Эммет побежал изо всех сил в надежде, что успеет перепрыгнуть на следующий вагон до поворота. Но поворот начался раньше, чем он рассчитывал, — как раз когда он прыгнул. Вагон качнуло, Эммет приземлился неровно, пролетев вперед по инерции, и распластался на крыше так, что одна ступня торчала за краем.
Боясь выпустить наволочку, Эммет судорожно искал, за что бы схватиться свободной рукой. Не глядя, нащупал металлический выступ и подтянулся к середине крыши.
Он ползком вернулся к торцу вагона, на который только что перепрыгнул. Нащупал ногой лестницу, еще отполз назад, слез и повалился на узкую площадку, тяжело дыша и проклиная свою глупость.
О чем он думал? Прыгая с крыши на крышу? Ведь мог свалиться с поезда. Что было бы тогда с Билли?
Теперь поезд мчался со скоростью пятидесяти миль, самое малое. Когда-то в течение часа он сбавит ход, и тогда можно будет без риска добраться до своего вагона. Эммет посмотрел на часы брата: стекло раздавлено, секундная стрелка замерла на месте.
Пастор Джон
Когда пастор Джон увидел, что кто-то спит в вагоне, он хотел было уйти. Если путь далекий, попутчика иметь неплохо. Поездка в товарном вагоне — дело долгое, с удобствами скудно, а у всякого человека, хоть и бродяги, всегда найдется история, или поучительная, или занятная. Но с тех пор, как Адам в последний раз увидел Эдемский сад, грех поселился в сердцах людей, и даже те, кто по натуре добр и кроток, могут вдруг сделаться жестокими и алчными. Так что, когда усталый путник имеет в своем распоряжении полпинты виски и восемнадцать долларов, заработанных в поте лица, разум подсказывает воздержаться от благ товарищества и проводить часы в безопасном уединении.
Так думал пастор Джон, когда увидел, как незнакомец сел, включил фонарь и навел узкий луч на страницу большой книги — и оказался всего лишь мальчиком.
«Беглец», — подумал пастор Джон с улыбкой.
Ясно: поссорился с родителями, рюкзак на плечо и ходу, как Том Сойер, — раз такой читатель. Когда доедет до Нью-Йорка, уже обрадуется, что его опознают и вернут строгому, сердитому отцу и в объятия ласковой матери.
Но до Нью-Йорка еще целый день пути, и хотя мальчики бывают наивными, неопытными, взбалмошными, они не лишены практической сметки. Если взрослый разгневанный мужчина может выскочить в одной рубашке, мальчик-беглец всегда предусмотрительно захватит сэндвич. Может, даже остатки курицы, поджаренной вчера вечером. И еще надо подумать о фонарике. Сколько раз за последний год пастор Джон мечтал, чтобы провидение послало ему фонарь! Не сочтешь, сколько раз.
— А, приветствую!
Не дожидаясь ответа, пастор Джон спустился по лесенке и, отряхнув пыль с коленей, отметил про себя, что мальчик, хоть и посмотрел на него с удивлением, проявил воспитанность: не посветил фонарем на лицо пришедшего.
— Для пехотинцев Господа, — начал пастор Джон, — часы долги, а удобства скудны. И я лично был бы рад обществу. Не возражаешь, если я подсяду к твоему огоньку?
— Моему огоньку? — повторил мальчик.
Пастор Джон показал на фонарик.
— Извини меня. Я выразился в поэтическом смысле. Это профессиональная слабость духовных лиц. Пастор Джон, к твоим услугам.
Пастор Джон подал руку, мальчик встал и пожал ее, как джентльмен.
— Меня зовут Билли Уотсон.
— Рад знакомству, Уильям.
Хотя подозрительность стара как грех, мальчик даже намека на нее не выразил. Но проявил некоторое любопытство.
— Вы настоящий пастор?
Пастор Джон улыбнулся.
— В моем распоряжении нет колокольни и колоколов, мой мальчик. Как у тезки моего Иоанна Крестителя, моя церковь — открытая дорога, а паства моя — простые люди. Но да, пастор я настоящий, более настоящих едва ли встретишь.
Мальчик сказал:
— За два дня встречаю второго священнослужителя.
— Расскажи-ка.
— Вчера я познакомился с сестрой Агнессой из «Святого Николая» в Льюисе. Вы ее знаете?
— Я много знал сестер в свое время, — сказал пастор, мысленно подмигнув. — Но, кажется, не имел удовольствия знать сестру по имени Агнесса.
Пастор Джон улыбнулся мальчику и позволил себе сесть. Мальчик тоже сел, и Джон, выразив свое восхищение фонарем, спросил, нельзя ли рассмотреть его поближе. Ни секунды не колеблясь, мальчик отдал его.
— Это фонарь из армейских излишков, — объяснил он. — Со Второй мировой войны.
Словно любуясь лучом света, пастор Джон обвел им внутренность вагона и с удовольствием отметил, что рюкзак мальчика больше, чем показалось вначале.
— Первое творение Господа, — заметил пастор Джон, возвращая фонарь владельцу.
Мальчик опять посмотрел на него с любопытством. Пастор прояснил цитатой:
— «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет».
— Но в начале Бог сотворил небо и землю, — сказал мальчик. — Разве свет не третье Его творение?
Пастор Джон кашлянул.
