— Вам не знаком этот термин? Да, понимаю. Вы шотландец, и все же вы называете меня «сестрой», из чего я делаю вывод, что вы папист. Возможно, в папистских церквях нет фридстула?
— Наверное, не в шотландских церквях, — сказал Джейми осторожно. Он предположил сначала, что речь идет о стульчаке или частной уборной, но вряд ли они могли располагаться в церквях.
— Ну, он необходим каждому человеку, — заявила она решительно, — папист он или нет. Фридстулом называется место убежища в церкви, рядом с алтарем. Английские церкви часто использовались для убежища, хотя сейчас это происходит не так часто, как в прежние времена. — Она махнула рукой с ревматическими суставами и сделала еще глоток. — Так как теперь у меня нет моей кельи, мне пришлось найти себе фридстул. Думаю, я хорошо его выбрала, — добавила она довольно.
Ну что же, если она искала уединения, она не ошиблась. Беседка в виде маленького греческого храма была построена неизвестным архитектором, и в то время как расположение среди медных буков и прекрасный вид на озеро говорили в ее пользу, она была слишком далеко от дома, и никто не заходил сюда месяцами. Сухие листья сугробами лежали по углам, одна из деревянных решеток свисала на одном гвозде, оторванная зимним штормом, а белые колонны были обрамлены бахромой паутины и забрызганы грязью.
— Здесь немного холодно, сестра, — заметил он как можно тактичнее. На самом деле, здесь было холодно, как в могиле, и он не хотел обременять ее смертью свою совесть.
— В моем возрасте, мистер Маккензи, холод — это естественное состояние бытия, — спокойно сказала она. — Возможно, это лучший способ подготовится к последнему холоду могилы. От него умирать гораздо приятнее, чем от плеврита, и быстрее, чем от водянки. Но на самом деле я захватила теплый плащ и коньяк.
Он отказался от попыток переубедить ее, он встречал достаточно решительных женщин. Но он пожалел, что здесь не было Клэр; она могла бы высказать свое мнение о здоровье старой сестры и, может быть, облегчить ее состояние. Он чувствовал себя беспомощным, сам удивляясь силе своего желания помочь старушке.
— Вы можете идти, мистер Маккензи, — сказала она, легко, словно мотылек, коснувшись его руки. — Я никому не скажу, что это вы принесли меня сюда.
Джейми неохотно поднялся.
— Когда мне вернуться? — спросил он. Он не хотел, чтобы она пыталась вернуться в дом самостоятельно. Она наверняка упадет и свернет себе шею, если, конечно, не замерзнет прямо здесь.
Она поджала губы и прищурилась, но он скрестил руки на груди и навис над ней, глядя так строго, что она рассмеялась.
— Очень хорошо. Перед чаепитием, если вам удобно. А теперь идите, Алекс Маккензи, да благословит вас Бог и да поможет вам обрести мир.
Он перекрестился, думая о ней, и заметил выражение ужаса на лице одной из кухонных служанок, спешившей к задней двери Аргус-хауса, с длинным бумажным свертком, который, несомненно, содержал большую рыбину. Не только горец, но еще и папист! Он улыбнулся ей, спокойно сказал «Добрый день» и повернул налево. Рядом с теплицей было построено несколько сарайчиков, вероятно для нужд садовников, но уже был конец дня, и садовники ушли пить чай. Здесь можно было…
Он несколько секунд постоял перед сараем и, ничего не услышав внутри, открыл дверь. Его окатила волна разочарования. Нет, не здесь. На груде мешков, сложенных в углу, ясно читался отпечаток тела, рядом стоял кувшин с пивом. Это было чужое убежище. Он вышел и закрыл дверь, а затем под влиянием импульса обошел сарай.
Большая часть пространства шириной около двух футов между задней стенкой сарая и оградой была завалена мусором, сломанными граблями и мотыгами, мешками из-под навоза. Но здесь же, вне поля зрения людей в саду стояло перевернутое вверх дном ведро. Джейми сел, его плечи опустились, впервые за неделю он чувствовал себя действительно одиноким и почти счастливым. Он нашел свой фридстул.
С минуту он просидел в бездумном блаженстве, а потом произнес короткую молитву за упокой души сестры Евдокии. Он подумал, что она не отвергнет молитву паписта.
Она умерла через два дня после их разговора, и Джейми провел горестную ночь, убежденный, что она все-таки простудилась на холодной мраморной скамейке. Он испытал безмерное облегчение, узнав из кухонных сплетен, что она мирно почила во сне, и с тех пор он старался поминать ее в своих ежедневных молитвах. Воображаемое присутствие сестры действовало на него успокаивающе, ее мирный дух не мешал его уединению.
Вдруг он спросил себя, а что, если бы он попросил ее заботиться о Вилли, пока его не будет в Хелуотере?
Еретическая мысль, мягко говоря. И все же, что она ему принесла? Чувство доверия? Спокойствие? Облегчение от того, что ему есть с кем поделиться своей ношей?
Джейми в смятении покачал головой. Он сидел здесь среди английского мусора, разговаривал с мертвой протестантской монахиней и просил ее позаботиться о ребенке, у которого были бабушка, дедушка, тетя и неисчислимое количество слуг, озабоченных тем, чтобы уберечь его от малейшего вреда. Он и сам не мог бы сделать для Уильяма больше, даже находясь в Хелуотере. И все же он чувствовал себя лучше от того, что кто-то еще знает об Уильяме и поможет присмотреть за ним.
