– Мы не могли бы подумать за обедом? – спросила она. – Я умираю от голода.
– Где бы ты хотела пообедать?
– Поскольку у нас обоих тот еще вид, предлагаю что-нибудь потемнее и поуединеннее.
– Отдельный кабинет в баре «Кейси»?
– Замечательно.
Катя по направлению к Вествуду, Тони думал о Хардести и о том, что он прав и в каком-то смысле мертвые – не совсем мертвые.
Бруно Фрай растянулся на заднем сиденье своего «Доджа» и попытался уснуть.
Это был не тот фургон, в котором он прибыл в Лос-Анджелес на прошлой неделе. Та машина оказалась в руках полиции. Официально она числится за Джошуа Райнхартом – душеприказчиком и управляющим его поместьем; теперь ему приходится улаживать имущественные дела. Новый фургон был не серым, как тот, а темно-синим, с ярко-белыми полосами. Накануне Фрай приобрел его в автомобильном салоне в Сан-Франциско. Отличная машина!
Вчера он почти весь день провел за рулем и приехал в Лос-Анджелес поздно вечером. И сразу направился к коттеджу Кэтрин в Вествуде.
Она теперь звалась Хилари, но он-то знал, что это Кэтрин.
В очередной раз явившаяся с того света.
Поганая сука.
Он вломился в дом, но ее не оказалось. Наконец перед рассветом она заявилась домой, и он чуть не прикончил ее. Откуда могла взяться полиция?
В течение последних пяти часов он пять раз проезжал мимо ее коттеджа и не заметил ничего особенного. Он не знал, дома ли она.
Он пребывал в растерянности. Мысли путались, он не представлял, что делать дальше, где ее искать. Постепенно в мозгу воцарился хаос. Он чувствовал себя растерянным, сбитым с толку, потерявшим контроль над собой – хотя и не притрагивался к спиртному.
Устал. Господи, как он устал. Он не спал с самой воскресной ночи. Если бы можно было хоть чуточку поспать, к нему вернулась бы ясность мысли.
И он снова отправится ее искать. Отрубит ей голову. Вырвет сердце и пронзит деревянным колом. Умертвит ее раз и навсегда.
Но сначала нужно поспать.
Он лег на пол, радуясь тому, что солнце проникало в фургон сквозь ветровое стекло. Темнота пугала его.
Рядом лежало распятие. И пара острых кольев.
Он набил холщовые мешочки чесноком и развесил их над всеми дверцами.
Эти амулеты должны были оградить его от колдовских чар Кэтрин, но они были бессильны перед кошмарами. Сейчас он уснет и проснется от кошмарного сна, с застрявшим в горле криком. А потом, как обычно, не сможет вспомнить, что ему снилось. Но в момент пробуждения явственно услышит шорохи, и мерзкие твари поползут по всему телу, по лицу… Через пару минут это ощущение исчезнет, и он будет яростно жалеть о том, что не умер.
Фрай испытывал ужас перед сном, но и бешеную потребность в нем.
Он закрыл глаза.
Как обычно, в баре «Кейси» гремела музыка. Но в глубине зала было несколько закрытых кабинетов, где ее почти не было слышно.
Через какое-то время Хилари оторвалась от еды и заявила:
– Кажется, я знаю, в чем дело.
Тони положил свежий сандвич на тарелку.
– То есть?
– У Фрая должен быть брат.
– Брат?
– Это все объясняет.
– Ты считаешь, что в четверг ты убила Бруно Фрая и теперь его брат явился отомстить тебе?
– Такое сходство встречается только у братьев.
– А голос?
– Почему бы им не унаследовать одинаковый голос?
– Возможно, низкий тембр может передаваться по наследству, – заметил Тони, – но как быть с тем особым дребезжанием? Ты сама сказала, что скорее всего это следствие перенесенной в детстве травмы.
– Значит, я ошиблась. Или оба брата родились с одним и тем же дефектом.
– Один шанс из миллиона.
– И все-таки он существует.
Тони выпил пива и продолжил:
– Предположим, братья унаследовали одно и то же телосложение, черты лица, цвет глаз, голос. Но один и тот же маниакальный психоз?
Хилари тоже хлебнула пива и ненадолго задумалась. Потом сказала:
– Некоторые виды умственного расстройства являются продуктом воздействия окружающей среды.
– Раньше господствовала такая теория. Теперь в этом не так уж уверены.
– Ради моей гипотезы попробуем временно принять, что психические отклонения могут быть результатом воздействия окружающей среды. Братья растут в одной семье, их воспитывают одни родители. Почему бы у них не развиться одинаковому психозу?
Тони поскреб подбородок.
– Может быть. Помню, когда нам преподавали психологию, то приводили один пример, как у матери и дочери были совершенно одинаковые проявления шизофрении.
– Ну вот! – взволнованно воскликнула Хилари.
– Это был единственный случай.
– Вот тебе еще один.
– Что ж, об этом стоит подумать.
Они продолжали есть.
Вдруг Тони осенило:
– Черт побери! Я только что вспомнил одну вещь, которая пробивает солидную брешь в твоей гипотезе.
– Да?
– Ты читала газеты за пятницу и субботу?
– Не все, – призналась Хилари, – понимаешь… как-то странно читать о себе как о жертве покушения. С меня хватило одной статьи.
– Помнишь, что в ней было написано?
Хилари наморщила лоб и вдруг вспомнила:
– Да. У Фрая не было братьев.
– Ни братьев, ни сестер. Вообще никого. После смерти матери он остался единственным наследником винодельни. Последним представителем рода Фраев.
