Ну так вот, о минувшей осени... После литра коньяка участковый излагал не очень связно, однако попробую воспроизвести. Накануне в дирекцию кладбища пришел тип с наколками на пальцах и напористо выяснял, где схоронен его якобы родственник. Ну родственник и родственник, типу набросали схему, и он двинул прямо к могиле.
Лёву припрягли в ночную, Антонина лежала дома с пневмонией, и ужин повезла ее племянница Нюра - тридцатилетняя разведенка без прицепа, без характера и без жилплощади (она рассталась с очередным мужчиной мечты и временно занимала маленькую комнату у Антонины). Нюре затея категорически не понравилась, но Антонина дала ей взятку в размере пятисот рублей и воззвала к ее состраданию - неужто Лёве на пустой желудок в бытовке ночевать? Скуля и причитая, Нюра, с тощим рюкзаком на плечах, протерла очки и оседлала мотороллер. По-другому не доберешься - автобус по Петле в ту сторону не ходит, ну либо пешком (так себе удовольствие), либо на велосипеде. Но велосипеды на Опольцево только детские, трехколесные. Наши пацаны еще малолетними в клубе военной подготовки командирский «УАЗ» осваивают.
Нюра подкатила к воротам Лосиной Рощи и принялась названивать Лёве, чтобы побыстрее выходил. Почему-то она долго не могла до него дозвониться. Нюра изнывала от нетерпения и морозящей жути, наползавшей с кладбища. Она жала кнопку «повтор вызова», мерила шагами небольшую площадку перед воротами, где обычно выгружают «двухсотых», потела от страха и материла себя за дурацкую сговорчивость. Наконец, Лёва сдавленным, не своим голосом ответил: «Я сейчас, уже рядом», и через несколько минут показался на аллее. И, когда он приблизился к калитке (ворота на ночь запирают), Нюра увидела, что с внутренней стороны ограды, там, где заросли образуют неровный лохматый «карман», виднеется человеческая фигура. («Он был там всё это время! – в истерике визжала Нюра, размазывая по лицу слезы и косметику. – Я же чувствовала, кто-то есть рядом!»). Видимо, поняв, что его заметили, силуэт отшагнул дальше в тень, и Нюру охватило оцепенение. Лёва вынул из рюкзака контейнеры с картошкой и котлетами, попрощался и закрыл за собой калитку. Всё это происходило в полной тишине, и Нюра предпочла бы слушать «Рамштайн» или перфоратор, лишь бы хоть какой-то звук.
Лёва уже удалялся по аллее, и Нюра сообразила: кто бы ни таился в кустах, теперь она с ним наедине. Она стала лихорадочно заводить мотороллер, но тот рыкнул движком и заглох. Нюра в ужасе пинала кик-стартер, а тип в кустах молчал, словно наслаждаясь ее страхом и зная, что никуда она не денется. Потянуло сквозняком, и Нюру едва не вырвало от омерзительной помойной вони, мгновенно перебившей терпкий еловый запах из цветочного павильона. Она бросила скутер на произвол судьбы и за сорок минут добежала до дома, нигде не задержавшись, чтобы отдышаться.
Когда она ворвалась в квартиру, Антонина спала, напившись антибиотиков и микстуры от кашля. Сама Нюра так и не заснула: стоило ей погрузиться в дремоту, как она видела человека в тени, по ту сторону ограды, а потом за ее спиной вдруг восходила луна, и она могла рассмотреть стоящего... Поутру, приняв успокоительное, она поделилась своими переживаниями с тёткой и зашедшим ее проведать Старпомом. (Старпом, он же Карлыч – председатель Совета гражданской бдительности района Опольцево). Выговорившись и наревевшись, Нюра спросила, что они об этом думают.
Карлыч сухо ответил, что на кладбище и около него людям, особенно взвинченным, всякое может почудиться, и пусть она никому про свои видения не треплется. И так у района слава идиотская. И шахта у нас до ада просверлена, и маньяк Мясорубщик в овраге схоронен, и десять лет назад зарезанная им прошмандовка Коваленко нет-нет отлучается с Лосиной Рощи проверить свою квартирку. В двенадцатом часу Лёва зашел отдать помытые контейнеры, Антонина пообщалась с ним накоротке, и он, зевая, объяснил, что вроде бы сторожу Димитричу велели ночной обход сделать, вот Димитрич и нарезал круги, устраивая привалы в уголках поукромнее, чтобы дунуть косячок.
Антонине, с температурой 38,9, было не до похождений Димитрича. Лёва сказал, что починил и пригнал мотороллер, и Антонина попросила его съездить на Островитянова в сбер, снять с ее карты наличных.
Пока Лёва катался в сбер и маялся там в очереди к банкомату, Антонина прополоскала горло и попыталась вразумить психующую Нюру. Как и все, кто родился и вырос на Опольцево, Антонина знала и про Мясорубщика, и что его последней жертвой по умолчанию считалась та самая Ксения Коваленко. Знала и о не объясняемых по здравому смыслу событиях, случавшихся (преимущественно в девяностых) на шоссе Петля, но сама ни с чем подобным не соприкасалась и относила эти «крипи» к неизбежной пригородной мифологии. Племянница-то шухернулась не от Ксении, а от сторожа.
