«Какие они, оказывается, любезные и очаровательные люди! Сколько простоты и искренности в их поведении! Какая жалость, что мне нужно покидать гостиницу! И как же вчера я мог так ошибаться в них? Вон баронет даже пригласил меня поохотиться в Шропшире. Как мило с его стороны! Какими славными становятся англичане, как только сподобятся вас разглядеть…»
Несколько миль незнакомец проделывает в подобном умиротворенном и размягченном состоянии. А затем вспоминает торчащие из стен оленьи головы, невероятного лосося, возлежащего в курительной комнате, красный плюш и камыши на зеркале. В памяти встает гробовая тишина, которой английский свет встречает незнакомого (и еще не оцененного по достоинству) путешественника.
По крайней мере, именно так происходило со мной, пока я двигался берегом Каледонского канала в Инвернесс.
Глава восьмая.Там, где кончается земля
Я путешествую к мысу Джон-о’Гроутс через страну Саймона Фрэзера. Я обозреваю холмы, на которых был пленен великий Монтроз, и предаюсь размышлениям о тайне его души. Вечером я прибываю на Джон-о’Гроутс и выслушиваю историю о местных ведьмах, затем продолжаю свое путешествие по безлюдному северному побережью, любуюсь дикой кошкой и возвращаюсь в Инвернесс.
В Инвернессе я принял твердое решение отправиться на север и поглядеть на Джон-о’Гроутс. Это название всегда будоражило мое воображение. Мне представлялся продуваемый всеми ветрами берег и, возможно, маленький домик, одиноко стоящий у самой кромки моря. В отличие от других географических объектов, которые довольствуются обычными безликими названиями, этот прославился своим провокационным выбором имени «Джон».
Ранним утром я вышел на дорогу, тянувшуюся вдоль южного берега Бьюли-Ферт, причем так близко, что мог слышать плеск волн, набегавших на поросшие морскими водорослями прибрежные валуны. Бьюли-Ферт был как никогда красив: синее море, белые чайки, желтые водоросли, и вдалеке маячили холмы дымчато-голубого цвета.
Возле Лентрана дорога резко сворачивала и уходила в глубь плоской зеленой равнины, где в солнечном свете желтели последние неубранные снопы. Неподалеку от моста через реку Бьюли я увидел знаменитый замок Бофорт, чьи башни возвышались над зелеными кронами деревьев. Этот замок связан с одним из самых ярких персонажей в истории Шотландии, имя которому Саймон, лорд Ловат. Даже странно, что сегодня, в эпоху повального увлечения биографиями знаменитостей, никто из писателей так и не заинтересовался этим выдающимся архизлодеем — личностью, безусловно, порочной, но такой яркой и притягательной. Хотелось бы посоветовать мистеру Комптону Маккензи, большому знатоку здешней жизни, обратить свое искусное и легкое перо к этой волнующей теме. Старый Ловат, безусловно, заслуживает внимания потомков. Его жизнь во время восстания 1745 года наполнена всеми волнующими атрибутами современного триллера: здесь присутствуют заговоры и антизаговоры, шпионы и «двойные» агенты, а также многое и многое другое.
Увы, политическая карикатура сыграла злую шутку с этим человеком. Сейчас, если речь заходит о Саймоне Фрэзере, сразу же вспоминается злобный портрет Хоггарта. На нем престарелый Фрэзер — гнусный, обрюзгший, обезображенный подагрой и ревматизмом, с трудом всходит по ступенькам эшафота.