— Ты совершенно прав, Уильям. По крайней мере, в техническом отношении. В любом случае, я думаю, мы можем предположить, что Господь весьма доволен тем, что третье Его творение, употреблявшееся человеком для нужд войны, обрело вторую жизнь на службе просвещения мальчика.
Мальчик, удовлетворившись этим заключением, умолк, и пастор Джон невольно обратил жаждущий взгляд на его рюкзак.
Накануне пастор Джон проповедовал Слово Господне на краю походного собрания возрожденцев возле Сидар-Рапидса. Официально он не был участником собрания, но так захвачены были присутствующие его особым вариантом серы и огня Господнего, что он проповедовал с зари до зари, даже без короткого перекуса. Вечером, когда стали сворачивать тенты, пастор Джон намеревался посетить ближайшую таверну и отужинать в обществе хорошенькой участницы методистского хора, может быть, даже за стаканчиком вина. Но оказалось так, что регент был в то же время отцом девушки, а дальше то одно, то другое, и пастору Джону пришлось отбыть раньше, чем намеревался. Так что, когда он подсел к мальчику, ему уже не терпелось преломить с ним хлеб.
Но в пустом товарном вагоне этикет столь же необходим, как за столом епископа. И дорожный этикет требует, чтобы один путешественник хорошо узнал другого, прежде чем разделить с ним трапезу. С этой целью пастор Джон взял инициативу на себя.
— Скажи мне, молодой человек, что ты читаешь?
— «Компендиум героев, авантюристов и других неустрашимых путешественников» профессора Абакуса Абернэти.
— Очень уместно. Позволишь?
И опять мальчик отдал свою вещь, ни секунды не колеблясь. «Вот истинный христианин», — подумал пастор Джон, открывая книгу. Пробежав оглавление, Джон убедился, что это в самом деле компендиум героев. Более или менее.
— Не сомневаюсь, ты тоже отправился на поиски приключений, — сказал Джон.
В ответ мальчик энергично закивал.
— Не подсказывай. Дай мне угадать.
Пастор Джон опустил голову и провел пальцем по оглавлению.
— Хм. Посмотрим. Так, так.
Он с улыбкой постучал по книге пальцем и посмотрел на мальчика.
— Полагаю, ты намерен за восемьдесят дней обогнуть земной шар — подобно Филеасу Фоггу!
— Нет, — сказал мальчик, — я не намерен обогнуть земной шар.
Пастор Джон снова взглянул на оглавление.
— Хочешь проплыть по Семи Морям, как Синдбад…?
Мальчик опять помотал головой.
В наступившей тишине пастор Джон подумал о том, как быстро надоедают детские игры.
— Твоя взяла, Уильям. Сдаюсь. Скажи мне, куда ведет тебя твое приключение.
— В Калифорнию.
Пастор Джон поднял брови. Сказать ли мальцу, что из всех возможных маршрутов он выбрал такой, который меньше всего обещает привести его в Калифорнию? Это сообщение несомненно будет полезным для мальчика, но и может его огорчить. И какая от этого радость?
— В Калифорнию, говоришь? Чудесная цель. Полагаю, ты направляешься туда в надежде найти золото.
Пастор одобрительно улыбнулся.
— Нет, я направляюсь туда не в надежде найти золото, — ответил мальчик в своей попугайской манере.
Пастор ждал более подробного разъяснения, но разъяснения, кажется, были не в характере мальчика. «Неважно, — подумал пастор Джон, — какая-никакая, все-таки беседа».
— Куда бы мы ни ехали и с какой бы целью, считаю, что мне посчастливилось оказаться в обществе молодого человека, знающего Писание и охотника до приключений. Единственное, чего не хватает нам, чтобы сделать нашу поездку совсем прекрасной…
Пастор сделал паузу, мальчик смотрел на него выжидательно.
— …Это чего-нибудь пожевать, пока мы проводим время за беседой.
Пастор Джон мечтательно улыбнулся. Теперь была его очередь смотреть выжидательно.
Но мальчик даже не моргнул.
«Хм. Наш юный Уильям себе на уме?» — подумал пастор Джон.
Нет. Он не из таких. Простодушный — поделился бы сэндвичем, если бы был у него. К сожалению, если и хватило у него предусмотрительности захватить какой-нибудь сэндвич, то он, наверное, съеден. У маленьких беглецов если и хватает предусмотрительности запастись едой, не хватает самодисциплины, чтобы ее растянуть.
Пастор Джон нахмурился.
«Какую милость ни ниспошлет Господь беззаконникам, она будет в форме разочарования». Этот урок Джон преподносил многим душам под многими шатрами, и урок неизменно был впечатляющим. Но всякий раз, когда урок подтверждался в ходе его собственных предприятий, это всякий раз было неприятным сюрпризом.
— Тебе, наверное, стоит выключить фонарь, — с легким раздражением сказал пастор Джон. — Не трать зря батарейки.
Признав разумность замечания, мальчик поднял фонарь и выключил. Но когда он взялся за рюкзак, чтобы убрать туда фонарь, из рюкзака донесся нежный звучок.
Услышав его, пастор Джон чуть выпрямился, и хмурая морщина на лбу разгладилась.
Знаком ли ему был этот звук? Да, он был таким знакомым, таким нежданным и таким желанным, что организм откликнулся на него каждой жилкой — так шорох полевки в палой листве возбуждает кошку. Из рюкзака исходило ни с чем не сравнимое звяканье монет.