— Неплохо? Да у них рожи еще страшнее, чем у покойников, — усмехнулся Хованский, — а этого я вроде знаю. — Он нахмурился. — Так это ж Ракитин.
— Так тут все наши сотрудники, — подтвердил Илья.
— Правда? — удивился генерал и вновь, более внимательно, пересмотрел снимки. — Господи, с кем я работаю, упыри какие-то. Моей фотографии тут нет, надеюсь? — Он подозрительно взглянул на Лунина.
— Ну что вы, как можно, — заверил Лунин.
— Хорошо, что у нас по времени? — Хованский взглянул на часы. — Минута осталась. Набирай, чего высиживать? Думаю, он на месте.
Илья навел курсор на значок видеовызова и щелкнул мышкой. В колонках послышались гудки.
— Ну и где он там? — нетерпеливо заерзал Дмитрий Романович. — Ты время не перепутал? Какая у нас разница со Швейцарией?
Лунин не успел ничего ответить, гудки прекратились, а на мониторе появилось улыбающееся лицо Веретенникова. Хованский, сидящий так, чтобы не попадать в поле зрения миниатюрной, закрепленной на мониторе камеры, тоже заулыбался и ткнул Лунина жесткими пальцами прямо в ребра.
— Заработало! — радостно прошептал генерал.
— Добрый день, Андрей Сергеевич. — Лунин потер ушибленный бок и с опаской покосился на Хованского. — Вы меня хорошо слышите?
— И слышу, и вижу, — подтвердил Веретенников после секундной паузы.
— Я ведь вам уже вкратце все объяснил, — сразу перешел к делу Илья, — сейчас я покажу вам фотографии двух подозреваемых в нападении на вас и вашу семью, — лицо Веретенникова мгновенно стало серьезным, — если вы их узнаете, то тогда мы с вами проведем формальное опознание на камеру, в присутствии понятых. Вы не возражаете?
— Я готов, показывайте, — решительно кивнул Андрей Сергеевич.
Илья поднес к камере фотографию Жигалова. По мнению Лунина, этот снимок удался лучше, чем портрет Токовенко.
— Посмотрите внимательно. — Фраза была стандартной, и произносил ее Лунин автоматически, хотя, как правило, необходимости в ней не существовало. — Вы узнаете этого человека?
Несколько секунд на экране было видно напряженное лицо Веретенникова, затем это лицо расслабилось и чуть качнулось из стороны в сторону.
— Нет, точно нет.
— Этого человека не было среди нападавших?
— Так я не скажу, — вновь покачал головой Веретенников, — точно, что я его не видел.
— Хорошо, — кивнул Лунин, хотя ничего хорошего как раз и не происходило, — сейчас я вам покажу фотографию второго подозреваемого… Вам точно все хорошо видно?
— Да, — уверенно заявил Веретенников, — связь хорошая. Показывайте.
Лунин взял в руки и поднес к глазку камеры второй снимок. Несколько секунд было тихо, затем послышался неуверенный голос Веретенникова:
— Слушайте, мне кажется или он странный какой-то? Что-то с лицом у него такое непонятное, неживое оно какое-то.
Илья покосился на Хованского, но тот никак не отреагировал, предоставляя возможность подчиненному выкручиваться самому.
— Он, вообще, живой у вас? — уже громче спросил Веретенников.
— К сожалению, нет, — признался Лунин, — но перед смертью этот человек успел дать признательные показания, что принимал участие в нападении на семью. Мужчина и две женщины. Мы предполагаем, — Илья дернулся, получив ощутимый тычок в ребра, — мы уверены, что речь идет о нападении именно на вашу семью.
— Вы уверены, — нахмурился Веретенников, — вон оно как! А что с первым? Можно мне на него еще разок взглянуть? У него тоже лицо какое-то необычное было.
Илья вновь покосился на начальника управления. Хованский сидел мрачный, скрестив руки на груди, и делал вид, что все происходящее в комнате его не касается.
— Куда-то вы все время смотрите, — прозвучал недовольный голос из динамиков, — вы мне лучше скажите, — второй, точнее тот, который первый, он у вас что, тоже мертвый?
— К сожалению, да, второй подозреваемый тоже скончался. — Лунин бросил уже ненужный снимок на стол. — Вы, Андрей Сергеевич, так мне и не ответили, узнаете ли вы человека на второй фотографии?
— Я? — возмутился Веретенников. — Нет, конечно. Во-первых, я вам уже говорил, что непосредственно передо мной был только один человек, лица которого я не помню, но мне кажется, что это был мужчина крупный, а эти два у вас доходяги какие-то.
— А во-вторых? — со вздохом спросил Лунин.
— А во-вторых, — отчеканил Веретенников, — мне кажется, что вы взяли фотографии двух мертвых наркоманов, сами сочинили за них все эти признания и теперь просто-напросто пытаетесь таким манером закрыть дело.
— Послушайте, Андрей Сергеевич, — Лунин возражал вяло, понимая, что с мертвыми наркоманами Веретенников попал в точку, — вы не совсем правы.
— Нет, это вы послушайте меня, — горячился Веретенников, — вы думаете, что можно так просто от меня отмахнуться? Вы хотите дело списать, или как там это у вас называется? Не выйдет! Я вам не какой-то рабочий с колхозницей, я через месяц планирую вернуться и тогда обязательно дойду до вашего руководства, кто там у вас в области главный. А надо будет, так и выше обращусь.