Печальное зрелище. Я бы с большим удовольствием увидел портрет Саймона Фрэзера в юности. Он, несомненно, являл собой образец чрезвычайно привлекательного авантюриста. Природные таланты этого человека поставили его вне рамок собственного класса. Фрэзер был в некотором роде гением. Он обладал феноменальной способностью выпутываться из, казалось бы, безнадежных ситуаций. Фрэзеру не исполнилось еще и шестнадцати, а его уже трижды арестовывали за приверженность якобитскому движению. Фрэзер сидел во французской тюрьме, был объявлен вне закона (с назначенной наградой за его голову) и держал ответ в суде по обвинению в измене. Тем не менее всякий раз ему удавалось, проявив фантастическую изворотливость, выйти сухим из воды. Этот человек обладал незаурядным личным обаянием, и я убежден, что, если б ему добавить честности и целеустремленности, Фрэзер мог бы стать звездой первой величины на политическом небосклоне Шотландии — под стать самому Монтрозу.
Родился он приблизительно в 1667 году, а в 1683 году окончил Абердинский университет. Его познания в античной литературе оказались настолько стойкими, что на протяжении всей жизни (включая и последние мгновения на плахе) он сыпал цитатами на латыни. После окончания университета Фрэзер намеревался заняться юриспруденцией, но тут перед ним открылись новые блестящие перспективы. Полагаю, требуется прояснить социальное положение молодого Саймона: являясь всего лишь двоюродным братом лорда Ловата, он не мог претендовать на фамильные земельные владения и солидное состояние. Поэтому, когда юношу пригласили сопровождать богатого родственника в Лондон, Фрэзер сразу же ухватился за эту возможность. Он рассчитывал за время поездки расположить к себе лорда Ловата и добиться завещания в свою пользу. По свидетельству самого Фрэзера, лорд Ловат являлся человеком «весьма ограниченного ума», так что, возможно, задача оказалась не такой уж и сложной, как могло показаться с первого взгляда. Так или иначе, молодой Саймон вернулся в Шотландию, довольно потирая руки.
Нужная бумага была у него, а это означало, что если лорд Ловат умрет, не оставив наследника мужского пола, то таковым наследником станет отец Саймона, Томас Фрэзер из Бофорта. И надо же было так случиться, чтобы дьявол, который распоряжается людскими делишками — персонаж не менее умный и обаятельный, чем сам Саймон Фрэзер, — постановил, что лорду Ловату пора завершить свой жизненный путь.
Итак, отец Саймона получил титул лорда Ловата, а сам юноша стал именоваться мастером Ловатом. Однако все было не так просто, как хотелось бы предприимчивым Фрэзерам. Дело в том, что у покойного лорда Ловата осталась дочь и, согласно брачному контракту, она являлась наследницей отца. При поддержке влиятельных родственников ей удалось получить титул баронессы Ловат, что теоретически позволяло претендовать на наследство. Молодой Саймон посчитал, что самым простым решением задачи будет женитьба на девушке. Однако он натолкнулся на непреодолимое препятствие: молодая баронесса наотрез отказалась выходить за него замуж — даже под угрозой применения силы. Подобный афронт глубоко опечалил Саймона Фрэзера. Он даже перестал улыбаться, а ведь в прошлом улыбка никогда (даже в самые черные дни) не покидала его лица. И тогда охваченный гневом Саймон замыслил ужасный план: если он не может получить девушку, то силой возьмет ее мать. Приняв такое решение, он отправился в замок Дун, где проживала вдовствующая леди Ловат. Здесь под покровом ночи свершилось злодеяние, в которое трудно было бы поверить, если бы не соответствующая запись в «Хронике судебных заседаний»:
Вместе со своими сообщниками он запер леди в ее собственных покоях и выставил вооруженную стражу. Затем, часа в 2 или 3 утра, он вошел к ней в сопровождении двух злодеев и мистера Роберта Манро, служившего священником в имении Абертарфф. Вытолкав вон прислугу — Агнес Макбрайер и некую Фрэзер, — он объявил даме о своем намерении немедленно жениться на ней и приказал священнику начинать службу. Леди Ловат принялась плакать и громко стенать. Она протестовала против такого беззакония, обещала любой выкуп, грозилась лишить себя жизни. И тогда, чтобы заглушить ее причитания, Саймон велел играть на волынке. Под эти громкие тоскливые звуки мистер Манро провел ритуал бракосочетания и объявил их мужем и женой. Как бы в насмешку, двое злоумышленников — Хью Фрэзер из Килмонавика и Хатчеон Ойг (оба убийцы и воры) были назначены на эту ночь горничными «невесты». Во время церемонии леди Ловат продолжала плакать, неоднократно лишалась чувств, но никакие ее мольбы не смягчили сердца преступников. Волынка по-прежнему завывала в ночи, а двое вышеназванных злодеев сорвали с несчастной женщины одежды и при помощи кинжалов загнали ее в постель.
