йоне похуже, и, когда дело дойдет до продажи, то и выручат за него меньше. Так что для Эммета чем скорее они доедут, тем лучше.
Больше всего беспокоило Эммета, когда он ложился спать, — что не добудится остальных на рассвете и потеряет первые часы утра, пока будет выпроваживать их из дома. Но зря он беспокоился. Он встал в пять, а Дачес был уже в душе, и Вулли что-то напевал в коридоре. Билли вообще лег спать одетый, так что и одеваться не надо, когда проснется. К тому времени, когда Эммет сел за руль и взял ключи с козырька, Дачес уже сидел на пассажирском месте, а Билли — сзади рядом с Вулли и с картой на коленях. И перед восходом, когда они свернули с дорожки на шоссе, ни один из них не оглянулся назад.
Может, у них у всех были причины выехать пораньше, думал Эммет. Может, всем хотелось очутиться где-нибудь еще.
Поскольку Дачес сидел впереди, Билли спросил, не хочет ли он к себе карту. Дачес отказался, сославшись на то, что от чтения в машине его мутит, и Эммет почувствовал некоторое облегчение: Дачес не всегда внимателен к деталям, между тем как Билли — прирожденный штурман. У него не только был компас и карандаши наготове, но еще и линейка, так что он мог рассчитывать расстояния по карте в дюймовом масштабе. Но когда Эммет включил правый поворотник перед шоссе 34, он пожалел, что штурманом у него не Дачес.
— Ты рано включил поворотник, — сказал Билли. — Надо еще немного проехать.
— Я поворачиваю на шоссе тридцать четыре, — объяснил Эммет. — Это кратчайший путь к Омахе.
— Но к Омахе ведет шоссе Линкольна.
Эммет остановился на обочине и посмотрел на брата.
— Да, Билли. Но тогда мы немного отклонимся.
— Немного отклонимся от чего? — с улыбкой спросил Дачес.
— Немного отклонимся от нашего маршрута, — сказал Эммет.
Дачес обернулся к задним пассажирам.
— Билли, сколько еще до шоссе Линкольна?
Билли приложил линейку к карте и сказал, что семнадцать с половиной миль.
Вулли, тихо любовавшийся пейзажем, с любопытством повернулся к Билли.
— А что это за шоссе Линкольна? Какое-то особенное шоссе?
— Это было первое шоссе через всю Америку.
— Брось, Эммет, — сказал Дачес. — Что такое семнадцать с половиной миль?
«Это семнадцать с половиной миль, — хотел ответить Эммет, — к тому крюку в сто тридцать, которые мы должны проехать, чтобы доставить тебя в Омаху». Но, с другой стороны, Эммет понимал, что Дачес прав. Эти лишние мили — ерунда, особенно учитывая, как расстроится Билли, если он настоит на шоссе тридцать четыре.
— Ладно, — сказал он. — Поедем по шоссе Линкольна.
Он выехал на полотно и почти видел, как брат кивает головой, одобряя его решение.
За семнадцать с половиной миль никто не произнес и слова. Но когда Эммет повернул направо у Сентрал-Сити, брат взволнованно поднял голову от карты.
— Это оно, — сказал Билли. — Шоссе Линкольна.
Он подался вперед, посмотреть, что там дальше, потом оглянулся, посмотреть, что осталось позади. Сентрал-Сити, может, только по названию город, но Билли, месяцами мечтавший о поездке в Калифорнию, был доволен тем, что здешние рестораны и мотели, хоть их тут совсем немного, похожи на те, что на открытках от мамы. А что они едут не в ту сторону, это сейчас не сильно его огорчало.
Вулли тоже был взволнован и смотрел на придорожные заведения одобрительно.
— Значит, эта дорога идет от берега до берега?
— Почти от берега до берега, — уточнил Билли. — Она идет от Нью-Йорка до Сан-Франциско.
— Так похоже, что от берега до берега, — заметил Дачес.
— Нет, шоссе Линкольна не начинается и не кончается у воды. Оно начинается на Таймс-Сквер и кончается у Дворца Почетного легиона.
— И названо в честь Авраама Линкольна? — спросил Вулли.
— Да, — сказал Билли. — И вдоль него стоят его статуи.
— Вдоль всего шоссе?
— Бойскауты собирали деньги на них.
— На столе моего прадеда стоит бюст Авраама Линкольна, — с улыбкой сказал Вулли. — Он очень уважал президента Линкольна.
— А давно провели это шоссе? — поинтересовался Дачес.
— Его придумал мистер Карл Г. Фишер в одна тысяча девятьсот двенадцатом году.
— Придумал?
— Да, — сказал Билли. — Придумал. Он считал, что американцы должны иметь возможность ездить из одного конца страны до другого. Первые отрезки шоссе он построил в одна тысяча девятьсот тринадцатом году, с помощью пожертвований.
— Люди давали ему деньги для строительства? — удивился Дачес.
Билли важно кивнул.
— В том числе Томас Эдисон и Тедди Рузвельт.
— Тедди Рузвельт! — воскликнул Дачес.
— «Делай что можешь там, где ты есть», — сказал Вулли.
Они ехали на восток; Билли исправно называл каждый город, который они проезжали, а Эммет был доволен хотя бы тем, что едут с приличной скоростью.
