Шона пошла открывать. Хельмут, мистер Лофтус, Мириам, Элизабет, Хелен и Фергус гуськом потянулись за ней.
На пороге стоял Гордон. Послеполуденный ветер разметал его волосы, в голубых глазах играли смешинки. Он был одет в строгий черный костюм и белоснежную рубашку.
На секундочку – всего на секундочку – сердце Шоны екнуло. Семь лет назад она бы быстро огляделась и, привстав на цыпочки, поцеловала бы его, пока никто не видит. Но сейчас вместо этого усилием воли изобразила улыбку:
– Вы?
Уголки его рта дрогнули, как будто Шона сказала что-то смешное.
– Простите, если явился не вовремя, – сказал он, глядя ей за спину.
Шона вспомнила о приличиях.
– Нет, что вы. Я просто собиралась показать гостям Гэрлох.
Он вдруг расцвел в улыбке, и ее охватила дрожь от воспоминаний. Сколько раз он вот так же улыбался ей, с таким же неподдельным восторгом. Однако на этот раз он улыбался не ей.
– Ах, сэр полковник Гордон!
Мириам подошла и встала рядом с Шоной.
– Полковник сэр Гордон, – поправила ее Шона.
– Просто Гордон.
Он собирался войти, несмотря на то что Шона все еще стояла в дверях, преграждая ему путь.
Шона нехотя отступила, освобождая дорогу.
Мириам улыбнулась, как кошка, учуявшая сметану. Кошка, которая надеялась помурлыкать, потереться головой о ногу – и получить вожделенное угощение. Но нежность кошек, как известно, длится недолго, когда они захотят уйти, их уже ничем не удержишь.
Как долго Мириам будет лапочкой?
Ее отношение к Мириам Лофтус превратилось в стойкую неприязнь. Шону до невозможности бесили каждая застенчивая реплика, каждый взгляд из-под трепещущих ресниц, которые она адресовала Гордону.
Шона всегда считала, что Гордон не поддается таким глупым уловкам, но, очевидно, ошиблась. Он, склонив голову набок, слушал Мириам, которая говорила нарочито тихо, чтобы никто, кроме него, не мог слышать ее слов. Со стороны казалось, что она делает это намеренно, чтобы у других создалось впечатление, что они беседуют о чем-то тайном и интимном.
– Ты так и не сказал, зачем пришел, – обратилась к Гордону Шона.
– Я хотел поговорить с Фергусом. – Он посмотрел сначала на нее, потом на ее брата. – Но это может подождать.
Шона сделала глубокий вдох, поморщилась от зарождающейся головной боли и, развернувшись, направилась в пиршественный зал. Плевать ей на все, пусть Гордон с Мириам, если хотят, шепчутся в пустой прихожей.
Мистер Лофтус ведь в состоянии сам позаботиться о репутации дочери?
Шона поймала на себе взгляд Элизабет, та не скрывала своего сочувствия. Уж если Элизабет поняла, что она разозлилась, значит, ей и вправду плохо удается скрывать свои чувства.
– На стенах вы можете видеть щиты, – указала Шона наверх, когда все собрались в пиршественном зале. – Первое письменное упоминание об участии клана Имри в боевых действиях относится к 1314 году. Тогда мы сражались на стороне короля Роберта против англичан в битве при Баннокберне[3], а в 1333 году – участвовали в сражении при Халидон-Хилле.[4]
В детстве она пересчитывала вывешенное на стенах оружие и спрашивала отца, в самом ли деле они сражались более ста раз за последние триста лет, на что он со смехом отвечал, что на самом деле – в два раза чаще, учитывая вражду с Макдермондами, длившуюся почти семьдесят лет.
– В 1715 году наш клан выступил против англичан при Шерифмуре[5], а в 1745 году мы воевали с ганноверцами при Престонпанс, Фолкирке и Куллодене. Их вождя сослали во Францию, где он и умер: первый и единственный лэрд Имри, упокоившийся в чужой земле.
Фергус чуть было не стал вторым.
– Наш дедушка в составе Гвардейских гренадеров в 1815 году бился с французами при Ватерлоо. Фергус поддержал традицию боевой славы, отправившись в Крым и Индию.
Мириам каким-то образом удалось устроиться между Фергусом и Гордоном, и теперь она, словно слабоумная, улыбалась им обоим.
Шона подавила приступ раздражения и продолжила:
– Самая древняя часть Гэрлоха представляла собой башню квадратной формы. Стены здесь достигают шести футов в толщину. Некогда эту крепость снаружи окружала галерея, с которой открывался вид на озеро и на дорогу, ведущую на запад. Через сто лет после основания к Гэрлоху пристроили северное крыло, второй этаж и лестницу.
Мистер Лофтус явно умирал от скуки, Мириам гораздо больше внимания уделяла Фергусу и Гордону, нежели истории Гэрлоха.
– В 1787 году достроили третий этаж и южное крыло. В замке имеется тридцать пять комнат для слуг, двадцать семь спален для гостей, двадцать комнат для членов семьи, пять гостиных, музыкальная комната, несколько помещений для хранения и приготовления пищи и довольно много хозяйственных построек во дворе.
– Всего сто пятьдесят комнат, если не считать хозяйственной постройки, – заметил мистер Лофтус.
– Их мы тоже считаем как отдельные комнаты.
– Почему? Они же не являются частью Гэрлоха.