Полагаю, даже в истории Шотландии, которая изобилует мрачными и кровавыми эпизодами, едва ли сыщется другое столь же жестокое преступление. Вы только представьте себе состояние женщины, претерпевшей страшное надругательство под громкие звуки волынки. Невероятное по своему цинизму злодеяние! Тем удивительнее кажется дальнейшее развитие событий. После этой ночи леди Ловат увезли на маленький уединенный остров, где она в течение долгого времени пребывала в состоянии полной прострации — как физической, так и моральной. Каково же было удивление всех окружающих (и ее собственное), когда, немного оправившись от нанесенного оскорбления, леди Ловат обнаружила в своем сердце не злобу, но любовь к обидчику! Лично я не берусь комментировать подобную парадоксальную ситуацию. Позволю себе лишь одно умозаключение: судя по всему, Саймон Фрэзер обладал фантастическим — прямо-таки на грани колдовства — обаянием.
Тем не менее Саймона в очередной раз объявили вне закона, и ему пришлось скрываться в холмах с горсткой таких же, как он сам, отщепенцев. Всякий раз, как им в руки попадался представитель вражеской армии, они заставляли его принести страшную клятву на боевом кинжале:
«Да утрачу я упование на загробную жизнь и на защиту Иисуса Христа, да предамся в руки дьявола и пойду на адские муки, если когда-нибудь вторгнусь в земли лорда Ловата и — вольно или невольно — причиню ему хоть малейший вред».
Земля горела у преступников под ногами, оставаться в родных краях было для них небезопасно. Престарелому отцу Саймона пришлось покинуть свой дом и бежать на остров Скай. Здесь, в древнем замке Данвеган, он и скончался. Так в 1699 году Саймон стал полновластным лордом Ловатом. Казалось бы, сбылась мечта честолюбца, однако положение его выглядело почти безнадежным. Над ним тяготел заочный смертный приговор, и новоявленный лорд Ловат по-прежнему вынужден был скрываться в горах и прилагать неимоверные усилия, чтобы не умереть с голоду. Однако сколь блистательно он справлялся со своей задачей! Фрэзер в совершенстве постиг тонкое искусство интриги: повсюду он сеял рознь, сталкивал лбами влиятельных членов различных кланов и с невинной улыбкой вливал им в душу яд ненависти и подозрений. Он восстановил друг против друга издавна соперничавших герцогов Атолла и Аргайла. К последнему Фрэзер настолько втерся в доверие, что Аргайл взялся ходатайствовать за него перед Уильямом III. Король в то время находился за границей, и Ловату — чтобы встретиться со своим благодетелем — пришлось пересечь Ла-Манш. И что же делает этот непостижимый человек по прибытии во Францию? Прежде всего он навещает в Сен-Жермене Якова II и клянется ему в верности. Затем отправляется к Уильяму III и приносит ему аналогичную клятву. И все это со своей дьявольской усмешкой на устах! Впрочем, надо признать, у Ловата были все основания для радости. У Якова он выманил обещание истребить под корень вероломный клан предателей Атоллов — как только изгнанный король вернет себе трон. От Уильяма он получил отпущение своих многочисленных грехов. Так что, как ни крути, Саймон остался со всех сторон в выигрыше и мог без опаски возвращаться домой. Вот такая это была личность!