Когда Бруно был уже не в силах проглотить еще кусочек, он бросил ложку в коробку и убрал остатки торта обратно в морозильную камеру. Теперь нужно набрать побольше консервов, потому что поиски и расправа с Кэтрин могут затянуться, а всякий раз возвращаться сюда за едой очень опасно. Рано или поздно проклятая сука установит наблюдение за домом. Но вряд ли она станет искать его в былой резиденции Лео – ни за что на свете! Вот там-то он и спрячет запасы провизии.
Бруно прошел в свою спальню и вытащил из шкафа вместительную дорожную сумку. Отнес ее на кухню и стал наполнять стеклянными банками с консервированными персиками, грушами, апельсинами, мандаринами, маслинами, ореховым маслом и желе; при этом он заворачивал каждую банку в бумажное полотенце, чтобы не разбилась. Туда же полетели жестянки с венскими сосисками. Полная сумка оказалась довольно увесистой, но у него хватит сил донести ее.
Бруно вспомнил, что в последний раз принимал душ вчера вечером, в коттедже Салли в Калвер-сити. Он ненавидел грязь: она каким-то образом ассоциировалась с шорохами и мерзкими тварями, ползающими по всему телу. Пожалуй, стоит рискнуть и освежиться перед уходом – пусть даже на несколько минут он станет голым и беспомощным. Но проходя через гостиную, он услышал шум взрезавших тишину моторов. По дороге через виноградники шли машины.
Бруно подбежал к окну и чуточку, не более чем на один дюйм, отодвинул занавеску.
Два автомобиля. Приближаются по склону невысокого холма к стоянке.
Кэтрин. Поганая сука и ее друзья – ожившие трупы!
Охваченный паникой, он бросился обратно на кухню, схватил сумку с продуктами, погасил и сунул в карман свечу. Вышел через заднюю дверь и опрометью ринулся в кусты. Там он пригнулся к земле и стал ждать.
Из автомобиля вышли люди, и он узнал их, одного за другим. У него бешено заколотилось сердце.
Шериф Лоренски и инспектор Тим Ларсон. Ничего себе! Выходит, и среди полицейских есть оборотни. Ни за что бы не подумал!
Джошуа Райнхарт. Так, значит, старый адвокат только прикидывался живым? Один из адских дружков Кэтрин.
И она – сука! В новом прекрасном теле.
И тот человек из Лос-Анджелеса.
Все четверо вошли в дом. В окнах вспыхнул свет.
Бруно разогнулся, схватил сумку и во всю прыть пустился бежать через виноградники.
Шериф Питер Лоренски, инспектор Ларсон, Джошуа, Тони и Хилари разбрелись по всему дому, открывая шкафы, роясь в ящиках, осматривая полки в кладовках.
Сначала им не везло: они не нашли ни одного доказательства того, что здесь жили двое. Одежды было ненамного больше, чем требовалось одному человеку. Запасы продовольствия были внушительными, но это еще не могло служить уликой.
Наконец, просматривая ящики письменного стола в кабинете Бруно, Хилари наткнулась на пачку недавних неоплаченных счетов, среди которых было два счета от зубного врача: один из Напы, другой из Сан-Франциско.
– Ну конечно! – воскликнул Тони, когда все собрались взглянуть на находку. – Близнецы были вынуждены обращаться к разным врачам, особенно дантистам. Бруно номер два не мог просить запломбировать ему зуб, когда врач неделю назад лечил тот же самый зуб другого Бруно.
– Да, это может пригодиться, – сказал Лоренски. – Даже у однояйцевых близнецов зубы не портятся синхронно. Сличив истории болезни, можно будет доказать, что это два разных человека.
Немного позже, во время обыска в гардеробной позади спальни, инспектор Ларсон сделал пренеприятнейшее открытие. В одной из коробок для обуви он обнаружил дюжину фотографий молодых женщин, водительские права шести из них, а также права еще одиннадцати женщин. Девушки на фотокарточках имели между собой нечто общее: все они были красивы, с темными волосами и похожим строением лица.
– Двадцать три женщины, отдаленно напоминающих Кэтрин, – констатировал Джошуа. – Боже правый! Целых двадцать три!
– Галерея смерти, – дрожащим голосом произнесла Хилари.
– Теперь мы хотя бы знаем имена и адреса многих из них, – сказал Тони.
– Нужно сейчас же отправить телефонограмму, – распорядился Лоренски, и Ларсон заторопился к машине, где осталась рация. – Думаю, мы знаем, что там окажется.
– Двадцать три нераскрытых убийства за пять лет, – сказал Тони.
– Или двадцать три пропавших без вести, – добавил шериф.
Они провели в резиденции Фрая еще пару часов, но не нашли больше ничего существенного.
Бруно Фрай провел полночи, тщательно обдумывая и обставляя деталями смерть Хилари-Кэтрин.
Вторую половину ночи он спал при свете свечей. От фитилей поднимались слабые струйки дыма. Пляшущие язычки пламени отбрасывали тени и отражались в открытых глазах трупа.
Джошуа Райнхарт провел беспокойную ночь. Он метался и ворочался, путаясь в простынях. В три часа ночи он встал, прошел к бару и, сделав себе двойной «бурбон», залпом опорожнил бокал. Но и это не слишком помогло.
Никогда еще он так остро не ощущал отсутствия Коры.