– Это не важно. Они тоже считаются.
До Шоны дошло, что все, о чем она тут разглагольствует, мистеру Лофтусу давным-давно известно. Он изучил историю замка, а если кто-то собирал для него информацию и о состоянии самого здания, то возможно, он знает внутреннее устройство Гэрлоха даже лучше ее.
– Гэрлох – один из самых древних домов Шотландии, – заметила Шона.
– Я думал, самый древний Данробин, – удивил ее мистер Лофтус.
– Вы прекрасно осведомлены, мистер Лофтус.
– Чем больше я знаю, тем удачнее мои сделки, графиня.
– Данробин – единственный замок, который превосходит Гэрлох размерами. В нем сто восемьдесят комнат.
– Ваши предки хотели их превзойти?
– Думаю, они просто хотели, чтобы Гэрлох был превосходным, – с улыбкой ответила Шона.
Мириам скользнула по ней взглядом. Хельмут, к удивлению Шоны, явно пребывал в восторге от ее рассказа, как и Элизабет. Фергус ни на кого не обращал внимания, даже на Мириам. Он напустил на себя такой демонстративно равнодушный вид, что Шона безошибочно поняла: он на нее сердится.
Но у нее нет иного выхода. Она должна это сделать.
– В 1845 году клан Имри нанял сэра Чарлза Барри, архитектора палаты общин, для реконструкции Гэрлоха. В библиотеке до сих пор хранятся его чертежи и рекомендации. Он хотел добавить украшения на башни…
– Но у вас кончились деньги, – перебил ее мистер Лофтус.
– Именно. У нас кончились деньги.
Шона решила, что лучше всего будет отвечать на американскую прямоту прямотой. Надо сказать, что, признав наконец правду, она испытала некое облегчение. Иначе зачем бы еще ей понадобилось продавать Гэрлох? Ради веселой жизни в Лондоне? Или ради кругосветного путешествия?
– Замок очень древний, – произнес Гордон, обращаясь к Мириам, которая не сводила с него влюбленного взгляда. – В Гэрлохе повсюду можно увидеть следы истории. Например, вон там. – Он указал на зарубку на деревянном полу прямо возле камина. – Это Фергус, размахивая дубинкой, попал себе по ноге. Мы играли в войну.
– Если не ошибаюсь, ты был за англичан, – улыбнулся Фергус, – а я – за короля Роберта Брюса.
Он что, собирается показывать им памятные места по всему Гэрлоху? Казалось, воспоминания распускаются в воздухе, как цветы, дразнят ее. Вон там, в нише, окно. Однажды Гордон задернул занавеску, утащил ее туда и поцеловал, в то время как Фергус находился в той же комнате. Вон в том дверном проеме она стояла и смотрела, как он идет к ней. В тот год он вернулся из школы. Глаза его смотрели очень серьезно. Отец отослал его в Королевскую военную академию в Вулидже, и она скучала по нему до боли. Отголоски той тоски Шона чувствовала и сейчас.
Гордон был особенным. Он принадлежал ей.
Смех Мириам развеял чары прошлого и рывком перенес Шону в настоящий момент. Теперь же Гордон ей не принадлежит, а она не принадлежит ему, да и прошлое давно позади. Здесь и сейчас ее положение весьма неприглядно, и если она хочет как-то это исправить, ей пора прекратить все эти глупости. Нужно сосредоточиться на главном.
– Отец, ты уже говорил графине, какое новое название придумал для замка?
– Новое название? – переспросила Шона.
Фергус подошел и встал рядом. Шона положила руку ему на плечо, давая тем самым знак, чтобы он молчал. Она прекрасно знала, что он мог сказать. Гэрлох – древнее имя, прославленное в веках, известное по всему Нагорью. Переименовать замок – все равно что совершить святотатство.
– Лохсайд, – провозгласил мистер Лофтус.
Шона улыбнулась и, крепче сжав руку брата, посмотрела на него. Он ответил на ее взгляд: глаза его сверкали гневом.
– Жаль, – вмешался Гордон. – Я бы сохранил прежнее название, Гэрлох. Оно уникально. Я знаю по меньшей мере три дома с названием Лохсайд.
Мистер Лофтус кивнул. Шона так и не поняла, соглашается он с Гордоном или нет.
Она разрывалась между благодарностью к Гордону за его попытку отстоять название замка и раздражением из-за того, что он вообще сюда заявился. Она остановилась где-то посередине, на глухом возмущении, но скрытом за натянутой улыбкой.
Элизабет, кажется, тоже испытывала что-то подобное. Она улыбалась натянуто, лицо ее оставалось непроницаемым. Неужели сестер милосердия обучают не выдавать своих истинных чувств? Либо так, либо у Элизабет природная способность скрывать все свои мысли под очень приятной безобидной улыбкой.
– Вы планируете жить здесь круглый год? – спросил Гордон.
– А вы? – спросила Мириам.
Несносная женщина.
Гордон, к счастью, не ответил, только улыбнулся. Мириам улыбнулась ему в ответ. Какие все вдруг стали любезные, подумать только!
У Шоны скручивало живот, но не от голода. Все шло наперекосяк, начиная с неожиданного приезда американцев и заканчивая вот этим молчаливым неодобрением Фергуса.
– А вы? – Мириам обратилась к Фергусу. – Вы собираетесь остаться в Инвергэре?