— Об этом вы не беспокойтесь, — сказал Эммет. — Через сорок восемь часов нас с Билли, думаю, уже не будет в Небраске.
Мистер Рэнсом кивнул.
— Твой отец мало чего после себя оставил, я хочу дать тебе немного, пока ты не обосновался где-то.
— Мистер Рэнсом, я не могу взять у вас деньги. Вы и так для нас много сделали.
— Тогда считай, что в долг. Расплатишься, когда устроишься.
— Пока что, думаю, на Уотсонах уже достаточно долгов, — ответил Эммет.
Рэнсом кивнул с улыбкой. Потом встал, надел шляпу — как раз, когда на дорожку шумно въехал пикап, именуемый «Бетти». За рулем сидела Салли, Билли рядом с ней. С громким выхлопом машина затормозила юзом, но Билли выскочил из кабины еще на ходу. С вещевым мешком от лопаток до зада, он пробежал мимо Рэнсома и обнял Эммета за пояс.
Эммет присел на корточки и обнялся с братом.
К ним с улыбкой и блюдом в руках, в цветастом воскресном платье шла Салли.
Мистер Рэнсом воспринял и платье, и улыбку философски.
— Смотрите, кто к нам приехал, — сказала Салли. — Не задуши его, Билли Уотсон.
Эммет поднялся и положил руку на макушку брата.
— Здравствуй, Салли.
Салли, как всегда, когда волновалась, сразу перешла к делу.
— Дом подметен, кровати застелены, в ванной свежее мыло, в холодильнике масло, молоко, яйца.
— Спасибо, Салли, — сказал Эммет.
— Я предложила поужинать с нами, но Билли настоял, чтобы вы вдвоем первый раз поели дома. Ты только что с дороги, и я сделала вам запеканку.
— Напрасно ты беспокоилась.
— Напрасно, не напрасно — вот она. Поставишь в духовку, сто восемьдесят градусов, на сорок пять минут.
Эммет взял миску, Салли покачала головой.
— Надо было записать для тебя.
— Думаю, Эммет как-нибудь запомнит инструкцию, — сказал мистер Рэнсом. — Если не он, так Билли точно запомнит.
— В духовку на сто восемьдесят градусов и на сорок пять минут, — сказал Билли.
Мистер Рэнсом повернулся к дочери.
— Ребятам не терпится побыть вдвоем, а у нас еще дела дома.
— Я зайду на минуту, проверю, все ли…
— Салли, — сказал мистер Рэнсом тоном, не предполагающим возражений.
Салли показала на мальчика и улыбнулась.
— Веди себя хорошо, малыш.
Рэнсомы сели в пикап и выехали на дорогу. Эммет и Билли проводили их взглядом. Потом Билли повернулся к Эммету и снова обнял его.
— Эммет, я рад, что ты дома.
— Билли, я тоже рад, что дома.
— Теперь тебе не надо возвращаться в Салину. Да?
— Да. Больше никогда не надо возвращаться. Пошли.
Билли отпустил Эммета, и они вошли в дом. В кухне Эммет открыл холодильник и поставил запеканку на нижнюю полку. На верхней полке стояло обещанное молоко, лежали масло и яйца. А кроме этого — банка домашнего яблочного пюре и банка персиков в сиропе.
— Хочешь поесть?
— Нет, спасибо, Эммет. Перед тем, как выехали, Салли сделала мне бутерброд с арахисовой пастой.
— А молока?
— Ага.
Эммет поставил стаканы с молоком на стол. Билли снял вещевой мешок и поставил на свободный стул. Отстегнул верхний клапан и осторожно вынул пакетик в фольге. Там был столбик из восьми печений. Два он положил на стол — Эммету и себе. Остальные завернул в фольгу, положил в мешок, застегнул клапан и вернулся на свое место.
— Ничего у тебя мешок, — сказал Эммет.
— Это настоящий армейский вещмешок, — сказал Билли. — Он из так называемых армейских излишков, не побывал на войне. Я купил его в магазине мистера Гандерсона. И еще фонарь из излишков, компас и эти часы.
Билли вытянул руку и показал болтающиеся на запястье часы.
— Даже с секундной стрелкой.
Выразив восхищение часами, Эммет откусил печенье.
— Вкусно. С шоколадной крошкой?
— Да. Салли испекла.
— Ты помогал?
— Я отмыл миску.
— Не сомневаюсь.
— Вообще Салли много напекла, а мистер Рэнсом сказал, что перестаралась. И Салли сказала, что даст нам четыре печенья, а тайком дала восемь.
— Повезло нам.
— Конечно — чем четыре-то. А если бы все дала, еще больше повезло бы.
Эммет улыбнулся, отпил молока и, не опустив стакан, оглядел брата. Билли подрос пальца на два и подстрижен был короче, чем обычно дома, но, в общем, почти не изменился за это время, и физически, и душевно. По нему больше всего Эммет скучал в Салине и сейчас был рад видеть его прежним. Рад был, что сидят сейчас вместе за столом в их кухне. И видел, что Билли так же рад.
— Учебный год нормально закончил? — спросил Эммет, поставив стакан на стол.
Билли кивнул.
— За контрольную по географии сто пять процентов получил.
— Сто пять процентов?
— Обычно сто пять процентов не бывает, — пояснил Билли. — Обычно, самое большее, можешь получить сто.
— Как же ты вытянул сто пять из миссис Купер?
— А был дополнительный вопрос.
— Какой же?
Билли процитировал по памяти.
