Улучив момент, когда Мишель остался один, Уваров подступил к нему вплотную и спросил:
– Как ты, милый друг?
– Наслаждаюсь хорошей компанией, пока есть такая возможность… Как тебе, кстати, Хомяков? По мне, так славный малый, хоть и славянофил… Надеюсь, я не обидел его своей риторикой?
Под хмурым взглядом Уварова он смолк, а потом сказал:
– Ну какого ответа ты от меня ждешь, Петр?
– Хочу узнать, что у тебя на душе.
– А ничего, – подумав недолго, пожал плечами Лермонтов. – Просто я, кажется, наконец все понял, и оттого мне сделалось совершенно грустно.
– Ты про царя?
– В том числе. Видишь же, как все получается: людям, кажется, наконец-то нравятся мои стихи и проза, но все их мнения, даже сложенные воедино – ничто, прах и пыль, в сравнении с мнением царя. Он решил сжить меня со свету, и никто, увы и ах, не пытается ему в этом помешать. Более того – никто даже не допускает мысли, что можно противиться мнению престолодержца… Так что вера царя в то, что есть два мнения – его и неверное – возникла не на пустом месте, да-с…
Лермонтов смолк ненадолго, после чего добавил тихо:
– А самое страшное, Петр, что не вижу я у такой России будущего. Только мрак и смерть, медленную, мучительную. Одного поэта уже французиком угробили, теперь второго черед…
– Но ты же живой, – пробормотал Уваров.
– Надолго ли? – горько усмехнулся Мишель. – Де Барант оказался неумехой, но где гарантия, что в следующий раз мне повезет так же? Нет, здесь мне покоя не будет…
– Но где-то ведь он есть?
– Где-то… – эхом повторил поэт. – Ты знаешь, когда я только-только узнал о своих шотландских корнях, я мечтал когда-нибудь отправиться туда, в те края, чтобы посмотреть, откуда родом мои предки. Теперь же я всерьез думаю, что, возможно, мне следовало бы уехать туда и попробовать, что называется, начать жизнь с чистого листа?..
– Возможно, эта идея действительно неплоха? – осторожно заметил Уваров.
Говорить подобное ему было непросто: стоило представить, что Мишель навсегда покинет Россию, и в душе образовывалась пустота размером с гору Казбек. Но разве не в этом заключается настоящая дружба – желать товарищу лучшей участи, несмотря на собственные интересы?
– Возможно. Да только царь никогда в жизни документы на мой выезд не подпишет – я… да все мы, по сути, его крепостные. Сбежать, подкупив капитана в порту? Но это значит лишиться чинов, званий, вообще всего, что у нас есть… и если я готов принести такую жертву, то бабушка подобного не переживет, а я слишком люблю ее, чтобы так с ней поступить. Вот и получается, что я – точно заморский цирковой зверь в клетке: моя задача – веселить публику; за любую попытку открыть ей глаза меня беспощадно наказывают кнутом. C'est la vie (такова жизнь, франц.).
Те слова надолго запомнились Уварову. Прощаясь с Мишелем на следующий день, он пообещал, что обязательно приедет навестить поэта на Кавказ.
К тому моменту, как Лермонтов прибыл в расположение русских войск, «Герой нашего времени» завладел умами тысяч людей, но до сих пор оставался не прочтен царем.
* * *
2018
Дом Жени находился неподалеку от города Эверенс и озера Лох-Несс, известного, в первую очередь, своей легендой про чудовище, обитавшее в пучине. Меня всегда веселил не столько сам миф, сколько шумиха вокруг него: многие годы туристы приезжали сюда в надежде сфотографировать пресловутого монстра и раз за разом уезжали ни с чем.
«Как будто в мире нет ничего интересней, чем выдуманный диплодок!..»
Иронично, но никого из туристов не волновал тот факт, существовало ли чудовище на самом деле – народ все равно стабильно прибывал в эти края сезон за сезоном. При этом Лермонты, чьему существованию имелось множество подтверждений, никогда не вызывали подобного ажиотажа. Монстр в озере ведь куда интересней, чем предки одного из лучших поэтов в истории России…
Когда мы прибыли к экватору нашего путешествия, на Шотландию уже опустились сумерки.
– Ни разу мы еще засветло не приезжали, – усмехнулся я, сняв шлем. – Традиция практически…
Чиж, будто не слыша меня, спрыгнул с мотоцикла и решительным шагом устремился ко входу в дом.
– Специально ей за час написал! – бросил он на ходу. – Чтоб к приезду все готово было! Сейчас поглядим…
– Готово? – переспросил я. – Ты о чем?
Но Вадим уже распахнул дверь и зычно воскликнул:
– Женя! Мы приехали! Ужин готов?
И снова я вспомнил про Фингаск, но на сей раз – о нашем приезде, когда Вадим вот точно так же вошел внутрь, удивленный тем, что нас никто не встречает. Выбравшись из седла, я неторопливо побрел к крыльцу. На ходу достав сигару, раскурил ее и затянулся.
«Покурил бы, расслабился после дороги… куда так спешить?»
Я не успел толком насладиться сигарой, а Чижики уже появились изнутри, оба – и Женя, и Вадим. Женя была в джинсах и куртке, наброшенной на плечи поверх голубого джемпера; она улыбнулась мне и сказала:
– Привет, Максим. Вы нормально добрались? А то Вадим какой-то… перевозбужденный.
– Да вроде все нормально, устали просто, – пожал плечами я. – Много сегодня в пути провели. Только до тебя две сотни километров.