В ответ на увещевания Нюра закрылась в комнате и визжала в замочную скважину, что была это не Коваленко и не сторож. В тени стоял ее одноклассник Игнат Степанок, она его узнала при взошедшей луне (луна ей светила только в кошмаре, но Нюра успела внушить себе, что разглядела двоечника и хулигана Игната наяву). И делать там Игнату нечего, потому что он был дальнобойщиком, и летом погиб на трассе, угодив в мясорубку с «бешеной свадьбой». Тогда много народу угробилось, сам Игнат ехал на КАМАЗе не пристегнутый, и при лобовом ударе его катапультировало из кабины сквозь стекло. И лежит он на Лосиной Роще, и она, Нюра, чуть не обосралась. И больше туда ни ногой, хоть за пятьсот рублей, хоть за тысячу.
Итак, Лёва тратил свой выходной в сбербанке, а Карлыч свистнул участкового Савияка и вместе с ним отправился «за овраг» - в район Антенное поле, где сосредоточена инфраструктура, в том числе госучреждения. Карлыч с Савияком прежде полярные широты бороздили на ледоколе, и теперь лучшие товарищи. Карлыч, даром что семьдесят четыре стукнуло, непоняток не любит. Он собирался заглянуть в отделение полиции и убедиться из достоверных источников, что никаких эксцессов на Лосиной Роще ночью не стряслось. Чисто для порядка. Савияк понадобился, скорее, ради массовки - он одышливо пыхтел сзади, и пэпээсники почтительно расступались, чтобы огромный инспектор не оттоптал им ноги.
Начальник отделения майор Овчарук принял гостей без объятий, хлеба-соли и прочих ништяков. Овчарук вечно пытается усидеть одной жопой на двух стульях: и перед вышестоящим руководством выслужиться, и опольцевских не сильно раздраконить. Совету гражданской бдительности майор формально не подотчетен, но в наших краях формальности мало кого трогают. Поэтому майор ввел посетителей в курс дела. В ночь на кладбище действительно разыгралась драма, и она, по совпадению, имела отношение к покойному Игнату Степаноку, но вовсе не такое, как навоображала себе паникерша Нюра.
«Бешеная свадьба», чесавшая по встречке, была не просто бешеная, а корпоративная. Когда трупы выскребли из покореженных машин, разложили в морге и опознали, выяснилось, что там весь филиал областной налоговой. Не хватает престарелого камерала, которого в канун свадебных торжеств прикончил третий инсульт, но он присоединится к коллективу, как только проверит декларацию о доходах у патологоанатома. В замес попало несколько больших чиновников. Их родня, такая же авторитетная и облеченная властью, уготовила мертвому фуроводу безумное и жуткое возмездие. Хотя Степанок шел в своем ряду и в последний момент бросил руль вправо, пытаясь избежать столкновения, и даже сильно мотивированный судья не сподобился назначить его виновным. Но это лишь накалило страсти. Исполнители наказания прибыли на Опольцево тремя «хаммерами», да еще арендовали асфальтовый каток. Их засек автопатруль: колонна выстроилась вдоль шоссе, вплотную к Лосиной Роще, и на обочине топталось десятка полтора качков с лопатами и бейсбольным инвентарем. А дежурному по ОВД поступил анонимный звонок: приезжие намерены раскопать могилу Игната Степанока, причем у них есть с собой схема кладбища и переносные прожектора.
Овчарук поднял по тревоге отделение. Всем выдали табельное оружие и спецсредства. И, пока Нюра вела мотороллер по «пьяной дороге» к съезду на Петлю (было около полуночи), опольцевские менты повязали «карателей» прямо на могиле. Задержанные дали исчерпывающие показания (выбора им не предложили). За смерть таких людей, как пассажиры «бешеной свадьбы», надо убивать, убивать и убивать снова. Ну, а раз фуровод и так убился, исполнителям поручили вынести его гроб на шоссе, давить катком до тех пор, пока не останется труха, и снимать «казнь» на видео, дабы отчитаться потом перед хозяевами.
Таким образом, у Нюркиного страха глаза оказались чрезвычайно большого размера, хотя и тут не всё ясно. С чего ей во сне примерещился Степанок, а не кто-то еще? (Она же не знала ни о рейдерах с асфальтовым катком, ни что на Лосиную Рощу они явились именно за Игнатом). Про операцию захвата знал Лёва, но ему настоятельно рекомендовали что-нибудь выдумать, если начнутся расспросы.
- Между прочим, ихний бугор Савияка упоминал, - с ухмылкой дополнил Овчарук свой «рапорт». - Мол, вместе мореходку кончали. Левый, говорит, загребной. Слышь, Георгий, потрещи с ним. Может, хоть ты добьешься, куда они, упыри, останки дальнобоя засунуть успели.
Савияк, мореходка там или не мореходка, начал волнующую встречу с того, что избил главаря карателей, своротив ему нос и расплющив уши, а уж после приступил непосредственно к интервью. Затем двое сержантов за ноги отволокли «респондента» в камеру, а Савияк на прощанье сказал майору Овчаруку:
- Ищите, он там где-то. Далеко унести не могли.
И они с Карлычем пошли обратно через овраг (так-то оврагом не ходят, но есть одна тропинка, мало кто ею пользуется, и лишь в светлое время суток). Они торопились к Старпому на обед, ибо супруга Карлыча Валентина настаивала, что борщ едят строго горячим, а Савия