Несмотря на то что Хилари часто просыпалась, ночь пролетела очень быстро, пронеслась как ракета. Хилари не покидало ощущение, что ее стремительно несет к пропасти и нельзя остановиться.
Перед самым рассветом проснулся Тони. Хилари повернулась к нему и шепнула:
– Люби меня.
Они на полчаса забылись в объятиях друг друга.
Темное, низкое, зловещее небо. Туман окутал вершины Маякамы.
Питер Лоренски стоял неподалеку от могилы, держа руки в карманах, ежась от утренней прохлады. Рабочие разрывали могилу Бруно Фрая и время от времени жаловались шерифу, что им должны приплатить за работу в столь раннее время. Тот не реагировал, а лишь подгонял их.
Без четверти восемь прибыли на катафалке Аврил Таннертон и Гэри Олмстед. Олмстед был угрюм, зато Таннертон улыбался и жадно вдыхал свежий воздух, словно вышел из дома для обычного утреннего моциона.
– Доброе утро, Питер.
– Доброе утро, Аврил. Доброе утро, Гэри.
– Скоро его откопают? – спросил владелец похоронного бюро.
– Минут через пятнадцать.
В восемь пятнадцать один из рабочих вылез из ямы и сказал:
– Приготовьтесь вытаскивать.
К гробу прикрепили ремни и вытащили его на поверхность – грязный, со сверкающими бронзовыми пластинками.
Без двадцати девять гроб водрузили на катафалк.
– Я поеду с вами, – сказал шериф.
Таннертон ухмыльнулся.
– Уверяю вас, Питер, мы не собираемся дать деру с останками мистера Фрая!
В двадцать минут девятого на кухне у Джошуа Райнхарта Тони с Хилари составили в раковину грязную посуду.
– Оставьте, я потом вымою, – сказал Джошуа. – Нужно как можно скорее открыть дом на утесе. Там, должно быть, жуткая вонища. Надеюсь, коллекция Кэтрин не слишком пострадала. Я тысячу раз предупреждал Бруно, но, казалось, ему было все равно, даже если бы… – Он резко оборвал фразу. – Что за чепуху я мелю – а вы слушаете! Ну конечно, ему было плевать на ее коллекцию, пусть бы хоть все сгнило!
Они сели в автомашину Джошуа и поехали в «Раскидистую крону».
С ключом в руке, Джошуа провел Тони и Хилари на второй этаж главной винодельни – минуя ряд кабинетов и лабораторий. Там возвышались огромные бродильные чаны. Пахло дрожжами. Обогнув чаны, все трое вышли через тяжелую дверь на галерею, в конце которой стояла четырехместная гондола.
В лаборатории патологоанатома пахло чем-то едва уловимым, но весьма противным.
Здесь собралось пять человек: Лоренски, Ларсон, сам патологоанатом по фамилии Гарнет, Таннертон и Олмстед. Все, кроме жизнерадостного Таннертона, испытывали неловкость и отвращение.
– Открывайте, – распорядился шериф. – Мне нужно успеть на встречу с Джошуа Райнхартом.
Таннертон с Олмстедом открыли гроб и заглянули туда.
Труп исчез.
Вместо него в гробу лежали три пятидесятифунтовых мешка цемента, украденные из мастерской Аврила Таннертона на прошлой неделе.
Хилари и Тони сели по одну сторону тесной гондолы, а Джошуа – по другую, касаясь Тони коленями.
Когда ярко-красная гондола двинулась с места и плавно заскользила вдоль каната, Хилари взяла Тони за руку. Она не боялась высоты, но подвесная дорога почему-то казалась ей ненадежной.
Наконец они достигли вершины утеса. Джошуа открыл дверцу, и они ступили на землю. В это самое мгновение сверкнула молния и в горах прогремели раскаты грома. Начался несильный, но холодный, противный дождь.
Джошуа, Хилари и Тони бросились к дому.
– Вы говорите, дом не отапливается? – спросила девушка.
– Камин завалили пять лет назад. Вот почему я просил вас одеться потеплее.
Джошуа отпер дверь, и они очутились внутри. Зажгли фонарики.
– Боже, какая вонь, – поморщилась Хилари.
– Плесень, – промолвил Джошуа. – Этого-то я и боялся.
Они вышли из прихожей в просторный вестибюль, а оттуда – в гостиную. Лучи от фонариков плясали по собранной здесь антикварной мебели.
– Ну и теснотища, – удивился Тони. – Некуда ногу поставить.
– Кэтрин была помешана на красивых вещах, – объяснил Джошуа. – Для нее это не было помещением капитала. И не могу сказать, чтобы она как-то особенно ими любовалась. Просто набивала ими дом снизу доверху.
– Если в других комнатах творится то же самое, – сказала Хилари, – это целое состояние.
– Да, – подтвердил Джошуа. – Если оно еще не попорчено древесными червями, муравьями и прочей гадостью. – Он провел лучом фонарика из одного конца гостиной в другой. – Я никогда раньше не понимал эту ее манию. А сейчас вот смотрю и думаю… Вспоминаю то, что рассказала миссис Янси…
Хилари пришла ему на помощь:
– Вы считаете, коллекционирование красивых вещей было реакцией Кэтрин на безобразие ее жизни?
– Вот именно, – подтвердил Джошуа. – Лео растоптал ее душу. Уничтожил волю к жизни. Лишил ее самоуважения. Она прожила много лет, ненавидя и презирая самое себя. Должно быть, красота окружающих вещей должна была сделать красивой и ее душу.