Да, заезд в Омаху — лишний крюк, но выехали они спозаранок, и Эммет рассчитывал, что, высадив Дачеса и Вулли на автобусной станции, они повернут обратно и спокойно доберутся до Огаллалы еще засветло. А может быть, и до Шайенна. Сейчас июнь, светлого времени у них — восемнадцать часов. Если готовы ехать двенадцать часов в день, со средней скоростью пятьдесят миль в час, думал Эммет, то можем добраться до места за три дня, даже чуть быстрее.
Но тут Билли показал на водонапорную башню вдалеке, а на ней слово «Льюис».
— Дачес, смотри. Льюис. Ты в этом городе жил?
— Ты жил в Небраске? — спросил Эммет, повернувшись к Дачесу.
— Года два, в детстве, — подтвердил Дачес.
Он сел прямо и с интересом стал осматриваться.
— Слушай, — сказал он Эммету. — Можем завернуть немного? Я бы посмотрел на дом. Ну, вспомнить старое.
— Дачес…
— Ну, давай! Пожалуйста. Я знаю, ты сказал, что хочешь быть в Омахе к восьми, но мы вроде быстро ехали.
— Мы на двенадцать минут опережаем расписание, — сказал Билли, поглядев на свои армейские часы.
— Вот. Видишь?
— Ладно, — сказал Эммет. — Завернем. Но только взглянуть.
— А больше и не прошу.
На окраине Дачес взял на себя обязанности штурмана и показывал ориентиры.
— Да. Да. Да. Вот! Теперь у пожарного депо налево.
Эммет повернул налево, к жилым кварталам с красивыми домами и ухоженными лужайками. Через две-три мили они миновали церковь с высоким шпилем и парк.
— Теперь направо, — сказал Дачес.
Они выехали на широкую извилистую дорогу, обсаженную деревьями.
— Подъезжай туда.
Эммет подъехал.
Они остановились перед зеленым холмом; наверху стояло большое каменное здание. Трехэтажное, с башенками по обоим бокам, выглядело как особняк.
— Это был твой дом? — спросил Билли.
— Нет, — засмеявшись, сказал Дачес. — Это типа школы.
— Пансион? — спросил Билли.
— Типа того.
С минуту они любовались его благородным видом, потом Дачес повернулся к Эммету.
— Можно, я зайду?
— Зачем?
— Поздороваться.
— Дачес, сейчас полседьмого утра.
— Если все спят, оставлю записку. Будет им сюрприз.
— Записку твоим учителям? — спросил Билли.
— Им. Записку моим учителям. Ну что, Эммет? Всего несколько минут. Пять минут от силы.
Эммет взглянул на часы на щитке.
— Ладно. Пять минут.
Дачес взял школьную сумку с пола, вылез из машины и затрусил вверх по склону к зданию.
А в машине Билли стал объяснять Вулли, почему ему с Эмметом надо успеть в Сан-Франциско к четвертому июля.
Эммет выключил зажигание и смотрел через ветровое стекло, мечтая о сигарете.
Пять минут прошли.
Потом еще пять.
Эммет качал головой, ругая себя за то, что отпустил Дачеса в дом. Никто никуда не забегает на пять минут, неважно, с утра или нет. Тем более не тот, кто любит поболтать, как Дачес.
Эммет вылез из машины и подошел к ней с другой стороны. Он прислонился к двери и посмотрел на школу; она была сложена из розового известняка, как здание суда в Моргене. Камень, наверное, везли из карьера в округе Касс. В конце тысяча восьмисотых из него строили здания муниципалитетов, библиотек и судов во всех городах в радиусе двухсот миль. Некоторые здания были как близнецы, и когда ты переезжал из одного города в соседний, казалось, что ты никуда и не ехал.
И все же что-то было не так в этом здании. Только через несколько минут Эммет сообразил, в чем странность: не было парадного входа. Строился ли дом как особняк или как школа, у такого внушительного здания должен быть подобающий вход. Должна быть подъездная дорожка, обсаженная деревьями, и солидная дверь.
Эммет решил, что они подъехали к дому с тыла. Но почему Дачес не направил их к главному фасаду?
И зачем он взял сумку?
— Я ненадолго, — сказал Эммет брату и Вулли.
— Давай, — отозвались они, не отрываясь от карты.
Поднявшись по склону, Эммет направился к двери, расположенной посередине. С каждым шагом в нем нарастало раздражение, он уже думал, какую взбучку устроит Дачесу, когда его найдет. Скажет ему понятным языком, что им некогда заниматься разными глупостями. Что его незваное появление — само по себе морока и поездка в Омаху отнимет у них два с половиной часа. А туда и обратно — пять часов. Но мысли эти вылетели у него из головы, когда он увидел разбитое стекло в двери — ближайшее к ручке. Эммет открыл дверь и вошел; стекло хрустело под ногами.
Он очутился в большой кухне с двумя стальными раковинами, плитой с десятью конфорками и большим холодильником. Как и в большинстве общественных кухонь, здесь навели порядок накануне вечером — столы очищены, шкафы закрыты, кастрюли висят на крючках.
Единственный признак беспорядка — кроме разбитого стекла, — кладовая, где выдвинуты ящики и на полу валяются ложки.
Через двустворчатую дверь Эммет вошел в обитую деревом столовую — шесть длинных столов, какие ожидаешь увидеть в монастыре. И дополняет религиозную атмосферу большое витражное окно, бросающее желтые, красные и синие пятна на стену напротив. На витраже Иисус, восставший из мертвых, показывает раны на руках — но здесь в дополнение к изумленным апостолам присутствуют дети.