«А ведь я, надо полагать, лучше других подхожу на роль предателя – в кружок они меня приняли позже многих, но при этом стихами на смерть Пушкина Мишель одарил нас в равное с Монго время, едва ли не первыми из всех… Боже, все указывает на меня, но ты-то сверху видишь, что я ни в чем не виновен?..»
Однако небеса молчали.
Неделю спустя Лермонтова отправили в ссылку на Кавказ, и связь между друзьями прервалась: единственное письмо, которое Уваров послал корнету, так и осталось без ответа.
* * *
2018
Дорога в замок Фингаск в итоге заняла у нас с Чижом около трех часов, но, благодаря «Бонневилю», время пролетело практически незаметно. После громыхания «Харлея» приятный шелест двигателя ласкал слух, как добротный блюз. Единственное, что немного смутило – ливень, но он шел недолго, и закончился так же внезапно, как начался: я не засекал, но, по ощущениям, прошло не больше получаса. Чиж предупреждал меня о подобном – погода меняется порой по три-четыре раза на дню.
– Как говорит Женя по этому поводу, – увещевал Вадим, – выходя из дома в солнечное утро, не забудь взять с собой зонтик.
Едва заморосило, я остановился в ближайшем кармане дороги и полез за дождевиком. Чиж нехотя последовал моему примеру: ему легче было проехаться под ливнем, чем возиться с клеенчатым костюмом, однако я настоял. Первое облачение в дождевик далось Вадиму непросто – ушло порядка четверти часа – но я не торопил: лучше чуть задержаться, чем заболеть.
Иронично, но буквально через полчаса после нашего короткого «пит-стопа» ливень закончился, и небо стало стремительно менять цвет с мутно-серого на густой синий. Было нестерпимо жарко, и мы сделали еще одну остановку, чтобы скинуть промокшие дождевики. На сей раз Чиж справился быстрей, и мы потеряли всего десять минут. Парить продолжало, но недолго: вскоре духоте на смену пришла долгожданная вечерняя прохлада.
К замку мы подъезжали уже ближе к ночи, когда солнце практически упало за горизонт. Яркий багрянец украшал линию горизонта – день прощался с нами до завтра. Вновь разошедшийся ветер раскачивал кроны зеленеющих деревьев. Воздух после дождя был чистый и свежий, отчего в мыслях царила ясность, несмотря на относительно поздний час.
«Интересно, как нас встретят? – думал я, взирая на темную твердыню, которая с каждой секундой становилась все ближе. – На дворе уже ночь, мы с дороги, потянем ли? Да и хозяева люди немолодые… не в тягость ли им поздний визит?»
Мы поднялись на холм и остановились на лужайке перед самым замком.
– Не понял, – пробормотал Чиж, оглядываясь по сторонам. – А чего нас никто не встречает?
Он слез с мотоцикла и быстрым шагом пошел к дубовой двери.
– Я тут покурю с дороги, – предупредил я Вадима, он лишь отрывисто кивнул и скрылся внутри.
«Значит, договорились».
Ноги после акробатических номеров на «Харлее» гудели, однако в целом я чувствовал себя довольно бодро… пока не опустился на лавочку у входа и не раскурил сигару. Похоже, именно в этот миг мое тело наконец осознало, какие испытания выпали на его участь за последние двенадцать часов.
«Ничего, сейчас немного передохну и тоже пойду…»
Дым поднимался вверх, растворяясь в ночной мгле. Я сидел, наслаждаясь покоем, и любовался чудесным садом. Садовники Триплэйдов постарались на славу: каждое дерево и кустарник представляли собой настоящее произведение искусства. Здесь были деревья-пирамиды, деревья-башни, диковинные деревья-звери и деревья-люди… Кроме садовой архитектуры, имелись и настоящие скульптуры; особенно меня впечатлило каменное изваяние, которое, как я позже выяснил в «Гугле», изображало кельтского барда Оссиана – героя «Последней песни менестреля» Вальтера Скотта.
Тишина, покой, умиротворение…
Внезапно дверь распахнулась, и изнутри послышался громкий голос Чижа:
– И что, я должен по всему замку тебя бегать искать?!
Я встрепенулся, повернул голову на звук.
«Чего он там скандалит?»
Несколько мгновений спустя Вадим пулей вылетел из замка.
– Ты тут, Макс? – спросил он зачем-то, хотя прекрасно меня видел. – А вот моя непутевая сестра, прошу любить и жаловать!
Он махнул рукой в сторону входа, откуда робко показалась Женя. Она была точно такая, как на фото, которые мне показывал Чиж – высокая, худая, светловолосая. Большие зеленые глаза смотрели заинтересованно. Чертами лица Женя очень походила на брата – я заметил это еще на фото и сейчас лишний раз убедился, увидев ее живьем.
– Добрый вечер, Максим, – сказала художница, подходя ко мне и протягивая руку.
– Очень рад, – сказал я, осторожно ее пожав, – наконец-то встретиться.
– Это совершенно взаимно, – улыбнулась Женя.
– Очень заметно! – саркастически воскликнул Чиж. – Мы от самого Ньюкасла перли, у Макса мотоцикл забарахлил, устали, как черт-те кто… а тут – никого!
Женя закатила глаза, но только ухмыльнулась.
