За рекордно короткий срок Жаннины страхи обрели статус притчи во языцах, но вряд ли кто-то догадался связать между собой пропавший мобильник Стасевич и то, что весь учебный год Амина и Же-Ше соперничали за право спать с Половнёвым. Которому, в принципе, нравились обе, но обеих такой вариант совершенно не устраивал.
Я мельком видел Амину Стасевич – Андрюха, спрятав за спину банку пива, указал на нее со словами: «Блин, из восьмого «Б» деваха, не вложила бы директрисе, что бухаю». Не мисс Россия, но симпатичная – раскосая, нос тонкий с горбинкой, макияжа в меру. Она жила в точности так же, как сотни ее опольцевских сверстников: забивала на уроки, оттягивалась в диско-баре «Снежок» (других увеселительных заведений на Опольцево нет), познавала прелести утренних похмелий, привкуса рвоты во рту и отдающей погребальным венком струи сигаретного дыма. Но от Жанны Шуцкой ее отличало стремление получить приличную профессию и сделать карьеру. Стасевич мечтала о медицинском вузе и меньше прочих отлынивала от занятий. У нее были хорошие оценки по математике и биологии, ей удалось раскрутить родителей на платные подготовительные курсы, и она не упускала возможности попрактиковаться в оказании первой помощи. Собственно, так и начался ее роман с Половнёвым: вспыльчивый капитан футбольной сборной сцепился в раздевалке с голкипером, нарвался на короткий прямой, и Амина останавливала ему хлещущую из носа кровь.
Жанна Шуцкая была гопницей и дрянью даже по опольцевским понятиям. Иисус Христос – и тот не постеснялся бы пришибить ее камнем. Она твёрдо шла стопами матери: текстильная путяга, вакансия портнихи в народном ателье, залёт от «прекрасного незнакомца» на задней сидушке ведра болтов, потасовка с напарницей и три года общего режима. Жанна родилась в ИТК Тверского региона, и это составляло предмет ее гордости, словно она происходила из королевской фамилии. Любого, расцененного ею как помеху, она могла уничтожить, не задумываясь о последствиях… И, пока плейбой Половнёв колебался в своих предпочтениях, напряжение между девчонками усиливалось. Формально они оставались подругами и сидели за одной партой, но Же-Ше ловила момент, чтобы нанести упреждающий удар.
В горячую предэкзаменационную пору Амина слегла с недомоганием, затем пожаловалась на острую боль, и поздно вечером «неотложка» доставила ее в больницу. Дежурный врач диагностировал воспаление аппендицита, операцию назначили на завтра в плановом порядке.
Черт дернул Амину сообщить об этом именно Же-Ше. «А, ну, давай-давай, поправляйся, - ответила Шуцкая. – Вадик без тебя заскучает совсем… А, вот чего! Он же тебя хотел сегодня на дискач позвать… да ладно, я тебя подменю. Ты потом своего любимчика пригреешь, ты же у нас такая прям вся такая... не хворай, сестренка, чао!». Шуцкая сымпровизировала: ей не достало бы мозгов осмысленно подстроить сопернице психологическую ловушку. Она только хотела сделать пребывание Амины в больнице как можно более безрадостным и ключевые слова нашла интуитивно, но от этих слов в Стасевич вселился бес. Сатанинская «опольцевская порода» взвилась на дыбы и растоптала инстинкт самосохранения.
У Амины было с собой немного карманных денег, которых хватило доехать до КБ «Передовик», где Половнёв тренировался в спортшколе. Но она его не застала: команду увезли в Москву на отборочный тур. Амина, как могла быстро, двинулась домой, в то время как там надрывался городской телефон: в больнице потеряли несовершеннолетнюю пациентку. Стиснув зубы, она прошла через Антенное Поле, спустилась в овраг, выбралась из него со стороны Опольцево и задворками прокралась к своему подъезду. В квартире она принялась наводить марафет, но быстро поняла, что так ничего не получится. Она в ярости расшвыряла по комнате косметику, присела, охнув, на кровать и сжала ладонями виски, торопясь принять решение. Потом распотрошила аптечку и выпила пригоршню обезболивающих таблеток…
Первым с работы вернулся отец. Подошвы его ботинок хлюпнули чем-то мокрым; он повернул выключатель и увидел, что стоит в луже натекшей по полу крови. «Амина!» - крикнул он, но «Да, папа» ему не иначе померещилось. Рванув за ручку дверь ванной, он с мясом выворотил хлипкий замок… Амина была там. Полусидя на резиновом коврике, она опиралась спиной о люк стиральной машины, одной рукой стискивала край ванны, а в запястье другой впилась зубами. Зрачки расплылись, затопив роговицу и пассивно всасывая свет потолочной лампы. И тогда перед отцом во весь рост встали две задачи: как ЭТО пережить и как сказать об ЭТОМ жене. Обе задачи он не осилил: когда я съезжал с Опольцево, квартира Стасевичей пустовала. Но в те стартовые, самые кошмарные секунды мужчина еще мог связно соображать и подумал, что Амину зарезали.
Но он ошибся.
Амина вырезала себе аппендикс.