Он посидел еще немного, позволяя разуму расслабиться, и постепенно его осенило, что единственно важным во всей путанице событий и интересов является только Уильям. Все осложнения, подозрения и возможные опасности нынешней ситуации имели значение лишь постольку, поскольку могли помешать его возвращению в Хелуотер — не более.
Он глубоко вздохнул, чувствуя себя лучше. Да, с этим все ясно. Теперь стало возможным логически обдумать все остальное.
Итак, Сиверли был корнем зла. Он действительно был злым человеком, если хотя бы половина из написанного Карруотерсом, правда. Но злые люди в армии — явление обычное. Почему Греи так ополчились именно на этого человека?
Джон Грей, по его собственным словам — из чувства долга к умершему другу. Джейми мог бы поставить этот довод под сомнение, но, учитывая, что он и сам разговаривал с мертвыми, был вынужден признать, что Джон Грей вполне мог быть чуток к голосу совести и иметь долги, по которым нужно было заплатить.
А что же насчет Пардлоу? Ведь это же не лорд Джон притащил его в Лондон и заставлял ехать в Ирландию за Сиверли. Разве Пардлоу действительно испытывает такое сильное возмущение коррупцией Сиверли, которым он объясняет свои действия? Неужели он так нетерпим к разрушению идеалов армии и его профессии? Или он поддерживает брата?
Джейми неохотно признал справедливость обеих причин. Он не претендовал на понимание сложного характера Пардлоу, но имел веские доказательства преданности этого человека своей семье и чести. Он и сам был жив только благодаря эти двум точкам опоры.
Но почему именно он? Зачем Джейми Фрейзер понадобился Греям?
В первую очередь из-за стихотворения. «Дикая охота» на гэльском. Этого достаточно, он понимал. Конечно, Грей мог бы найти в полку какого-нибудь шотландца или ирландца, но было бы нескромно и даже опасно передавать подобные сведения в руки человека, которого они не могли контролировать, как Лалли или Фрейзера.
Он поморщился при мысли о контроле, но продолжал рассуждать дальше.
Итак, после того, как его доставили в Лондон для перевода стихотворения, было просто удобно использовать его и далее? Это имело бы смысл, если бы лорду Джону Грею на самом деле требовалась помощь по задержанию Сиверли, в чем Джейми не был уверен. Что бы он ни думал об этом человеке, тот был опытным солдатом.
Если требовалось предъявить Сиверли приказ явиться к военно-полевому суду и сопроводить его туда, то Джон Грей мог это сделать без помощи Джейми Фрейзера. Аналогично, если дело касалось ареста, отряд солдат прекрасно с этим бы справился.
Ergo, это было не простым делом. Что, по их мнению, черт возьми, может произойти? Он закрыл глаза и медленно вдохнул теплые и сладкие пары хорошо перепревшего навоза.
Сиверли может отказаться от возвращения в Англию. Вместо того, чтобы покорно отправиться под суд, он может подать в отставку, или остаться в Ирландии, или уехать, как многие до него, служить в иностранной армии, или просто жить за границей; указанные в документах Карруотерса размеры растрат, показывали, что у Сиверли достаточно средств.
Если он откажется вернуться или попытается сбежать, Джейми может пригодиться в поиске и поимке этого человека. После небольшой языковой практики, он бы достаточно хорошо чувствовал себя в Ирландии; он мог бы задавать свои вопросы там, куда Грей не сунется. И кроме того, старые связи. Якобиты в Ирландии и Франции готовы были оказать ему некоторые услуги ради Стюартов или ради него самого, но они навсегда остались бы глухи к просьбам Грея, несмотря на все его добродетельные устремления. Его мозг уже начал услужливо составлять список имен, но он яростно помотал головой, чтобы остановиться.
Да, он мог оказаться полезным. Но был ли возможный побег Сиверли достаточным основанием?
Он вспомнил, что сказал лорд Джон о Квебеке. Там Сиверли спас жизнь Джона Грея в бою. Он предположил, что лорд Джон сочтет неудобным арестовать Сиверли лично, и предоставить Джейми тащить его обратно в Англию. Он бы рассмеялся этой догадке, если бы сам не имел личного опыта с чувством чести семьи Грей. Даже то, что… но была и третья возможность.
Сиверли мог бороться. И Сиверли мог быть убит.
— Иисусе, — сказал он тихо.
Что делать, если Пардлоу хотел, чтобы Сиверли убили? Казалось, этот исход уже был зарифмован в строчках «Дикой охоты». Что бы ни говорила ему герцогиня во время своего ночного визита, в деле Сиверли было что-то, что глубоко затрагивало ее, а значит и герцога.
Он понятия не имел, какая связь могла существовать между герцогиней и Эдуардом Твелветри, но был уверен, что связь была. И именно герцогиня сказала ему, что Твелветри долгие годы был другом Сиверли. Что-то шевельнулось в окружающей его паутине, и он почувствовал, как предупреждающе подрагивает липкая нить, обернутая вокруг его ноги.