкой с монетами. – Милая, у тебя, случайно, нет лишних накладных ресниц?
– Ээ… есть. А я и не знала, что ты носишь накладные ресницы.
– «Что случилось в Вегасе, в Вегасе и останется», – многозначительно цитирует она.
«Что случилось в Вегасе»? Боже, надеюсь, она только про ресницы говорит?.. Я задумываюсь, как бы поделикатнее спросить, не намерена ли она пуститься во все тяжкие, как вдруг на телефон приходит сообщение.
– Это Дэнни! – радостно выдыхаю я. – Он приехал. Он здесь!
– Что ж, милая, раз ты готова, почему бы тебе не спуститься? – предлагает мама. – А мы пока искупаем Минни и уложим ее спать. Правда, Дженис?
– Конечно, – соглашается та. – Убаюкаем нашу малютку в два счета.
– Правда? Я ведь могу и сама…
– Бекки, не глупи! – возмущается мама. – Я и так последнее время почти не вижу внучку. Ну-ка, детка, иди к бабуле на колени. Мы расскажем тебе сказку, поиграем и… О, придумала! Давай съедим эту замечательную вкусную шоколадку «Тоблерон»!
Семь
Дэнни я нахожу за угловым столиком в «Бушон», шикарном ресторане с льняными скатертями. Мой друг – как всегда, тощий и загорелый (наверняка только что из солярия) – одет в голубую куртку-косуху. Он сидит рядом с беловолосой, очень бледной девушкой, абсолютно ненакрашенной, не считая темно-фиолетовой помады.
– Дэнни! – Я подбегаю и сжимаю его в объятиях. – Господи! Ты живой!
Дэнни я не видела с тех самых пор, как он пытался совершить экспедицию в Гренландию в благотворительных целях, но то ли палец отморозил, то ли еще что, в общем, ему потребовалась реабилитация в Майами.
– Можно сказать, чудом, – отвечает Дэнни. – Там было очень опасно.
Не было там ничего опасного. Я разговаривала с его агентом и знаю правду.
– Бедняга, – говорю я. – Наверное, там творился сущий ужас. Весь этот снег и… и волки…
– Не то слово! – пылко подхватывает мой друг. – Знаешь, Бекки, я включил тебя в завещание, и ты чуть не получила свою долю наследства.
– Правда? И что же ты мне завещал?
– Кое-какую одежду, – неопределенно отвечает он. – Мое кресло от Эймса. И лес.
– Лес?!
– Я купил лес в Монтане. Ради налогового вычета. И подумал, Минни могла бы в нем играть и все такое… Кстати, это Улла.
– Привет, Улла! – Я машу ей рукой, а та нервно бормочет что-то в ответ и снова утыкается в большой планшет, весь лист на котором покрыт крупным цветочным орнаментом.
– Я недавно нанял Уллу, потому что меня озарило вдохновение, – величественно произносит Дэнни. – Моя новая коллекция будет посвящена Лас-Вегасу. Вот, она уже подготовила некоторые эскизы. – Он показывает на пачку листов.
– Я думала, твоя следующая коллекция будет про эскимосов, – напоминаю я.
Когда мы последний раз с ним виделись, он говорил о том, что резная кость, этнические узоры и бескрайняя снежная гладь вдохновляют его на создание мужских широких брюк оверсайз.
– Про эскимосов в Лас-Вегасе, – тут же находится Дэнни. – Ну что, ты уже была в казино?
– Я боюсь. Одна женщина сказала, азартные игры – как метамфетамин: попробуешь разок и увязнешь навеки.
Я надеялась, он скажет: «Что за бред?!», однако Дэнни с самым серьезным видом кивает.
– Все может быть. Моя школьная подружка Таня так и не оправилась после одной-единственной онлайн-партии в покер. Та ночь сильно ее изменила. В общем, трагичная история получилась…
– И что с ней теперь? – замираю я. – Она… умерла?
– Практически. Переехала на Аляску.
– Всего-то лишь! – возмущаюсь я.
– Стала работать на нефтяной вышке. – Дэнни делает глоток вина. – Вроде как пошла в гору. Кажется, она сейчас где-то в руководстве. Но до этого она крепко сидела на азартных играх.
– И вовсе это не трагичная история, – сердито говорю. – В конце концов, она стала боссом на нефтяной вышке.
– А ты представляешь, каково там? – веско замечает Дэнни. – Хоть раз в тех местах бывала?
Иногда я забываю, какой он упертый.
– Ладно. Это все неважно. Дело в другом…
– Я знаю, в чем дело! – перебивает Дэнни. – И уже обо всем позаботился. У меня есть листовки, ручки, футболки…
– Футболки? – изумленно переспрашиваю я.
Дэнни снимает куртку. Под ней надета футболка с фотографией Таркина: той самой, черно-белой, с недавней фотосессии. На ней Таркин обнажен до пояса, весь обвит веревкой и томно глядит в камеру. Сьюз этот снимок ненавидит. Она считает, что Тарки здесь похож на звезду порногейфильмов. И конечно, она не обрадуется, увидев это фото на футболке.
Внизу надпись: «НАЙДИ МЕНЯ» и телефонный номер Сьюз.
– Я целую партию отпечатал, – хвастается Дэнни. – Кейси и Джош раздают их возле «Сизарс-палас».
– Кто такие Кейси и Джош?
– Мои ассистенты. Смотри, нам надо, чтобы все увидели его лицо. Это первое правило поисков. Мой агент по связям с общественностью хочет договориться с новостным каналом и вроде как обещал найти типа, который отвечает за печать на молочных пакетах.
– Постой-ка. Хочешь сказать, твои люди сейчас раздают фотографии Тарки?
– Да, хватит на весь город, – хвастается Дэнни. – Мы отпечатали десять тысяч копий.
– Но мы нашли его!
– Как это нашли?!
– Ну, почти, – уточняю я. – Мы с ним разговаривали. Завтра утром встречаемся в «Белладжио».