— Не надо выше! — казалось ушедший глубоко в себя, Хованский отреагировал мгновенно. Оттолкнув Лунина, он широко улыбнулся разгневанному изображению Веретенникова. — Генерал-майор Хованский Дмитрий Романович, начальник следственного управления Средне-горской области. Слушаю ваш разговор и хочу сказать, что мне стыдно, — он бросил негодующий взгляд на Лунина, — стыдно за слабую работу моих подчиненных. Вы совершенно правы, Андрей Сергеевич, — не давал он вставить и слова Веретенникову, — так работать нельзя! И мы посмотрим, обязательно очень внимательно посмотрим на работу следователя Лунина и сделаем соответствующие выводы.
— Очень на это рассчитываю, — успокаиваясь, пробормотал Веретенников.
— Рассчитывайте, — кивнул Хованский и тут же спохватился: — В смысле, можете быть уверены, в своих рядах мы наведем порядок. Железной рукой, так сказать, и каленым железом. — Он бросил еще один уничижительный взгляд на Лунина. — Что касается вашего дела, — тут генерал погрустнел, — дело очень сложное, свидетелей, сами понимаете, нет, но мы будем работать. Это я вам твердо обещаю.
— Что же, спасибо и на этом. — Лицо Веретенникова выражало явное сомнение в результатах обещанной ему работы.
— Вам спасибо, Андрей Сергеевич, — промурлыкал Хованский, — на этом пока прощаюсь с вами. Будем на связи.
Не дожидаясь ответа Веретенникова, Дмитрий Романович прервал разговор и вышел из скайпа.
— Уф, — тяжело выдохнул он и кивнул на глазок камеры, — у меня после этих видеосвязей всегда ощущение такое, что разговор вроде кончился, а все равно за мной оттуда, — он ткнул пальцем в монитор, — наблюдают. У тебя так не бывает?
— Вроде нет. — Илья недоуменно пожал плечами.
— Вроде, — вздохнул Хованский, — все у вас вроде.
Генерал встал и неодобрительно посмотрел на Лунина.
— Да уж, облажались мы по полной программе. Не туда весы качнулись, Илюша, не туда.
— Надо было ему просто фотографии на почту сбросить, — попытался оправдаться Лунин, — хотя бы разговаривать с ним не пришлось. Не узнал, и ладно.
— Ты что, на почту нельзя, — махнул рукой Хованский, — кто знает, куда это письмо попасть может. Потом скажут, что мы улики под дело подгоняем.
— Ну так он и разговор мог записать, — угрюмо пробормотал Илья.
— Да? — Хованский нахмурился. — В принципе, конечно, мог, только зачем ему это надо? А письмо — это штука ненадежная, мало ли, кто в чьей почте покопаться может. Так что все правильно сделали. Результат только неправильный получили.
Лицо генерала вновь стало недовольным.
— Пойду я, Илюша, а ты тут посиди, подумай над своими результатами.
Хованский двинулся к выходу из кабинета, а Лунин устало закрыл лицо руками. Хлопнула дверь, и через мгновение из коридора послышался возмущенный голос начальника управления:
— А мы чего тут все сидим такие красивые? Работать никто не пробовал? Кина ждем? Кина не будет!
Некоторое время из коридора еще доносился приглушенный шум, а затем стало тихо. Илья сидел, уткнувшись лицом в ладони, и думал. Он думал о времени, о том времени, которое оставалось. Времени этого было не так много, но, на взгляд Лунина, могло бы быть еще меньше. До конца рабочего дня надо было продержаться еще два часа, а до наступления нового года оставалось целых два дня.
Глава 7
Вторая половина января, по мнению Лунина, соответствовала некоему абсолютному нулю, ниже которого опуститься уже невозможно. Худшее время года. Мрачное, холодное и унылое. Люди вокруг напоминали медведей-шатунов, сдуру вылезших из берлоги в преддверии новогодних праздников, за несколько дней уничтоживших все запасы еды и спиртного и теперь слоняющихся кругами, не понимая, зачем их разбудили, ведь до весны, во всяком случае календарной, еще больше месяца, а до настоящей, с теплым ласковым солнцем, первыми проталинами и тихо журчащими под снегом ручьями, так и все два. Сам себя Илья тоже ощущал таким медведем, озлобленным, не понимающим, что и зачем он делает. Это ощущение особенно усилилось после разговора с Хованским. Сам генерал, очевидно, за время новогодних праздников выпивший в разы больше безболезненно переносимой организмом нормы и спевший не одну песню из тех, где рифмовались слова «родина» и «смородина», тоже выглядел неважно. Потягивая горячий чай с лимоном, Хованский негромко рассуждал посаженным голосом:
— Ну а как иначе, Илюша? Мы ведь как-то должны реагировать?
— Должны, — уныло согласился Лунин, он бы тоже не отказался от чая, но ему приходилось лишь выслушивать причмокивания, которыми Хованский сопровождал каждый сделанный им глоток.
— Вот видишь, — обрадовался Дмитрий Романович, — хорошо, что тебе долго разжевывать не надо. А то представь, придет наш потерпевший, опять шум поднимет, что ты ему сказать сможешь?
— А что, надо сказать что-то особенное? — удивился Илья.
— Не, особенное не надо, — поморщился Хованский, — ему вообще ничего говорить не надо, потому как после всей этой затеи с фотографиями он тебе уже верить не сможет. Так что не важно, что ты ему скажешь, тебе все равно сказать особо нечего. Но лучше будет, если это «особо нечего» ему скажет кто-то другой. Как ты считаешь?