Хилари было нелегко отказаться от своей догадки. Такое объяснение казалось ей единственно разумным. Но как быть с возникшим противоречием?
Под конец обеда Тони сказал:
– Мы не можем сидеть сложа руки и ждать, когда он тебя выследит.
– Мне тоже не улыбается вечно прятаться.
– В любом случае ответ нужно искать не в Лос-Анджелесе.
Хилари кивнула.
– Я подумала то же самое.
– Необходимо ехать в Санта-Елену.
– И поговорить с шерифом Лоренски.
– Лоренски и другими знавшими Фрая.
– На это понадобится несколько дней, – сказала Хилари.
– Как я уже сказал, мне предоставили отпуск и даже бюллетень. На целых несколько дней. И я впервые в жизни не рвусь на работу.
– О’кей, – повеселела Хилари. – Когда мы едем?
– Чем скорее, тем лучше.
– Только не сегодня: мы оба валимся с ног. Кроме того, я должна показать Уайнту Стивенсу твои картины. Потом уладить дела со страховым агентством, чтобы получить страховку за поврежденное имущество, и договориться с «Уорнер Бразерс» перенести начало работы над фильмом на следующую неделю. Или пусть приступают без меня – Уолли Топелис присмотрит за тем, чтобы были соблюдены мои интересы.
– А мне нужно закончить рапорт по делу Бобби Вальдеса. Позднее меня пригласят давать показания – так всегда делается, если убит полицейский. Но расследование вряд ли начнется раньше следующей недели. В крайнем случае попрошу отложить его.
– Так когда мы едем в Санта-Елену?
– Завтра, – ответил Тони. – Похороны Фрэнка состоятся в девять часов. Я хочу пойти. Нужно посмотреть, есть ли рейс около полудня.
– Это меня устраивает.
– У нас уйма дел. Давай поторапливаться.
– Еще одно, – сказала Хилари. – Мне бы не хотелось ночевать в твоей квартире.
– Фрай до тебя не доберется. Я буду рядом, и со мной оружие. Он может быть могуч, как мистер Вселенная, но пистолет уравнивает шансы.
Хилари покачала головой:
– Может, все и вправду будет в порядке. Но я все равно не смогу уснуть. Тони, я всю ночь стану прислушиваться к разным шорохам.
– Что ты предлагаешь?
– Давай сделаем все, что нужно, уложим вещи и, убедившись, что за нами нет слежки, переберемся в отель, поближе к аэропорту.
Тони сжал ее руки.
– О’кей – если тебе так спокойнее.
– Лучше перестраховаться, чем потом всю жизнь раскаиваться.
Во вторник, в 4 часа 10 минут, Джошуа Райнхарт сидел в своем кабинете, чрезвычайно довольный собой. За последние пару дней он проделал колоссальную работу и теперь мог позволить себе посидеть у окна и полюбоваться горами и виноградниками.
Почти весь понедельник он провел у телефона, ведя переговоры с банкирами, биржевыми маклерами и финансовыми советниками Бруно Фрая. Решалась судьба имения, активов и прочего имущества. Долгая, выматывающая работа.
Все утро и половину дня во вторник он потратил на телефонные переговоры с самыми известными в Калифорнии ценителями искусства. Речь шла о том, чтобы составить каталог и правильно оценить стоимость коллекций, собранных членами семьи Фрай за шесть или семь десятилетий. Патриарх семьи, Лео Фрай, отец Кэтрин, умерший сорок лет назад, начал с увлечения сделанными вручную декоративными кранами от винных и пивных бочек. Одни из них были выполнены в форме человеческой головы, другие изображали головы чертей, ангелов, шутов, волков, эльфов, ведьм, гномов и прочих сказочных существ. Ко времени своей смерти Лео располагал более чем двумя тысячами таких кранов.
Пока отец был жив, Кэтрин разделяла его увлечение. После его смерти коллекционирование сделалось основным интересом ее жизни, перейдя в настоящую страсть, почти манию. Джошуа хорошо помнил, как у нее всякий раз загорались глаза, когда она показывала ему очередное приобретение. Кроме кранов, она собирала эмали, музыкальные шкатулки, пейзажи, хрусталь, античные камеи и массу других вещей. После кончины матери Бруно продолжил семейную традицию, так что оба особняка – тот, что Лео выстроил в 1918 году, и возведенный самим Бруно пять лет назад – были битком набиты дорогостоящими шедеврами. Джошуа обзвонил художественные галереи и престижные аукционы Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, и все изъявили желание прислать своих оценщиков. Здесь пахло жирными комиссионными. В субботу утром должны были прибыть по два человека из обоих этих городов; зная, что потребуется несколько дней для ознакомления с имуществом Фрая, Джошуа позаботился о том, чтобы для них забронировали места в гостинице.
Наконец-то у него появилось ощущение, что он овладел ситуацией. Оставалось лишь определить, сколько времени ему понадобится для выполнения обязанностей душеприказчика. Вначале Джошуа боялся, что и за несколько лет не распутается, однако теперь, когда он перечитал завещание, составленное пять лет назад, и познакомился с финансовыми советниками Бруно, он уверился, что этот вопрос можно будет утрясти в течение нескольких недель. Дело облегчалось тремя обстоятельствами. Во-первых, у Бруно Фрая не осталось здравствующих родственников, которые стали бы оспаривать друг у друга наследство; во-вторых, все, что останется после уплаты налогов, будет завещано на благотворительные цели; в-третьих, Бруно Фрай чрезвычайно просто вел свои дела. Три недели – и достаточно. Самое большее – четыре.