В соцсети я нашел группу мотоклуба и некролог по погибшему байкеру Евгению Прахову. Снимок с подписью «Вечной дороги, брат» почти один в один повторял фоторобот. Но оргкомитет клуба не сообщал о дате похорон, ведь труп из морга похитили, перевезли на окраину города и присвоили ему статус «объект». Фортуна отвернулась от байкера на Третьем транспортном кольце, но и после кровавого финала ему не было даровано упокоение.
Еще меньше повезло фрилансеру «Альфа». Этот несчастный, в соответствии с планом экспериментаторов, обречен был находиться не по соседству, а в одной квартире с мертвецом, в полной изоляции. Именно он стал основным генератором перелома реальности. Как он ни убеждал себя, что трупы не оживают, потому что «так не положено», он всё меньше верил в этот постулат. И ночью третьих суток законы бытия изменились.
Может быть, бедняга закемарил за столом, уронив тяжелую, чугунную от утомления голову. А проснулся от того, что чья-то рука легла на его плечо.
***
Согласно результатам вскрытия, смерть мужчины, найденного за насыпью вспомогательной ветки, наступила днем, уже после того, как из придорожного кювета извлекли разбитую «Оку» с эмблемой пиццерии. Агент НПК «Апейрон» явно был человеком с гипертрофированным чувством ответственности: на свой страх и риск он прочесывал квартал и прилегающую местность, высматривая на земле следы чоперов сорок третьего размера.
Но тот, на ком эти чоперы были надеты, увидел его первым.
Думаю, агент недооценил уровень опасности. И не только он: если бы научные руководители могли промоделировать поведение воскресшего, они бы предостерегли наблюдателя от излишней активности, а не переводили эксперимент в полевой режим. Но самая буйная фантазия вряд ли может охватить весь диапазон эмоций существа, неожиданно оказавшегося в недавно покинутом теле, которое к тому же безобразно сшито из кусков и мало пригодно «к употреблению».
Разложив пасьянс из причин и следствий, сотворили монстра.
Сотворенный, он увидел себя в зеркало. Заглянул в свои мертвые глаза и увидел в них смерть. Тогда он разбил в квартире зеркала и надел темные очки, оброненные беглецом. Чтобы никто больше в его глаза не заглядывал. Ведь его не воскресили, а лишь задали телу функцию, канонами бытия не предусмотренную – перемещаться в пространстве. Его судьба от этого никак не изменилась, мотоцикл не вернулся колесами обратно на трассу, а развороченные куски черепа не срослись.
Я закоснелый атеист, и то молюсь, чтобы в разлагающемся теле не осталось ни единой молекулы ДНК для этики. Но вряд ли это так. По всем признакам, он прятался. Нелепо, стыдно и страшно разгуливать мертвым среди живых людей. Людей поблизости не было – опустевший район на время укрыл его, пока «контролер», проявив изрядное рвение, не разыскал его убежище. Себе на погибель.
Уж не по заслугам ли он получил?
Нет изуверов хуже естествоиспытателей, и во все времена они из кожи вон лезли, состязаясь в дикости. Плоды их стремлений чересчур ничтожны, и Вселенная отпускает сопутствующие им грехи. Но она коварна и злопамятна. И не приемлет контрафактов.
Лёва Контуженный
Лёва Контуженный (Шоссе Петля-9)
Олег Новгородов
Лёва Контуженный натворил дел в восемь утра, по своему домашнему адресу. Там разбиралась группа из местного отделения, и подробности мы знаем. Потом он поехал в центр и натворил еще дел, а уж затем его остановила пуля из полицейского АКМ. Дело сразу засекретили эфэсбэшники, и посвящать нас в детали нужным не сочли. Мы можем навскидку сказать, что в Москве пострадавших было порядка двенадцати, исходя из простейших подсчетов.
Ну вы понимаете, что именно от Лёвы Контуженного никто подобного не ожидал. Лёва вполне адекватный чел, даже и не по опольцевским меркам. Тихий, не агрессивный, очень спокойный. На левое ухо он совсем глухой, правым слышит процентов на полста. Но для рабочего с кладбища Лосиная Роща слух - не слишком важная опция.
У Лёвы и с головой были не лады, но ни в чем особенном это не выражалось. В обеденные перерывы он бродил в одиночестве по лесу, что тянется от кладбища на запад, до бетонного забора психлечебницы. Надышится хвойным воздухом, и обратно, работать. А работы на кладбище всегда хватает. По вечерам Лёва Контуженный сидел в бытовке и смотрел телевизор, ничего не комментируя и держа при себе какие-то выводы. Вот кого надо бояться - молчунов, но столь глубоких аналитиков в Лёвином окружении не водилось... Короче, милейший и незаметнейший человек, без видимых отклонений от нормы. И лишь много позже участковый Савияк, строго по секрету и за две бутылки «Киновского» поведал, что предыстория Лёвиного подвига началась еще в те, ничем не примечательные осенние дни.
Савияк провел собственное дознание, приложив все свое сыскное мастерство, какого и не ожидаешь от такой гигантской неповоротливой туши. Нет, не дознание событий в Москве – там пусть федералы жопу рвут. Савияк хотел реконструировать часть жизни, прожитую Лёвой Контуженным до его последнего, отчаянного броска на амбразуру проклятущей реальности. Но дознание оставило больше вопросов, чем ответов.