Каким-то образом она умудрилась обойтись ножом, маникюрными ножницами, пинцетом для ресниц и сахарными щипцами. «Инструменты» она продезинфицировала спиртом из отцовской заначки. На краю раковины лежали нитки с иголкой, но шиться Амине не пришлось. Вряд ли она сознавала, что варварская процедура самоистязания убьет ее кровопотерей и болевым шоком. В своём инфернальном упорстве она надеялась продержаться до конца дискотеки, не вывалив кишки под ноги танцорам… но даже если напрячься и вообразить, что Амина, туго перевязавшись бинтами, совершила невозможное, Вадим Половнёв вряд ли возбудился бы от вида расстегнутой раны внизу ее живота. Но, так или иначе, феномена не произошло – «скорая», вторично за сутки прибывшая по адресу Стасевичей, констатировала смерть.
Жанна Шуцкая могла торжествовать: ее гнусненькая уловка «выстрелила», Стасевич повелась, ведь знала же, прошмандовка узкоглазая, что никаких дискотек до экзаменов не предвидится. Помеха была ликвидирована. Доступ к Половнёву свободен, и тут бы поставить точку.
Но этого Шуцкой показалось не достаточно.
____
Достоверная и проверенная информация о том, что у Же-Ше начались заскоки с пороговым значением буйного помешательства, была главной темой итогового педсовета. В минувшем году они потеряли Диму Шиванова, теперь вот Амина Стасевич... едва-едва не сорвали экзаменационный график… на фоне смерти Амины у других учащихся шок. Жанна Шуцкая особо уязвима, потому что была близкой подругой Стасевич. Девочка странно себя ведет; она исхудала и осунулась – всего-то за неделю, шарахается от прохожих и избегает одноклассников. К тому же, она из неблагополучной семьи.
Директриса обязала классную руководительницу восьмого (поправка: уже девятого) «Б» навещать Шуцкую на дому в каникулярный период, контролировать динамику ее психического состояния и при длительном (более трёх часов) отсутствии девочки уведомить детскую комнату милиции. Еще: необходимы регулярные профилактические беседы с матерью Жанны. Загнанная и ошалевшая историчка Рита Ерохина, сама чудом не свихнувшаяся после похорон, негромко тоскливо взвыла, записывая инструкции под диктовку. Но десятилетняя закалка не подвела – освободившись, Ритка прозвонилась Юлии Шуцкой и без обиняков потребовала ее визита вместе с дочерью.
Испортив отпуск Ерохиной, директриса взялась за остальных и каждому уделила столько времени, что в сумме накапало два часа с лишком. Из-за всего этого Андрюха задержался к распитию холодного нефильтрованного; он еще огребал свою порцию нареканий, а Жанна Шуцкая под конвоем мамаши успела явиться к Ритке в канцелярию. «Давай перекурим, - сказал Андрюха, валясь на скамейку. – Салтычиха ублюдская, чуть не заночевали там. Погоди, я до ларька не доползу… дай прочухаюсь децл. Телегу на нее накатаю. Чтоб ты болела сто лет. Чтоб тебя посадили, сука». Я пробовал вернуть его к хакерским атакам и обрушению платежных систем, но он только больше заводился, глаза за линзами очков вытаращились, а кулаки сжимались до треска в костяшках. Тогда-то я и подумал, что, выставив индусов и купив тачку, вряд ли стану поддерживать с ним дружбу. Слыхал я ругань и погрязнее, но Андрюха не просто клял «ублюдскую Салтычиху», а будто программу ей прописывал.
Заткнулся он, когда на дорожке показались Юлия и Жанна Шуцкие – почему-то я узнал их без подсказки.
- Господи, вот две жертвы рваного гондона, - просипел Андрюха. – Небось, Марго с ними натерпелась… Сдать бы эту козу в интернат!
Шуцкая-старшая наставляла дочь на путь истинный, сама же от этого свирепея; Же-Ше была по-спартански лаконична.
- Ты мне чтоб не смела больше мать позорить, ты поняла? Я тебе кто? Мать? Ты что, Жанетт, передознулась? Ты порошок нюхаешь, да? Или ты им ширяешься, да?
- Не ширяюсь. Отвянь, мама.
- Ты как разговариваешь, а? Вот паскуда… Жанка, поогрызайся мне, я тебе башку сверну! Допилась, блин, дошмалилась до глюков. Торкает дочку-то мою! Жанка, слышь че, нет?!
- Слышу, не ори на меня.
- Не ори на нее… Тебя как, дедуля из подводной лодки не проведывал еще? Вот бы он тебе со дна морского по жопе нашпарил!...
- Мама, пошла в п…у!!! – выкрикнула Же-Ше, и, крутанувшись на пятках, зашагала обратно. Мать погрозила ей кулаком и поплелась к магазину бытовой химии, где, по ее выражению, «ишачила за копейку» - вернее, подрабатывала на полставки. Жанна поравнялась со скамейкой, и Андрюха, не остывший еще после директорской выволочки, решил прессануть ее авторитетом. «Шуцкая!!!» - рявкнул он. Я чуть заикой не остался.
- А? – настороженно спросила Жанна, приблизившись.
- Тебе надо как следует отдохнуть! Что за… что с тобой творится? Стресс у тебя, или ты, бедняжечка, на экзаменах переутомилась?
- А вам-то какая разница, Андрей Владимирович? – Же-Ше беспокойно переминалась, держа руку на сумке, и я заподозрил, что у нее там газовый спрей. Или еще что-то вредоносное. И с нее станется это применить, если Андрей Владимирович не прекратит ее нервировать. Девка и так не в себе.