– Ты как обычно…
– Что не так? – хмыкнул Вадим.
– Ничего. Ладно. Пойдемте в часовню, после службы отправимся на ужин.
– Так вы нас ждали? – удивился я. – Вадик же предупреждал, что мы будем поздно…
– Ну, я передала ваши слова хозяевам, – повела плечом Женя. – Но они сказали, что хотят разделить трапезу с гостями из России. Тем более все понимают, что вы с дороги и очень голодны.
– Неожиданно, но очень приятно, – сказал я. – Слышал, Вадим? Нас ждали.
– Заметно, говорю ж… – буркнул Чиж.
Я не стал ему ничего говорить, но всем своим видом дал понять, что не одобряю подобных скандалов. Люди согласились принять нас, показать нам замок и дать ночлег, а мы в знак благодарности шумим и кричим так, что всему дому слышно?
Не знаю, что послужило причиной – мое выражение лица или запоздалое понимание ситуации – но Чиж немного успокоился: он был явно недоволен таким приемом, но больше не возмущался. Я был благодарен и за эту малость.
Наши шаги гулким эхом разносились по коридорам с высокими потолками. Я с интересом вертел головой, рассматривая рыцарские доспехи, которые стояли в нишах и просто у стен, на круглых постаментах. Сложно описать словами чувства, которые переполняют меня изнутри в подобные моменты; кажется, что колесо истории откатывается назад и позволяет тебе самолично взглянуть на прошлое. Приглушенный свет старинных канделябров прекрасно дополнял антураж; чем дальше мы углублялись в замок, тем отчетливей становился запах горящих дров – видимо, к вечеру хозяева растопили камин.
Часовня находилась в самом конце коридора. Когда мы вошли, внутри находилось около десяти человек. Двое из них были заметно старше прочих, и я сразу определил их, как чету Триплэйдов – хозяина замка лорда Эндрю и его жену Елену, праправнучку знаменитой Александры Алябьевой, которой Лермонтов посвятил мадригал из тех, что зачитывал на Новогоднем маскараде в Благородном собрании, куда явился в костюме астролога и в маске:
Вам красота, чтобы блеснуть,
Дана;
В глазах душа, чтоб обмануть,
Видна!..
Но звал ли вас хоть кто-нибудь:
Она?..
Остальные присутствующие, надо полагать, были детьми Триплэйдов. Самые маленькие – лет по десять, старшенькие же, судя по всему, недавно разменяли тридцать. Наше появление вызвало у хозяев искреннюю радость, из чего я сделал вывод, что они не слышали громкого ворчания Чижа.
«Или просто очень тактично делают вид, что не слышали».
– А вот и мой брат, Вадим, и его друг – Максим Привезенцев, все-таки добрались! – представила нас Женя.
Триплэйды одобрительно загудели.
– Добро пожаловать в замок Фингаск, – сказал Эндрю, подходя ко мне.
– Спасибо, что приняли, – улыбнулся я.
Мы обменялись рукопожатиями, и Эндрю представил нам всю свою семью. Потом началась служба – запах воска от десятков зажженных свечей, проникновенные слова, сказанные негромко, но с теплом и уверенностью: Триплэйды, судя по всему, были очень религиозны. Я всю службу с интересом рассматривал иконостас, нарисованный, к слову, Женей – прекрасная работа настоящего мастера.
После службы мы отправились на второй этаж, в главный зал. Вообще столовая, как рассказала Женя, находилась внизу, рядом с кухней, но для нас решили накрыть наверху, чтобы показать, как нам рады.
«И дались им мы, обычные путешественники? – думал я, с интересом озираясь по сторонам. – Поразительное гостеприимство…»
Когда поднимались, я обратил внимание на огромное – метров пять в длину и столько же в ширину – полотно, висевшее на стене лестничного марша. На картине был изображен весь род Триплэйдов, причем, что любопытно, не в форме генеалогического древа, а как групповое фото огромной семьи.
– Какая большая, – сказал я Жене.
– Это не просто так, – с улыбкой произнесла художница. – Любой гость может оказаться на этом холсте, если сделает взнос на поддержку замка. Кстати, Елена спрашивала, стоит ли вам это предлагать.
– И что ты ответила? – полюбопытствовал я.
– Что вам это не интересно.
– Вот как?
– А что, ты бы хотел висеть на одной картине с малознакомыми людьми? – выгнув бровь, спросила Женя.
– О, нет. Не хотел бы. Но откуда ты это знала?
– Вадик много про тебя рассказывал. – Она мотнула головой в сторону Чижа. – Я сделала выводы.
Хмыкнув, я бросил еще один взгляд на полотно и продолжил восхождение на второй этаж. Когда поднялся, застал удивительную картину – все дети Триплэйдов, от мала до велика, помогали домоправительнице, приятной даме лет сорока, накрывать на стол.
– Тут четкая рассадка, – тихо сказала Женя, заметив, что Чиж, щурясь, высматривает, куда же приземлиться. – Рассаживают пары, чтобы они не шептались между собой, а говорили с другими гостями.
– Но мы-то не пара, – буркнул Вадим.
– Зато мы брат с сестрой, которые видятся через два года на третий, – хмыкнула Женя. – В общем, я сижу с Эндрю, Максим – по правую руку от Елены, а ты, Вадик, вон на том стуле, среди старших детей.