– И проголодались, – с легким укором сказал Чиж.
– Да все готово, чего ты, Дим? – хмыкнула Женя. – Пойду разогрею.
– Вот, давай, – веско произнес Чиж. – Мы покурим и придем.
Женя кивнула и снова скрылась внутри.
– Суров ты, друг мой, – сказал я, шутливо прищурив глаз.
– Просто заранее ж написал, – пожал плечами Чиж. – Вот и… А…
Он махнул рукой и полез за сигаретами. Мы покурили немного в тишине: Чиж о чем-то думал, я же смотрел по сторонам. Пахло зеленеющим лугом, привычно шумел ветер, который словно строгий пастух – овец, сгонял в кучу разбежавшиеся облака.
«К полуночи они вырастут до полноценных туч, как «Доширак» в кипятке, и прольются на землю ливнем. Как и два часа назад. И до этого. И еще раньше…»
– Все же классно тут, – сказал я. – Хорошо, что ты меня сюда вытащил.
– Мне тоже все нравится, – с улыбкой ответил Чиж.
Вадим немного лукавил – учитывая, с какой неохотой он ездил по историческим местам Лермонтов – но в его словах чувствовалось облегчение и сопутствующая искренняя радость.
– Но чего-то не хватает… – пробормотал Вадим.
Сжимая сигарету в зубах, он подошел к своему «Харлею», открыл кофр и, порывшись в нем, извлек бутылку виски – ту самую, что приобрел на пароме у хитрых одесситов.
– Вот чего! – радостно воскликнул Чиж, потрясая в воздухе трофеем.
– Так ты ее на этот день берег? – ухмыльнулся я.
– Ну а как же? – хмыкнул Вадим. – Надо ж отметить встречу с сестрой!
– Ну, пойдем в дом, – сказал я.
Остаток вечера пролетел быстро: мы, голодные, очень быстро растерзали приготовленный Женей ужин, потом посидели недолго, но разговор не особенно клеился. Всему виной была наша усталость: за этот день мы проехали порядка 500 км.
– Завтра же фестиваль, Жень? – спросил я.
Еще до нашего отъезда в Шотландию Чиж рассказал мне про фестиваль Тартан Харт, который ежегодно проходил в городе Беллардум, недалеко от Жениного дома.
– Да.
– А во сколько нам туда лучше всего поехать?
– Я обычно прибываю ближе к обеду. Там с утра все начинается, но до двенадцати не протолкнуться – народ съезжается со всей Великобритании.
– Ну, значит, доверимся твоему опыту, и поедем к обеду, – сказал я. – Поедем не торопясь, полюбуемся окрестностями.
Я ушел спать первым, оставив Женю с Вадиком наедине. Быстро зафиксировав события минувшего дня в дневнике, проверил почту и обнаружил в ящике e-mail от Томаса Бивитта. Текст был следующий:
«Добрый вечер, Максим.
Это Томас. Высылаю тебе перевод поэмы Лермонтова «1831 июня 11 дня» и приглашаю вас с другом в гости. Помню, ты писал, что вы будете неподалеку от Эвернеса, это здорово, потому что я живу поблизости. Координаты – тоже во вложении.
С наилучшими пожеланиями, Т. Б.».
Ниже были скриншоты с телефона. Я забил присланные координаты в навигатор: получалось, что от Жени до дома Бивитта было всего-то 70 километров.
Не мудрствуя лукаво, я написал ответ, в котором сказал, что с радостью воспользуюсь приглашением Томаса, и попросил назвать удобное для встречи время.
«Даже если Чиж не захочет, съезжу сам», – решил я.
С переводом я решил ознакомиться на следующее утро: мозг нуждался в отдыхе, а завтра был первый день путешествия, когда у нас не было жесткого времени старта – по сути, настоящий день отдыха с фестивалем «на десерт». Вытянувшись на диване, который мне отвела Женя, я быстро уснул. Снились мне берега Шотландии и горизонт, разукрашенный багрянцем заката.
Наутро меня пробудил аромат свежесваренного кофе. Я приоткрыл один глаз и увидел, что за окном уже светло.
«Наверное, пора вставать».
Когда я привел себя в порядок и вошел на кухню, Женя уже была там.
– Доброе утро, Макс, – сказала он.
– Доброе утро! – улыбнулся я. – А Вадик где?
Храп, донесшийся из комнаты, послужил лучшим ответом на мой вопрос.
– Понятно… – пробормотал я, усаживаясь за стол.
Женя тут же подвинула мне кофе и тарелку с омлетом и спросила:
– Не хочешь пройтись? Ты ведь вроде собирался посмотреть окрестности…
– Пойдем, конечно, – кивнул я.
– Я стараюсь каждое утро проходить несколько километров, если появляется возможность, – сказала Женя. – Брожу, дышу свежим воздухом, любуюсь пейзажами… Очень вдохновляет, прочищает мозги.
– Ну, вот и посмотрим.
Я быстро доел завтрак, и мы отправились на прогулку. На улице было свежо после ночного дождя, но грунтовка успела высохнуть, и потому ботинки не утопали подошвами в грязи. Мы брели по дороге между густых кустарников с сочной зеленой листвой; ветер, словно строгий учитель – непослушную детвору, заставлял деревья махать нам вслед ветвями. Вместе с нами на прогулку отправился Женин спаниель Лэди – собака бежала чуть впереди, периодически останавливаясь, чтобы нас дождаться. А мы, конечно, не спешили: я с любопытством озирался по сторонам, а моя спутница терпеливо шла рядом.