— «Какое здание самое высокое в мире?».
— И ты знал ответ?
— Знал…
— Не скажешь мне?
Билли помотал головой.
— Это будет нечестно. Ты должен сам узнать.
— Согласен.
Помолчав минуту, Эммет сообразил, что смотрит в свое молоко. У него была мысль. И он решал, надо ли ее высказать — и когда.
— Билли, — начал он, — не знаю, сказал ли тебе мистер Рэнсом, но мы больше не можем здесь жить.
— Я знаю, — сказал Билли. — Ферма отчуждается.
— Правильно. Ты понимаешь, что это значит?
— Это значит, что нашим домом теперь владеет Сберегательный и кредитный банк.
— Правильно. Они забирают дом, но мы можем остаться в Моргене. Какое-то время пожить у Рэнсомов. Я могу наняться к мистеру Шалти, осенью ты пойдешь в школу, а потом как-нибудь сумеем купить себе дом. Но я подумал, что стоит нам с тобой попробовать что-нибудь новое…
Эммет долго думал о том, как сказать это — боялся, что Билли огорчит расставание с Моргеном, да еще так скоро после смерти отца. Но Билли совсем не огорчился.
— Эммет, я о том же думал.
— Правда?
Билли энергично кивнул.
— Папа умер, дом отбирают — незачем оставаться в Моргене. Соберем вещи и поедем в Калифорнию.
— Кажется, у нас согласие, — с улыбкой сказал Эммет. — Только думаю, нам надо ехать в Техас.
— Нет, нам не надо в Техас. — Билли помотал головой.
— Почему это?
— Потому что нам надо ехать в Калифорнию.
Эммет хотел было что-то сказать, но Билли уже встал и подошел к мешку. На этот раз он открыл передний карман, вынул конверт и вернулся на место. Он аккуратно смотал красную нитку с клапана конверта и стал объяснять.
— После папиных похорон, когда ты поехал обратно в Салину, мистер Рэнсом послал нас с Салли в дом искать важные документы. В нижнем ящике папиного бюро мы нашли металлическую коробку. Незапертую, хотя ее можно запирать, если надо. В ней были важные документы, как и сказал мистер Рэнсом, — наши свидетельства о рождении, мамино и папино свидетельство о браке. А на дне коробки, на самом дне, я вот что нашел.
Билли перевернул конверт над столом, и из него выпало девять открыток.
Судя по состоянию открыток, они были не совсем старые, но и не совсем новые. Некоторые были фотографиями, некоторые — картинками, но все цветные. На верхней — фотография мотеля «Уэлш мотор-корт», в Огаллале, Небраска, — современного вида мотель, с белыми домиками, посадками вдоль дороги и американским флагом на флагштоке.
— Это открытки, — сказал Билли. — Тебе и мне. От мамы.
Эммет был ошеломлен. Почти восемь лет прошло с тех пор, как мать поправила на них одеяла, поцеловала на сон грядущий и вышла за дверь — и с тех пор от нее ни слова. Ни звонков, ни писем, ни красивых свертков под Рождество. Даже ни слушка из десятых уст. С этим до сих пор жил Эммет.
Он взял открытку с мотелем и посмотрел обратную сторону. Красивый мамин почерк; адресовано им обоим. Как обычно на открытках, всего несколько строк. Сказано, как она о них соскучилась, хотя прошел всего день. Эммет взял другую. В верхнем левом углу изображен ковбой верхом на лошади. Веревка лассо закручена на переднем плане словами «Привет из Ролинса, Вайоминг, — столицы Великих равнин». В шести фразах — последняя загибалась кверху на правый край, — мать сообщала, что еще не видела в Ролинсе ковбоя с лассо, зато видела много коров. В конце опять — как она их обоих любит и скучает по ним.
Эммет просмотрел остальные открытки, обращая внимание на названия городов, мотелей и ресторанов, пейзажи и достопримечательности, и заметил, что на всех, кроме одной — яркое голубое небо.
Зная, что брат наблюдает за ним, Эммет хранил невозмутимое лицо. А в самом вспыхнуло возмущение отцом. Он перехватывал открытки и прятал. Ладно, он был зол на жену, но он не имел права скрывать их от сыновей, прежде всего от Эммета, который мог уже сам их прочесть. Но гнев сразу погас. Эммет понимал, что для отца это было единственным разумным решением. Что пользы от нескольких фраз в открытке, написанных женщиной, которая бросила родных детей?
Эммет положил открытку из Роулинса на стол.
— Ты помнишь, что мама уехала от нас пятого июля? — спросил Билли.
— Помню.
— Она писала нам открытку каждый день, девять дней.
Эммет снова взял открытку из Огаллалы и посмотрел на то место, где было написано: «Милые Эммет и Билли», — но даты не было.
— Мама не писала даты, — сказал Билли. — Но можно увидеть на штемпеле.
Билли взял у Эммета открытку, потом перевернул остальные, разложил на столе и стал показывать на штемпели.
— Пятое июля. Шестое июля. Седьмого июля не было, но тут два от восьмого. Это потому, что в тысяча девятьсот сорок шестом году седьмого июля было воскресенье, поэтому ей пришлось отправить две открытки в понедельник. Но ты вот что посмотри.
Билли подошел к вещмешку и вынул из переднего кармана что-то похожее на брошюру. Он разложил ее на столе — это была дорожная карта Соединенных Штатов. Через всю страну тянулась дорога, которую Билли обвел черными чернилами. В западной половине страны были обведены кружками девять городов.