Веселье тут, и деньги тут,
Рекою средства к нам текут,
Богатства наши прирастут
Железною дорогой.
Чего хотим, то обретем;
Достатком полнится наш дом,
Твоя, твоя заслуга в том,
Железная дорога.
Так что ж примолкли мы? Пора!
А ну-ка, все: гип-гип, ура!
Гип-гип, ура, гип-гип, ура,
Железная дорога!
И все эти восторги — по поводу строительства железной дороги на сороковом году правления королевы Виктории!
Сэр Герберт Максвелл, которым справедливо гордится Гэллоуэй, вспоминал время до открытия железной дороги на Гэллоуэй. Ближайшими станциями были Дамфрис на востоке и Эйр на севере. Когда он отправлялся в школу, расположенную на юге, приходилось садиться в дилижанс до станции Дамфрис, который выезжал из Портуильяма в три часа ночи, или на колесный пароход «Графиня Гэллоуэйская», который шел до Ливерпуля. Иногда и настоящая графиня Гэллоуэйская путешествовала на свой тезке, в собственном экипаже, который прочно прикрепляли к палубе.
Так Гэллоуэй, отделенный от остальной Шотландии географически и по составу населения, обойденный железной дорогой вплоть до новейших времен, постоянно оставался вне основных коммуникационных путей. Этот регион никогда не стремился во внешний мир, оставался маленькой, независимой страной внутри страны. Его можно было бы назвать шотландским Йоркширом, потому что это, собственно говоря, квинтэссенция Шотландии в миниатюре, со своими нагорьем и низинами, реками и долинами и зелеными равнинами. По другим причинам я мог бы сравнить Гэллоуэй с Восточной Англией.
Норфолк и Саффолк, как Кирккадбрайт и Вигтаун, были веками отделены от остальной Англии топями и реками, что объясняет их заметное отличие. Житель Норфолка напоминает островитянина, то же можно сказать и о типичном обитателе Гэллоуэя.
Как естественно, что древняя провинция, некогда имевшая собственного короля и всегда остававшаяся «себе на уме» в ходе многовековой борьбы то с Англией, то с Шотландией, сохранила острое чувство границы и местный патриотизм, намного более сильный, чем у остальных шотландцев. Человек из Гэллоуэя в чужих странах рад приветствовать другого шотландца, но если он встречает соотечественника из Гэллоуэя, они образуют настоящее землячество.
Имя было Макгаффог.
Я увидел его на вывеске магазина. Я поинтересовался, что это за неизвестный мне клан; но, казалось, никто не находил имя занимательным. В другом городке я увидел еще одну вывеску, с еще менее вероятным именем — Макхарри.
Все это добрые гэллоуэйские имена. Название региона означает «Земля странника Гэла». Источник названия — Гэлл, странник, и Гойдел, или Гэл; мне было любопытно обнаружить всех этих Мак(ов) — или «странников Гэлов», и множество подобных имен можно найти в местном телефонном справочнике.
Вот небольшой список примеров:
| Маккламфа | Макхаффи |
| Маккриндл | Маккинд |
| Макмикин | Мак-Майкен |
| Макскиммин | Маккаббин |
| Маккатчин | Макдэвид |
| Макфэдзин | Макуиртер |
| Макквакер | Макхарри |
Все эти имена с необычным продолжением после приставки «Мак» сформировались в Ирландии, во времена правления завоевателей — норманнов, а потом вернулись и вошли в гэллоуэйскую историю, и их носители гордятся своими фамилиями не меньше, чем потомки древних кланов. Но пока привыкнешь к ним, кажется, что это некий местный каприз или неумелая попытка подражать традиции!
Все эти гэллоуэйские фамилии на «Мак» могли бы пригодиться в комической истории из жизни шотландцев, так странно они звучат.
Жители Гэллоуэя всегда были для историков загадкой. В этом краю проживали пикты, еще в ту пору, когда их южные и северные сородичи давно утратили свою национальную идентичность, растворившись среди ирландцев и скоттов. Разбив пиктов в 844 году н. э. при помощи данов, Кеннет Макальпин, король скоттов Дал Риады, объявил всю центральную Шотландию своим королевством, однако Гэллоуэй остался вне ее границ, как последняя твердыня таинственных пиктов.
О жителях этого региона на протяжении всей истории говорили, что они не сродни другим скоттам. Хартия 1144 года из аббатства Мелроуз была обращена к «норманнам, англам, скотам и галльвегианам всего королевства». Вплоть до XVI века эти люди говорили на совершенно особом языке.
Так что жители Гэллоуэя имеют долгую и почтенную родословную, и я с искренним интересом разыскивал в маленьких городках все новые вывески с необычными именами. Кто знает, какие невероятные следы национального прошлого сохраняются в памяти народа? Если где-то и существует давно утраченный рецепт верескового меда, которым славились пикты, то лишь в глубинах памяти какого-нибудь Макскиммина!
Это суровая земля. Здесь так много случилось, и кажется, она помнит многое, очень многое.
