— Есть еще одна вещь, о которое вы должны знать, — резко сказал Джейми. — В течение некоторого времени Твелветри переводил большие суммы в Ирландию. В Ирландию, — подчеркнул он. — Я не могу вам сказать, от кого он их получал. Я так же не могу сказать, кто сообщил мне эти сведения, но думаю, вполне возможно, что он передавал деньги Сиверли.
Обескураженный Грей выглядел почти комично. Наконец он поджал губы и вдохнул воздух, размышляя.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Это меняет дело. Если это правда, и если Твелветри действительно вовлечен в заговор, они могли случайно поспорить и… — его лицо прояснилось; ясно, что ему очень не нравилась мысль о предательстве Твелветри, которое Джейми считал наиболее вероятным. — Или он был введен в заблуждение о цели назначения денег и, узнав правду, решил вывести Сиверли из строя, прежде, чем тот сможет ими воспользоваться. Полагаю, ваш источник не сообщил вам точно о назначении этих средств? — Он кинул в сторону Джейми острый взгляд.
— Нет, — ответил Джейми абсолютно честно. — Но я полагаю, вы имеете полное право на документы Сиверли. Как считаете, Твелветри еще не забрал их?
Грей сделал глубокий вдох и выдохнул, покачав головой.
— Он мог бы. Но Сиверли был убит вчера, Боже мой, неужели это было только вчера? Твелветри не заходил в дом, так сказал дворецкий. Слуги будут настороже, и наверняка приедет жена Сиверли, ведь она должна унаследовать дом? Констебль сказал, что он опечатал дом до приезда коронера. Я не думаю, что дворецкий позволит Твелветри войти в дом, открыть сундук и уйти со всем его содержимым. Кроме того, — он бросил взгляд на каменную пристройку, где сейчас лежал том Берд, — я собирался сразу, как только вы освободите меня, направиться в «Гластвиг» и устроить засаду на Твелветри. Но все пошло не так.
— Да уж, — мрачно согласился Джейми.
Они некоторое время сидели в молчании, каждый со своими мыслями. Наконец Грей потянулся и выпрямился.
— И еще о бумагах Сиверли, — сказал он, глядя Джейми в глаза. — Я должен получить их. Что бы там ни говорилось о Твелветри, в них, скорее всего, упоминаются и другие лица, участвующие в заговоре. Члены Дикой охоты, так сказать.
Джейми уже думал об этой стороне дела и не мог оспорить выводы Грея, как бы ему ни хотелось. Он молча кивнул. Грей посидел еще минуту, а затем решительно встал.
— Я пойду поговорю с настоятелем, поблагодарю его и попрошу оставить Тома здесь, пока мы за ним не вернемся. Как думаете, Куинн переправит нас на берег?
— Надеюсь, да.
— Хорошо, — Грей направился к главному зданию, но потом остановился и обернулся. — Вы спросили, стоило ли оно того. Я не знаю. Просто выполняю свой долг.
Джейми сидел, глядя на удаляющегося Грея, пока англичанин не коснулся ручки на двери и не замер на пороге.
— Он просто не смог попросить меня поехать с ним, — пробормотал Джейми. Со смертью Сиверли слово, данное Джейми герцогу Пардлоу, утратило силу, и его обязательства по участию в деле прекратились. Любая дальнейшая помощь Грею могла быть предоставлена только по его доброй воле.
Грей довольно долго стоял молча, потом тряхнул головой, словно отгоняя надоедливую муху, и решительно вошел внутрь. Джейми не думал, что Грей отмахнулся от вопроса, просто он решил сначала закончить дела с отцом Майклом, прежде, чем говорить с Джейми.
И что я скажу ему?
Вопросы смерти Сиверли и возможной вины Твелветри его ничуть не беспокоили. Их возможная причастность к якобитскому заговору, хотя…
— Я уже сделал свой выбор, — пробормотал он нетерпеливо. — Почему вы не оставите меня в покое?
«Я, Джеймс Александр Малькольм Маккензи Фрейзер, клянусь перед Богом не брать в руки ни меча, ни пистолета ни любого другого оружия; никогда не носить пледа, тартана и другой одежды Нагорья; и если я преступлю свою клятву, да буду я проклят во всех своих делах и начинаниях вместе с семьей и имуществом. Да не увижу я никогда свою жену и детей, отца и мать и прочих родичей. Да буду я убит в бою как трус и останусь в чужой земле без христианского погребения вдали от могил моих предков и родных. Пусть все это постигнет меня, если я не сдержу клятву.»
Слова присяги, которую он произнес, когда ему сохранили жизнь, когда-то сожгли его губы; сейчас они испепелили его сердце. Скорее всего, он не знал никого из членов «Дикой охоты», но мысль о предательстве камнем легла на его душу.
В то же время воспоминание о детском черепе с длинными каштановыми волосами под кустом дрока вспыхнуло в его мозгу так же ярко, как память о присяге — но весило гораздо больше. Не остановить этих сумасшедших ирландцев — или не позволить Грею остановить их — было все равно, что предать малышку Маири или Беату или Каристиону и всех им подобных.
Значит, подумал он спокойно, это и есть мой долг. И цена не слишком высока.
