И он ринулся догонять «бойцов».
***
Полночь застала Егора дома. Батареи грели, диван манил прилечь… Но физический комфорт мало чем помогал. Страх, испытанный в Женькиной квартире, не проходил. Ситуация, грозившая летальным исходом, завершилась благополучно, но добавила пищи для размышлений… С какого перепугу товарищ лейтенант носится вдоль оврага со своим военизированным кодланом? Насчет «тропы разведчика» пусть другому заливает. Они чего-то боятся и организовали самооборону. Психопата, комроты сказал ведь. А как связаны психопат и «что-то странное, бросающееся в глаза» в доме 19 корпус 3?
Он достал мобильный: звонила Женька. Стал перезванивать, она тут же схватила трубку.
- Аллё, - сказал Егор. – Почему не спим?
- А ты? – срывающимся голосом всхлипнула Женька.
- Я-то спал. Проснулся, гляжу – твой номер…
- Я тоже спала. Но мне приснилось, что… что…
- Что приснилось?
- Что ты идешь по пустырю! – заорала Женька. – Говори честно: ходил туда?!
- Не-а. Я что, похож на кретина? К тому же, мне отлучаться нельзя – того и гляди арендаторы припрутся. С Мишки станется их посреди ночи сюда погнать.
- Мне приснилось, - сказала Женька, - что ты идешь по пустырю. К оврагу идешь. А за тобой – следы. Те самые, большие следы. Ты точно дома?!
- Точно! Хочешь, воду в унитазе спущу?! Ложись спать. Завтра на работу не встанешь!
Он рухнул на диван, но быстро убедился, что сна ни в одном глазу. Мозг не отключался и воспроизводил ритм пустой квартиры. Егор взбил повыше подушку, запустил нетбук и набрал в поисковике «Всеслав Трибун».
Яндексу чем-то не понравилось это имя. Браузер дважды перегрузился, прежде чем открылась статья в википедии. «Профессиональный иллюзионист, постановщик цирковых аттракционов… в 1994 году дисквалифицирован за грубое пренебрежение этикой артиста… поводом для разбирательства стало шоу «Всадник без головы», для которого был использован человеческий труп, усаженный на лошадь. Трибун привлечен к суду за осквернение могилы, вынесено постановление об административном штрафе… Далее Трибун перенес свою деятельность в провинцию и разыгрывал шокирующие перфоменсы в небольших городах. Публика в ужасе удирала со «спектаклей», а один из них – «Сплав по Монгольскому ручью» - вызвал такой переполох, что некоторые серьезно пострадали в давке на выходе из зала».
Егор увеличил скроллом шрифт.
«По свидетельству очевидца, среди реквизита фигурировали настоящие гробы, а действо сопровождалось речитативом, лаконично передающим сюжет:
У туч косматые горбы
А по воде плывут гробы
Куда сплавляются они?
Туда, где адовы огни.
Их лоцман – демон темноты
В том русле ведает ходы…
Плыви вперед, добра не жди
Лишь зло и страх твои вожди!
Тебе протянута рука
И эта чаша нелегка
Но кто из чаши отхлебнёт
Своё бессмертье обретёт…
Речитатив читала нараспев женщина, она же акробатка-трюкачка. В паре с ней работал олигофрен (или дегенерат), но точно не из нормальных, лет двадцати пяти. «Кошмар наяву, вот что это такое, - добавляет очевидец. – Один гроб выпрыгнул из желоба с водой и упал в партере. Хорошо, что никого не придавило…» Рабочие, по техзаданию Трибуна монтировавшие декорации, уверяли, что никакой механики предусмотрено не было.
Это происшествие, продолжал анонимный копипастер, стало началом необъявленной, но жесткой травли Всеслава Трибуна. Ему вручили официальное постановление о запрете любых публичных выступлений. В ответ Трибун объявил себя наместником Стерегущего Во Тьме, могущественного Вымрака, демона подземных ветров. Следующие несколько месяцев он практиковал подпольные «театрализованные акции» в моргах, где якобы оживлял покойников. Факты «оживлений» никем не подтверждены и не опровергнуты, но сохранились показания лиц, обеспечивавших Трибуну и его подручному (олигофрену) доступ в служебные помещения. Последнюю такую акцию пресекли в райцентре Чертоплес, близ Череховских лесов, Трибуна арестовали, но позже выпустили без конкретных обвинений.
«На сегодняшний день о Трибуне нет никаких сведений, по некоторым данным он погиб: застрелен сотрудниками правоохранительных органов. Имеет хождение иная версия – Трибун сам являлся офицером КГБ, действовал по поручению руководства и был ликвидирован как носитель государственной тайны, утративший доверие».
Очевидно, Ксения Коваленко покинула своего «худрука» после «Сплава по Монгольскому ручью». Неумная и распущенная циркачка была лишь куклой на нитках, за которые дергал Всеслав Трибун, но постепенно и она прониклась запредельным ужасом того, что они вместе творили. Она купила билет на поезд и уехала в Раменское. Но и там ее не оставили в покое, ибо слишком долго и тесно она соприкасалась с явлениями, попирающими фундаментальные законы природы. Коваленко пробовала себя в качестве ресторанной певицы, а где-то рядом вызревал новый плод Стерегущего Во Тьме. И вскоре на город опустился неведомый прежде ужас: в чьи-то двери позвонил Мясорубщик.