Среди гэллоуэйского вереска стояли некогда римские лагеря, обустроенные на самом краю света для наблюдения за пиктами; из этих лагерей отходили на отдых в Карлайл. Викинги приводили к этим берегам свои корабли, в этих бухтах высаживались ирландские монахи, чтобы просвещать местных жителей и вести к учению Христа. Потом наступил короткий «золотой век», связанный для Гэллоуэя с именем женщины — Деворгиллы, жены Джона Баллиола; под разрушенными сводами аббатства сохранились предания о ее любви.
Норманнская буря разразилась над Гэллоуэем, и небо потемнело от стрел, выпущенных лучниками Уэльса и Селкерка. Первый патриот скоттов, Уоллес, организовывал свой заговор именно в Гэллоуэе. За Брюсом гнались через весь Гэллоуэй, и в Гэллоуэе он нашел ту лохматую, низкорослую лошадку, что унесла его к Бэннокберну. После веков сражений холмы Гэллоуэя услышали пение псалмов и увидели хранителей Ковенанта, собиравшихся посреди болот — это величайшее и самое священное воспоминание этой земли, — а со временем на каждом крошечном церковном дворе появился свой мученик. И среди богатой и изобильной памяти Гэллоуэя это воспоминание — самое крепкое.
Странствуя по дорогам и тропам этого небесного края, я обнаружил, что нахожусь всего лишь в десяти милях от деревни Крокетфорд. Это название пробудило во мне давние воспоминания. Много лет назад я так заинтересовался историей самообмана, что почти убедил себя в необходимости написать об этом книгу. Однако тема оказалась слишком обширной! Пожалуй, такой предмет размышлений стоит отложить на преклонный возраст. Но в заметках, сделанных в тот период, деревня Крокетфорд заняла достойное место в качестве последнего приюта столь великих мастеров построения иллюзий для самих себя, как бьюкениты; их эксцентричное богословие растревожило сонное уединение Шотландии в конце XVIII века.
Итак, я решил направить стопы — или, точнее, колеса — в Крокетфорд, чтобы увидеть, что осталось от одного из самых причудливых эпизодов в долгой истории фанатизма.
Джоанна Сауткотт в Англии и Матушка Бьюкен в Шотландии жили в одно время, и обе были одержимы идеей божественности. Матушка Бьюкен отыскала непреклонного священника — нонконформиста и провозгласила, что он — духовное «Дитя Человеческое», в то время как Джоанна Сауткотт в шестидесятилетием возрасте пришла к убеждению, что вот-вот станет матерью мессии. Обе женщины собрали вокруг себя группы фанатиков, и последователи их существуют вплоть до наших дней.
Элспет Бьюкен, или Симпсон (это ее девичья фамилия), была дочерью владельца гостиницы на дороге между Банффом и Портси. Она родилась в 1738 году. Как и большинство других знаменитых визионеров, в детстве она пасла коров, а когда достигла брачного возраста, вышла замуж за каменщика — неудачника Роберта Бьюкена, невольно даровавшего свое честное имя религиозному фарсу — смехотворному и жалкому одновременно. Элспет была грамотной, умной и обладала даром привлекать людей. Она владела неплохим набором броских библейских цитат, завораживающим талантом предсказывать будущее и поражать воображение слушателей, что — в сочетании с сильным характером — и обеспечило ей успех в качестве «боговдохновенной» личности.
В опасном возрасте — в 45 лет — миссис Бьюкен внезапно обнаружила свои особые отношения с Богом. Это открытие сопровождалось обычными симптомами: постом, видениями и галлюцинациями. Она была невысокой, плотного сложения, внешне довольно симпатичной женщиной со свежим, здоровым цветом лица, а ее голос и манеры отличались, искренностью и убедительностью. Именно в этот период она встретила популярного проповедника, преподобного Хью Уайта из местечка Ирвин в Эйршире. Они восприняли друг друга очень серьезно. Мистер Уайт после некоторых колебаний признал в миссис Бьюкен мистическую женщину из двенадцатой главы Откровения Иоанна Богослова, а она возблагодарила преподобного кощунственным комплиментом — объявила о его божественной природе. После неясного процесса проверки ему присвоили мессианский титул «Дитя Человеческое».
Эта странная парочка начала действовать сообща: Уайт вскоре был лишен прихода, но быстро набирал новых учеников. В работе им помогала миссис Уайт, которая, судя по всему, рассматривала внезапные бурные изменения в прежней мирной семейной жизни как нечто само собой разумеющееся. И обращенных новыми проповедниками становилось все больше! Они собирались по ночам, чтобы послушать Матушку — так теперь называли миссис Бьюкен, — которая активно развивала свои безумные идеи. Она провозгласила себя воплощением Духа Божия и стала учить посвященных правильному дыханию, через которое можно было приобщиться к Святому Духу.
Бернс, по родной стране которого странствовали бьюкениты, встречался с ними; говорят, что он пытался спасти из их сетей девушку по имени Джин Гарднер. Эта Джин, кстати, была предметом восхищения поэта до того, как он познакомился с Джин Армур. Мистер Джон Камерон, написавший замечательный обзор бьюкенизма под названием «Бьюкенитский обман», рассказывал эту историю, настаивая, что именно Джин Гарднер, а не Джин Армур упоминается у Роберта Бернса в «Послании к Дэви, собрату поэта».