Вот смотрите. Лёва ходил по тонкой границе, и с одной стороны был район Опольцево, а с другой - неведомое и не нанесенное на карту Опольцево-2. Там не совсем, как у нас. Там открываются двери, которые мы закрываем навсегда. И, когда равновесие между муниципальными образованиями нарушилось, Лёва постиг нечто фундаментальное и приводящее в ярость. А, может, «нечто» существовало в его мозгах, взболтанных внутри черепа взрывом противопехотной мины. Надеюсь – мы все тут надеемся – что в мозгах. Или мы должны принять, что Сущее включает в себя дьявольскую константу, задуманную не иначе как в самой Преисподней, и даже в небытие приходят исполнительные листы. То же самое, как если тебя выпустили из тюрьмы, а за КПП - новая тюрьма.
Когда речь идет о таком человеке, что тут вообще разложишь по полочкам? Да и Савияк темнит. Но я догадываюсь, почему он встревожился, когда почтальон доставил телеграмму из Смоленской области. Инспектор ведь первым осматривал «бэху», зарывшуюся носом в грунт, и, очевидно, подобрал в кабине некий предмет, которому надлежало быть абсолютно в другом месте. И уверился: предмет не украли, его обронил законный владелец. Потому он и сказал Старпому, что откладывать дальше некуда.
***
Лёва был один-одинешенек на белом свете, не считая соседки Антонины, с которой у него наладились дружеские и взаимовыгодные отношения. То есть, Лёва покупал на неделю продуктов, Антонина варила ему суп в отдельной кастрюле и жарила сковородку второго, и обоих это устраивало. Иногда Лёва обедал у Антонины, иногда забирал тарелки и шел к себе, а иной раз по несколько суток ночевал на кладбище. Тогда Антонина набирала еду в пластиковые контейнеры, паковала их в рюкзак, садилась на допотопный мотороллер и ехала по шоссе Петля к центральным воротам Лосиной Рощи, а там Лёва встречал ее и забирал свой «паек».
Никакой романтики у них с Антониной не сложилось, но они друг о друге заботились. Антонина баба симпатичная, с изюминкой, и, хотя ей за сорок, достаточно здоровая, чтобы родить ребенка. Но какие с Контуженным дети? К тому же, Лёва после армии одинаково равнодушен и к женскому полу, и к выпивке, да и в еде неприхотлив. Антонина поначалу баловала его кулинарными изысками, потом забила на свои старания. От той мины у Лёвы и со вкусовыми рецепторами что-то не то сделалось. Ел себе суп с тушенкой, гречку с тушенкой, и, по ходу, не отличал одно от другого.
Кроме Антонины, Лёва на районе почти ни с кем не общался. Пить он не пил, его и не звали, и о помощи тоже не просили: многие были уверены, что он глухонемой, а языком жестов никто не владеет. Со знакомыми - привет-пока, в разговоры не встревал, в магазин ему Антонина список писала. Придет со списком, на прилавок положит и стоит, купюры в пальцах мнет. В холодную погоду Лёва носил серую с оранжевым ветровку, а в совсем лютые морозы, как прошлой зимой, поддевал снизу болотного цвета свитер. Таким его и запомнили: щуплый, сутулый, взъерошенный мужичок неопределенно-среднего возраста, в альпинистской ветровке.
Была у него привычка, не из обыкновенных, но, опять-таки, безобидная. Лёву частенько заставали на могилах погибших друзей; он бормотал что-то, обращаясь к портретам на надгробиях, или, за неимением таковых, куда-то вдаль. Ну мало ли кто на кладбище с усопшими говорит. Просто тамошним рабочим это как раз не свойственно, они толстокожие, тупо делают свои дела, и мистикой их не проймешь. А Лёва запросто подсаживался к могилкам и вел безмолвный диалог, шевеля губами. Мужики из бригады просекли фишку: если у Контуженного за пазухой бутылка водки, а в кармане кипа пластиковых стаканчиков - значит, собрался корешам визиты наносить. У него много их на Лосиной Роще. Гораздо больше, чем на районе.
Лёва оставлял на холмиках земли стаканчики с водкой. В любом другом месте водку допивали бы бомжи, но на Опольцево их нет, и никто к Лёвиным стаканчикам не прикладывался. Дурь, конечно - мертвецов алкоголем ублажать, но бывает ведь и хуже. Он же не безобразничал, ничего не портил, наоборот - прибирался, даже если и не у друзей, а увидит где мусор, возьмет метелку, скребок, почистит аккуратно. Такие чудаки за порогом шизофрении, как правило, становятся объектами шуток, порой злых и изощренных, но Лёву эта участь миновала. Он был тихий, но не жалкий, его уважали, потому что пахал за троих, и даже доверяли водить катафалк, если штатный шофер Димитрич (по совместительству сторож) уходил в запой. В таких случаях Лёва Контуженный собирался, делал лицо попроще и достоверно изображал гражданина, не состоящего на учете в ПНД. У него и своя тачка была - ушатанная «пятерка», темно-зеленая, с мятой бочиной и треснутой решеткой радиатора. Прав и страховки Лёве, положим, никто бы не выдал, но ездил он получше многих, и гаеры его никогда не тормозили.