Уже по одному выражению лица Твелветри он мог понять, что больше ничего не найдет, но проформы ради осмотрел стол и книжные полки, а так же совершил короткий визит с подсвечником в верхние комнаты на случай, если Сиверли держал что-то в спальне.
Он с гнетущим чувством прошел по пустому и темному дому и ощутил что-то похожее на печаль, стоя в спальне покойника. Слуги сняли белье с кровати, скатали матрац и аккуратно закрыли мебель от пыли. Только блеск свечей на дамасских обоях напоминал о жизни.
Грей почувствовал пустоту в собственной душе, словно и сам стал призраком, равнодушно оглядываясь на последние события своей жизни. Ярость и возбуждение от борьбы с Твелветри иссякли, оставив усталость и чувство беспомощности. Он ничего не мог больше сделать; не мог арестовать Твелветри или заставить его отвечать. Какие бы открытия еще не ожидали их, Сиверли был мертв и его преступления будут похоронены вместе с ним.
— Его дом знает, что его больше нет, — тихо сказал он, слова потухли среди молчаливых стен. Грей повернулся и вышел, оставив открытой дверь в темноту.
ЧАСТЬ IV. АДСКАЯ ДЕСЯТИНА
Глава 29Дикая охота
Они возвращались в Лондон почтовой каретой, грязные, небритые, сильно пахнущие рвотой. Море опять штормило, и даже Грей чувствовал себя больным.
— С желудком не поспорит даже князь… — пробормотал он, думая, что это неплохое начало для стихотворения.
Надо прочитать его Гарри, может быть, тот найдет подходящую рифму. Ему самому приходило в голову только «грязь», и мысль о грязном вонючем трюме, заполненном потными и пьяными пассажирами в сочетании с тряской кареты и резкой вонью собственных спутников снова вызвала тошноту.
Мысль о неизбежном объяснении с Хэлом облегчения не принесла.
Они добрались до Аргус-хауса перед закатом, и Минни, услышав шум в холле сбежала по лестнице, чтобы приветствовать их. Один быстрый взгляд сказал ей все, что она хотела узнать; она велела им молчать, вызвала лакеев и горничных и приказала срочно готовить ванную и подать бренди.
— Хэл…? — Спросил Грей, с опаской глядя в сторону библиотеки.
— Он в Палате лордов с докладом о добыче олова. Я пошлю ему записку. — Она сделала шаг в сторону, зажимая одной рукой нос, а другой махнув в сторону лестницы. — Кыш отсюда, Джон.
Чистый и относительно трезвый, несмотря на щедрую порцию бренди, Грей спустился вниз в большую гостиную, следуя на запах чая. Он услышал мягко рокочущий голос Джейми Фрейзера и обнаружил их с Минни уютно расположившимися на синем диване; они оглянулись на него с видом заговорщиков.
У него не было времени поразмыслить над их секретами, потому что приехал Хэл, одетый для выступления в Палате лордов и красный от дневной жары. Герцог со стоном рухнул в кресло и вытянул ноги в туфлях на красных каблуках, отдавая их в распоряжение Насонби со вздохом облегчения. Дворецкий бережно разул хозяйские ступни, словно они были сделаны их фарфора, и оставил Хэла изучать дыру на чулке.
— В Лондоне такое столпотворение карет, что я решил пройтись, — сказал он так, словно видел в последний раз своего брата за завтраком, а не несколько недель назад. Он взглянул на Грея. — У меня волдырь на пятке размером с голубиное яйцо, так вот даже он выглядит лучше тебя. Что, черт возьми, случилось?
После этого вступления изложить события последних дней оказалось легче, чем ожидал лорд Джон. Он сделал это кратко, как только мог, время от времени обращаясь к Фрейзеру за необходимыми подробностями.
При рассказе о нападении Сиверли на Джейми Фрейзера губы Хэла насмешливо дернулись, но он сразу стал серьезным, услышав о втором визите Грея в имение майора.
— Боже мой, Джон. — Он отвлекся от чая, рассеянно держа в руке кусок кекса. — Значит, ты сбежал из замка Атлон и из Ирландии и теперь подозреваешься в убийстве. Ты же понимаешь, что юстициарий опознает тебя по словесному описанию?
— Мне некогда было беспокоиться об этом, — возразил Грей, — и я не собираюсь делать это сейчас. Нам надо обсудить более важные вещи.
Хэл наклонился вперед и аккуратно положил кекс.
— Расскажи мне об этих вещах, — сказал он.
Грей извлек на свет обгорелый лист из камина в доме Сиверли. Он положил на стол мятую страницу со стихотворением и списком имен на обратной стороне и изложил свои догадки.
Хэл поднял ее, свистнул сквозь зубы и произнес что-то неблагозвучное на немецком языке.
— Хорошо сказано, — похвалил Грей. Его горло першило от длинного рассказа и морской болезни. Он взял чашку чая и вдохнул его аромат. — Я вижу, один человек в списке имеет воинское звание; если хоть один из них находится сейчас в армии, мы найдем его довольно легко.
Хэл тщательно разгладил смятый лист.
— Ну, что ж. Думаю, нам следует действовать осторожно, но быстро. Я покажу эти имена Гарри; он знает всех и вся и сможет выяснить, кто они такие, служат ли они в армии и что из себя представляют. Пока очевидно только одно — все они ирландцы. Ирландскую бригаду придется проверять очень осторожно — не хочу обидеть их подозрением. Что касается Твелветри… — Он взял кекс, откусил и стал задумчиво жевать.
