– Зачем? Я заколола его, когда он находился в моей квартире, против моей воли. Он угрожал моей жизни.
– Нет никаких сомнений в том, что это случай самозащиты, – заверил Тони. – Просто нужно соблюсти кое-какие формальности.
Хилари отперла дверь и ослепительно улыбнулась ему.
– Спасибо, что поверили мне, даже несмотря на свидетельство шерифа Напы.
– Мы проверим, в чем там дело, – пообещал он. – И если вам будет интересно, доложу о результатах.
– Мне интересно.
– О’кей. Я дам вам знать.
– Благодарю вас.
Хилари переступила через порог. Тони не шелохнулся. Хилари оглянулась на него.
– Что-нибудь еще?
– Всего один вопрос. Вы не поужинаете со мной в субботу?
Хилари безмерно удивилась.
– Ах… нет, не думаю. Я буду очень занята.
– Что ж. Удачи вам в «Уорнер Бразерс».
– Спасибо.
Тони сделал несколько шагов к автомашине и остановился. На дорожку выскочил маленький шустрый лягушонок. Тони посмотрел на него и спросил себя:
– Не слишком ли легко я сдался?
Лягушонок пискнул.
– Что я теряю? – продолжал Тони.
Лягушонок снова пискнул.
Тони оставил новоявленного Купидона позади и позвонил в колокольчик. Хилари увидела его в дверной глазок и открыла дверь. Не успела она открыть рот, как Тони заговорил:
– Я похож на Квазимодо?
– Как? – растерялась она.
– Я не ковыряюсь в зубах на людях, – заверил он.
– Лейтенант Клеменца!
– Или все дело в том, что я – коп?
– Что-что?
– Некоторые не считают полицейских за людей.
– Я не из их числа.
– Вы не сноб?
– Нет. Просто…
– Может, все дело в том, что у меня мало денег и я не живу в Вествуде?
– Лейтенант, я провела большую часть своей жизни в бедности и далеко не всегда жила в Вествуде.
– Тогда в чем дело? Что со мной не так?
Хилари улыбнулась.
– Все так, но…
– Ну, слава богу!
– Просто у меня нет времени.
– Мисс Томас, даже президент Соединенных Штатов ухитряется иногда выкроить вечерок для себя. Даже глава «Дженерал моторс». Даже папа. Даже господь бог отдохнул в седьмой день от трудов праведных.
– Лейтенант…
– Меня зовут Тони.
– Тони, после всего, что мне пришлось пережить за последние два дня, я не очень-то настроена веселиться.
– Если бы я собирался веселиться, то пригласил бы клоунессу.
Хилари снова улыбнулась, и ему безумно захотелось поцеловать ее.
– Мне нужно побыть одной.
– Вот как раз этого-то вам и не нужно после всего, что произошло. Я не единственный, кто так считает. – Тони оглянулся. Его маленький друг по-прежнему сидел на дорожке. – Спросите мистера Лягушонка.
– Кто это?
– Мой добрый знакомый. Очень мудрая особа. – Тони слегка нагнулся и уставился на лягушонка. – Скажите, мистер Лягушонок, ей нужно развеяться?
Зверюшка пискнула.
– Вы совершенно правы, – резюмировал Тони. – А как по-вашему, я подхожу ей в спутники?
– Пи-пи, – ответил лягушонок.
– Что он сказал? – поинтересовалась Хилари.
– Что, если вы откажетесь поужинать со мной, он запрыгнет к вам в спальню и будет всю ночь квакать.
Хилари улыбнулась.
– Тогда сдаюсь.
– Значит, в субботу? Я заеду за вами в семь часов.
– Что мне надеть? – спросила Хилари.
– Что-нибудь обычное. Так до субботы? – Он обернулся к лягушонку: – Спасибо, друг мой.
Тот мигом ускакал в кусты.
– Смущается, когда его благодарят, – прокомментировал Тони.
Хилари, смеясь, закрыла за собой дверь. Когда они отъехали, Фрэнк спросил:
– Что ты там делал так долго?
– Условился о свидании.
– С ней?
– С кем же еще?
– Счастливец!
Они проехали еще пару кварталов. Фрэнк сказал:
– Уже четыре. Пока доедем до управления и отчитаемся, будет пять часов. Хочешь один раз в жизни вовремя уйти с работы? До завтра с Бобби Вальдесом ничего не случится. Зайдем куда-нибудь выпить? В «Дыру», например?
Это был первый раз, когда Фрэнк предложил вместе провести свободное время.
В четыре тридцать главный патологоанатом подписал распоряжение о частичном вскрытии трупа Бруно Гантера Фрая: только в области ранения. Он не стал выполнять вскрытие сам, потому что спешил на шестичасовой самолет до Сан-Франциско, а поручил своему помощнику.
Покойник ждал в холодильной камере вместе с другими мертвецами, такой же неподвижный, как они.
Через двадцать минут после возвращения Хилари домой у нее зазвонил телефон. Она сняла трубку.
– Алло?
Кто-то подождал несколько секунд и дал отбой. Ошибся номером? Но почему он не сказал об этом?
«Опять ты ищешь кругом чудовищ, – упрекнула она себя. – Фрай мертв. Это была страшная история, но она уже позади. Ты отдохнешь пару дней и приступишь к работе над постановкой «Волка». Иначе можно кончить дни в сумасшедшем доме».
Тони пришел домой, умылся, надел джинсы, голубую клетчатую рубашку и легкую куртку и отправился в бар «Дыра», недалеко от управления, куда часто заглядывали полицейские.