Коваленко, помимо собственного желания знавшая больше, чем позволено, старалась держаться поближе к «братве» в надежде на защиту, но на уровне чутья понимала – от адептов Стерегущего защиты нет. И предприняла последнюю попытку спрятаться – на Опольцево.
Егор мог бы объяснить все действия Коваленко вплоть до этого маневра.
Но из Люберец она дернула вопреки здравому смыслу – через полтора года после того, как Мясорубщик прекратил свое кровавое шествие по окраинным кварталам. Оставаться в городе было всего безопаснее. Даже туповатой Коваленко полагалось это понять. Тем не менее, она выбрала себе нору на шоссе Опольцево-Петля, где никто не гарантировал ее от тет-а-тет с Люберецким людоедом.
Что с ней в итоге и произошло.
Егор распечатал пузырек снотворного, сходил на кухню и запил таблетку водой. Раньше он не принимал снотворных, и взяло его сходу. Но, забываясь сном, он по-прежнему слышал, как в подсознании отстукивает ритм зловещей тишины, на который отчетливо накладывались слова речитатива: «Их-лоцман-демон-темноты-в-том-русле-ведает-ходы…»
Последнее, что сказала миру Ксения Коваленко? – изумленно спросил он себя. Но снотворное работало сильнее шаманских заклинаний.
***
Понедельник – день тяжелый. После вчерашних приключений у Егора разнылись суставы и разболелась спина. Но Мишка не потратил даром ни минуты и согласовал «смотрины» аж с пятью кандидатами. Егор как мог привел себя в пристойный вид, чтобы волосы не торчали дыбом, попил чайку, а потом начался адский ад. Ему названивали незнакомые люди и говорили, что стоят там-то и там-то и не могут найти, мать его, четвертый дом, и отчего бы ему их не встретить?
В намеченную Мишкой пятерку экспромтом вклинились трое, случайно оказавшиеся рядом, и Егор уже готов был лезть на стену. Две пары «поселенцев» обещались подумать и перезвонить. Жирная, благоухающая парфюмом-унисекс «бизнеследи» учинила ему разнос за совмещенный санузел. Тщетно Егор пытался донести до нее, что квартиру, черт побери, сдает не он, а его родственники! Она сказала: а че вы увиливаете, молодой человек?, чем приятно Егору польстила, хоть и вряд ли к этому стремилась.
Заглянул высокий седой старик. Он был немногословен, и дальше маленькой комнаты не пошел. В черном кашемировом пальто, строгом черном костюме и начищенных до блеска ботинках. Сказал, что свяжется с Михаилом или с Натальей завтра.
Затем Егор намучился с четверкой здоровенных мужиков, приехавших с Беларуси строить дачникам бани. Мишка велел их отшить, но они топали по квартире и обсуждали, где хранить «струмент», а где устроить лабаз под материалы. Его терпение иссякло, когда мужики принялись нагло вымогать скидку в обмен на поклейку новых обоев… Забыв про ноющие суставы, Егор по очереди вытолкал их за порог и оттер пот со лба.
Последним посетителем стал участковый в мятой форме и с кожаной папкой. «Георгий Иванович Савияк», рычащим басом отрекомендовался он и попросил паспорт. Апатично полистал страницы и сообщил, что с Егором хочет поговорить Старпом. И есть пять минут на сборы. Заинтригованный, Егор собрался за две, и участковый повел его в соседний дом. Он шел позади инспектора, а в голове крутилось: «ступни большие, шаг короткий». Шаг короткий – потому что рост метр с кепкой. Берцы участкового оставляли глубокие рифленые отпечатки в грязном снегу. Но Савияк - настоящий исполин, и шаг у него длины соответствующей.
Старпом оказался типичным пенсионером, щуплым и морщинистым, одетым в линялую рубашку со споротыми погонами, застиранный до желтизны тельник и тренировочные штаны с начесом. Лишь взгляд выдавал в нем морского волка: таким взглядом клопов давить можно… или нерадивых матросов. Старпом предложил Егору сесть, сам остался стоять, а напротив Егора втиснулся в кожаное кресло участковый.
На стене висели компас и флотский офицерский кортик. С кухни тянуло ароматом вегетарианского супчика. «Наверное, он кухню «камбузом» называет. А жену – коком. Или буфетчицей». Вешая в прихожей куртку, Егор заметил две пары женских зимних сапог и долгополую коричневую шубу.
И еще кое-что.
- Итак, Егор Алексеевич, - произнес Старпом. – За вас замолвил словечко руководитель нашего клуба военной подготовки. Вы не только сдаете квартиру, но шныряете по закоулкам и вынюхиваете про Коваленко да про людоеда люберецкого. Избавьтесь от иллюзий: с маньяками эта дамочка компанию не водила. Маньяк на Опольцево был всего один. Константин Крымцев или просто Крым. Мы не хотели его принимать у себя, он мотал срок за убийство. Но Георгий Иваныч, - Старпом повел глазами в сторону участкового, - получил приказ сверху: обеспечить жильем и работой. Полагаю, Крыма ставили на якорь, чтобы не колесил по стране и был под надзором. Но у Георгия Иваныча дел навалом, а Крым поначалу вёл себя тихо-мирно. И лишь год назад взялся за нож… Повскрывал кое-кому животы, а когда допетрил, что его вот-вот возьмут, сиганул с крыши. Всмятку. Следствие остановилось на том, что Крым имитировал Люберецкого людоеда. Я вас, Егор Алексеевич, вот о чем хочу спросить: кто вам наплёл, что людоед похоронен у нас в овраге?