— Он уже знает, что его подозревают в заговоре, — заметил Грей. — Можем ли мы обратиться к нему напрямую или нам нужно просто проследить за ним в Лондоне, чтобы узнать, с кем он общается?
Лицо Хэла просияло улыбкой, когда он смерил младшего брата взглядом сверху вниз.
— Так ты, значит, собираешься надеть маску и следить за ним? Или хочешь поручить эту миссию мистеру Фрейзеру? Я ни одного из вас не назвал бы незаметным.
— Нет, здесь я полагаюсь на тебя, — ответил Грей. Он потянулся к графину с бренди и налил его в стакан для воды. Его рука дрожала от усталости, и он пролил несколько капель.
— Я поговорю с мистером Бисли, — задумчиво сказал Хэл. — Думаю, он сможет связаться с негодяями О'Хиггинсами; мы сможем использовать их.
— Они ведь ирландцы, — заметил Грей.
Братья Рейф и Мик О'Хиггинсы были солдатами, пока их это устраивало. А когда им надоело, они исчезли, как блуждающие огоньки. Однако, они знали все грязные норы и гнездовья порока в Лондонских трущобах, где собирались ирландские эмигранты, и были самыми подходящими людьми для не совсем законной работы.
— Ирландская кровь не обязательно подразумевает склонность к предательству, — укоризненно сказал Хэл. — И они очень пригодились нам в деле с Бернардом Адамсом.
— Ты прав, — Грей откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, чувствуя, как усталость вытекает из него, словно песок из часов. — Не принимай близко к сердцу.
Минни деликатно откашлялась. Она что-то тихо шила, пока мужчины разговаривали.
— А что насчет майора Сиверли? — спросила она.
Грей открыл глаза, мутно глядя на нее.
— Он умер, — ответил он, — разве вы не слышали, Минерва?
Она ответила ему холодным взглядом.
— И, без сомнения заслужил свою смерть. Но разве вы не начинали этого дела с намерением привлечь его к суду и заставить публично ответить за свои преступления?
— Разве можно отдать под трибунал покойника?
Минни снова откашлялась с довольным видом.
— Вообще-то, — сказала она, — я думаю, это возможно.
Хэл перестал жевать кекс.
— Я собрала довольно большое количество записей военно-полевых судов, — сказала она, быстро взглянув на Грея, — когда… когда бедный Перси… — Она вздохнула и отвернулась. — Дело в том, что ответчика можно привлечь к военно-полевому суду посмертно. Дела человека продолжают жить после него, хотя, я думаю, что к подобному разбирательству обращаются только в случае крайне тяжелых нарушений, в назидание армии и чтобы дать возможность командирам преступника показать, что они не дремали и не попустительствовали грязным сделкам.
— Я никогда не слышал о подобных вещах, — сказал Грей.
Краем глаза он видел, как Джейми Фрейзер, поджав губы, изучает ковер, словно никогда его не видел до сих пор. Джейми Фрейзер был единственным в мире человеком, который знал правду о взаимоотношениях Грея с его сводным братом.
— Как часто это случалось? — Спросил Хэл заинтересованно.
— Ну, я знаю только об одном случае, — призналась Минни. — Но этого достаточно, не так ли?
Хэл сжал губы и кивнул, его глаза сузились, он подсчитывал шансы на успех. Это должен быть общий военно-полевой суд, а не полковой; они так решили с самого начала. Полк Сиверли, возможно, пожелает сам рассмотреть обвинения против него, но протоколы полковых судов не были публичными, в то время как общие военно-полевые суды обязательно раскрывали информацию, а так же привлекали к участию в деле адвокатские конторы с их изнурительно подробной фиксацией всех этапов разбирательства.
— И это даст вам публичную арену, если потребуется, — деликатно добавила Минни, — для изучения отношений майора Сиверли с Эдуардом Твелветри. Или любым другим человеком. — Она кивнула на опаленный листок, лежащий рядом с чайником.
Хэл рассмеялся. Это был тихий радостный смех, которого Грей не слышал уже давно.
— Минни, дорогая, — сказал он ласково. — Вы просто драгоценная жемчужина.
— Пожалуй, да, — скромно согласилась она. — Еще чаю, капитан Фрейзер?
Томас, граф де Лалли, барон де Толлендэйл размещался в небольшом частном доме недалеко от Спитлфилда. Адрес Джейми узнал от герцогини, которая не стала спрашивать, зачем он ему понадобился; а он не стал выяснять, почему она спросила, говорил ли он с Эдуардом Твелветри, а если говорил, то не упоминал ли вышеназванный джентльмен имя Рафаэля Вэттисвэйда.
Он удовлетворил ее любопытство, но ничего не сообщил ни Грею ни герцогу Пардлоу; пока герцогиня уважает его секреты, он будет уважать ее. Джейми спросил, слышала ли она о некоем Тобиасе Куинне; она не слышала.
Он не удивился — если Куинн сейчас в Лондоне, и знает, что его планы известны Фрейзеру, он будет сидеть тихо, как мышь. И все-таки он может использовать чашу короля друидов для вдохновения сторонников, в чьей самоотверженности не уверен, так что слухи о нем и о чаше вполне могут бродить по городу.