Фрэнк уже ждал его, по-прежнему в костюме. Тони поддел к нему.
Подошла официантка по имени Пенни, с ямочкой на подбородке и песочными волосами. Взъерошила Тони волосы и спросила:
– Что закажешь, Ренуар?
– Миллион наличными, «Роллс-Ройс», вечную жизнь и признание масс.
– А с чего начнем?
– Пожалуй, с пива.
– А мне бутылку «скотча», – попросил Фрэнк.
– Будет сделано.
Когда официантка отошла, Фрэнк поинтересовался:
– Почему она назвала тебя Ренуаром?
– Это был известный французский художник.
– Ну и что?
– Я тоже художник. Правда, не французский и не известный. Пенни обожает меня дразнить.
– Ты пишешь картины? А почему я не знал?
– Да я пару раз закинул удочку, но ты не проявил интереса. С таким же успехом можно было говорить о грамматике суахили.
– Ты работаешь маслом?
– И маслом. И карандашом. И тушью. И акварелью. Но больше всего маслом.
– Давно ты этим занимаешься?
– С детства.
– Продал что-нибудь?
– Я рисую не для продажи, а ради удовольствия.
– Я бы не прочь взглянуть.
– Как-нибудь приглашу тебя в свой музей.
– Музей?
– В свою квартиру. Там мало мебели, но очень много картин.
Пенни принесла напитки. Некоторое время они молча пили. Потом потолковали о Бобби Вальдесе и снова замолчали. Фрэнк заговорил первым:
– Ты, наверное, думаешь, зачем это я пригласил тебя посидеть в баре?
– Должно быть, чтобы выпить.
– Не только. – Фрэнк поворошил в бокале соломинкой. Звякнули кусочки льда. – Я хочу кое-что сказать.
– Ты уже сказал.
– Я ошибся в случае с мисс Томас.
– Ты принес ей свои извинения.
– Я и перед тобой хочу извиниться.
– Не стоит.
– Нет, подожди. Знаешь, почему я перестал различать, где правда, а где ложь? Это все из-за Вильмы.
– Твоей бывшей жены?
– Ага. Ты правильно сказал утром, что я заделался женоненавистником.
– Должно быть, она тебе здорово насолила?
– Дело не в этом, а в том, как это на меня подействовало. Ты знаешь, Тони, сколько я не спал с женщиной? Десять месяцев. С тех пор, как она ушла, – за четыре месяца до развода.
Тони не знал, что сказать.
– Она нашла другого? – спросил он наконец и сразу догадался, что попал не в бровь, а в глаз.
Но Фрэнк еще не был готов к такому откровенному разговору и сделал вид, будто не расслышал вопроса.
– Меня, главное, мучает то, что это отражается на работе. Я всегда стремился к совершенству. Так было до развода. Потом я возненавидел женщин и охладел к работе. – Он отхлебнул «скотча». – Но что, черт бы его побрал, стряслось с шерифом Напы? Почему он солгал?
– Скоро узнаем.
– Хочешь еще выпить?
– О’кей.
Тони почувствовал, что предстоит долгий разговор. Фрэнку необходимо выговориться и таким образом избавиться от яда, вот уже целый год копившегося у него в душе.
В четверг, в семь часов десять минут вечера, патологоанатом совершил частичное вскрытие тела Бруно Гантера Фрая, мужского пола, белого, сорока лет от роду. Полного вскрытия не потребовалось, потому что причина смерти была совершенно очевидна. Две колотые раны. Верхняя была не смертельной: клинок повредил мышечную ткань и немного задел легкое. Зато на месте нижней раны оказалось сплошное кровавое месиво: нож пропорол желудок и задел поджелудочную железу. Смерть наступила от внутреннего кровоизлияния.
Выпустив оставшуюся кровь и остальную жидкость, патологоанатом зашил брюшную полость и велел отвезти покойника обратно в холодильную камеру. Там Бруно Фрай гораздо спокойнее чувствовал себя среди мертвых, чем когда-либо в обществе живых людей.
Чем больше Фрэнк пьянел, тем легче ему было рассказывать о женщинах в своей жизни.
Его первая жена, Барбара Энн, работала продавщицей в универмаге. Однажды она помогла ему выбрать подарок для матери. Она была такая хорошенькая, миниатюрная, с темными глазами, что он не удержался и попросил о встрече, будучи уверен, что она откажет. Однако она согласилась. Через несколько недель они уже спали вместе, а еще через семь месяцев поженились. Барбара Энн обожала все на свете планировать. Согласно ее плану, первые четыре года она будет продолжать работать, но они не станут тратить ни пенни из ее заработка, откладывая на покупку дома. Они продадут «Понтиак», так как он потребляет слишком много горючего, и станут обходиться ее «Фольксвагеном»: этого вполне достаточно, чтобы Фрэнк доезжал до управления, а она будет ходить на работу пешком. Она распланировала меню на целых полгода вперед. Фрэнк любил в ней эту расчетливую жилку, потому что в целом Барбара Энн была удивительно жизнерадостной, легкой на подъем и смешливой женщиной, импульсивной во всем, что не касалось финансов, и изумительной любовницей. В вопросах секса для нее не существовало ни расчетов, ни ограничений. Барбара Энн хотела иметь много детей, но не раньше, чем они купят дом. Она предусмотрела все на свете – кроме собственной болезни. Через два года после свадьбы у нее обнаружили рак лимфатических узлов, а еще через три месяца ее не стало.