Ему хотелось есть, но не хватало сил встать и войти в дом. Он достал из кармана четки, но не стал молиться, а просто держал их в руке. Он подвинулся на скамейке, повернувшись спиной к молчаливым мертвецам, позволяя усталость вытечь из него и освободить место для забот живого мира.
Раздался короткий удар колокола; Джейми увидел, как братья в саду отложили мотыги и стали отряхивать сандалии, готовясь выйти.
Он заметил мальчика лет четырнадцати, аккуратно остриженного, свежего и беленького, как гриб, который оглядывался по сторонам, стоя в проломе каменной ограды. Мальчик заметил Джейми и лицо его вспыхнуло улыбкой.
— Вы будете мистер Фрейзер? — Спросил он и протянул листок бумаги. — Мистер Куинн просил вручить вам. — Он сунул бумагу в руку Джейми и поспешил обратно к часовне, прежде чем тот успел его поблагодарить.
Джейми знал: это было прощальное письмо. Куинн ушел, чтобы воспользоваться чашей. Джону Грею придется подыскать другого перевозчика. Нелепый поступок, особенно если учесть, что он понял, в чем состоит его долг, но он обещал Куинну поговорить с настоятелем, и должен был покинуть бывшего соратника, надеясь, что Бог не оставит его своей милостью.
Он чуть не отбросил записку в сторону, но под воздействием внезапного импульса развернул ее. Он бегло просмотрел ее и замер на месте.
Письмо не содержало обращения и не было подписано.
«Да благословит тебя Бог в твой последний день за верность друзьям. Но я был плохим другом и не сказал тебе правды. Майора Сиверли убил англичанин. Я видел это своими глазами, потому что стоял в тот момент среди деревьев за беседкой. Капитан Твелветри является большим другом нашего Дела, и после смерти майора Сиверли все средства находятся у него в руках. Я призываю тебя защитить его и оказать ему помощь, когда вы вернетесь в Лондон. Даст Бог, мы увидимся там с нашими друзьями и увидим, как зеленая ветвь соединится с белой розой».
Джейми смял записку в кулаке. Джон Грей вышел из кабинета аббата и остановился, чтобы что-то сказать брату Амвросию.
— Друзья! — повторил Джейми вслух. — Помоги мне, Боже. — Он поморщился и, положив четки в карман, разорвал записку и развеял клочки по ветру.
Глава 28Амплексус[48]
Джейми не позволил Грею нанять лошадей на том основании, что ирландцы любят посплетничать не меньше шотландцев, так что вести об англичанине в грязном красном мундире с серебряными галунами дойдут в Атлон не позднее полудня следующего дня.
Они всю ночь шли от Лох-Ри через поля, при дневном свете остановились на отдых в лесу, откуда Джейми сходил в деревню за провизией, а с наступлением темноты снова вышли на дорогу, быстро шагая при ярком свете огромной белой, как алебастр, луны.
Дорога и поля были безлюдны.
Они вышли через луга к лесистой местности, деревья стояли плотной темной стеной, корни вспарывали почву, а ветви нависали так низко, что они шли почти в кромешной тьме, не видя дороги под ногами; только иногда, когда деревья внезапно отступали от обочины, в свете луны случайно белым пятном проплывало лицо или манишка рубахи, вспыхивала рукоять шпаги.
Даже звук шагов терялся в шелесте ветра, играющего молодой листвой в кронах деревьев. Джон ощущал ночь, как дикую силу, силу самой весны поднимающуюся из земли по его ногам, распространяющуюся по всему телу, пока кровь не начала колоть кончики пальцев, не застучала молоточками в висках.
Может быть, это был восторг свободы, радость от удачного побега. Возможно, волнение ночной охоты, приключения и опасности. Или осознание, что отныне он находится вне закона, ощущение погони за спиной.
Дорога была узкой, и они иногда касались друг друга, ослепленные блеском восходящей луны в просветах между деревьями. Он слышал дыхание Джейми, и представлял, как оно смешивается с ветерком и касается его лица. Он чувствовал запах Джейми, мускусный запах собственного тела, высохшего пота и пыли на одежде и вдруг задохнулся от дикого волчьего голода и тоски. От плотского желания.
Ты мой владыка, подумал он, тяжело дыша, или я твой властелин?
В канавах и болотах за стеной деревьев орали лягушки. Высокие и низкие голоса, басовитые и по-птичьи пронзительные ноты обрушивались на землю каскадами в одном пульсирующем хорале. Сидя вдали на лужайке, наблюдая восход сияющих звезд, его еще можно было бы воспринимать, как весеннюю пастораль, приветствующую возрождение жизни.
Но здесь в весенней песне громко звучал языческий зов плоти, слепое желание настигнуть и спариться, неосторожно пролить в землю семя и кровь, кататься среди раздавленных цветов, корчиться в соках травы и влажной земли.
Эти проклятые лягушки во все горло визжали о торжествующей страсти. Их были сотни и сотни. Их стоны оглушали.
Расстроенный видением земноводных, беспрепятственно предающихся любви над темными водами, Грей запнулся ногой о корень и тяжело упал.
Фрейзер рядом с ним почувствовал, как он опускается, успел перехватить его через туловище и поставил на ноги.
— Вы в порядке? — Спросил он тихо, его теплое дыхание коснулось щеки Грея.