ридется за 20 минут родить план по спасению Империи. Вдохновляет?
— 20 минут — это шикарное время, — серьезно сказал Борис, — бывало жестче.
— Урежем до 15, сами себе выпишем премию.
— Ага, а Батя потом урежет уши и выпишет по шее!
— Позитивный сценарий. Он ведь может урезать бошки и выписать талоны на кремацию…
Парни понимающе переглянулись и снова заржали.
В большинстве министерств и ведомств Империи место первого и второго зама здорово различалось по престижу и количеству бонусов и пряников, так что не было второго, который бы не мечтал подсидеть первого, и не было первых, которые бы не гнобили и не подставляли вторых просто профилактически. «Безопасники» и тут отличились: у них не было первого и второго, были зам по оперативной и зам по аналитической работе. Черт знает, как это делить, когда чуть не каждое дело под грифом «допуск А», и круг лиц, которые имеют право даже знать его кодовый номер, крайне ограничен… но звучало красиво. И разом снимало вопрос: кто главнее: Борис Викторович или Кирилл Артурович.
Сами ребята уже давно ничем не мерялись. Для тех, кто не раз прикрывал друг другу спину в бою, или в интригах, что на шесть порядков опаснее, такие фишки просто не имеют ни веса, ни смысла.
Оля смотрела на него, он смотрел на нее, кнопка безжалостно впилась в в руку, и, скорее, всего, на этой белоснежной простыни все же будет кровавое пятно, вот только не там, где нужно. Ее разум оставался ясен, а тяжесть в затылке и гул в ушах можно было списать на волнение, переутомление, лекарства — что угодно.
— Вы что-то хотели, Ваше Императорское Величество? — тихо спросила она. Голос, против воли, прозвучал насмешливо.
— Ты хочешь этого! Должна хотеть, — ящер не верил происходящему и был почти растерян, — Все хотели!
— Никто не хотел, — так же тихо возразила Оля, — мы, люди, странные существа. Мы любим жизнь. И мы не хотим умирать. Тем более, если это — так рано.
— Ты родишь мне наследника и станешь императрицей.
— И что, у меня будет красивый памятник? Можно — с фонтаном? Возможно вы, мой господин, когда-нибудь, сидя в тени, под шелест струй вспомните меня… — почти пропела Оля.
— Ненавижу воду! — брезгливо содрогнулся Ящер, — смотри на меня, девушка, смотри…
— Смотрю, — покорно кивнула Оля. Сопротивляться ментальной атаке становилось все труднее. Она против воли шевельнула ноздрями, поймав запах, который раньше казался ей таким чужим и странным. В нем прорезались знакомые нотки. Сухое тепло. Ласка. Дом. Гнездо… Плотная кожа серого цвета звала прикоснуться.
— Ну, — гортанно позвал ящер.
Оля сжала кнопку изо всех сил. Но наваждение никуда не делось, наоборот, оно словно питалось болью, усиливалось ею. И он… Он вдруг заводил ноздрями и резким движением отбросил подушку.
— Кровь?! Черт. Глупая самка… Я так хорошо себя контролировал. Теперь все будет больно. Ты говоришь, что хочешь жить?
Оля машинально кивнула. В глазах хвостатого разгоралось что-то не совсем понятное, но, явно, опасное.
— Тогда не сопротивляйся. И не пищи, поняла? Если мне хотя бы на миг покажется, что ты хочешь бежать, я тебя порву.
— Конфетно-букетный период закончился, — кивнула Оля и пожала плечами, — все мужики одинаковы и хвост тут ничего не меняет…
Девушка подалась назад, словно приглашая его с собой, и потянулась рукой к застежке блузы на горле. Та послушно расстегнулась. Ящер наклонился вперед с тихим рыком.
…Не бежать. Не ползти, никакой паники, иначе у него включится инстинкт преследования. Он же просто зверь, хоть и разумный. Этому разуму всего несколько столетий. Мутированный рептильный мозг. Да, они быстро считают и круто вяжут логические цепочки, они могут решать в уме фрактальные уравнения, возможно, они могут понять и разложить по полочкам даже теорию хаоса, но они никогда не поймут простой вещи — от опасности не всегда бегут. Иногда ей идут навстречу. Если очень страшно. Особенно — если очень страшно.
Он этого предвидеть не мог — есть вещи, непостижимые для рептильного мозга, даже мутированного.
Оля подалась вперед, одновременно разрывая цепочку украшений на горле… Одно из креплений в ней было сделано «на соплях» и Мещерская все время боялась, что цепочка порвется сама. Не порвалась. И сейчас она сжимала в руке кулон, самый обычный, может быть немного крупноватый дамский кулон — но ей всегда нравились крупные, доминирующие украшения.
Ни в чем не сомневаться!
Мещерская, борясь с головокружением и неуместными приступами вожделения к этой зеленой ящерице, которые накатывали как волны, скользнула рукой ему за спину. Почувствовала, как что-то здоровое и очень твердое уперлось в живот, закусила губу, борясь не со страхом, а с совершенно другим чувством: чужим, навязанным ментальной маской — и двумя пальцами, большим и указательным сжала кулон, стараясь держать его так, чтобы случайно не брызнуть на себя.
Ящер содрогнулся, едва не сломав ей позвоночник, и взревел так, что если бы это был крик страсти — Оля гордилась бы всю оставшуюся жизнь.
Он стремительно развернулся, пытаясь сообразить, кто мог напасть на него сзади, ведь в комнате не было никого, кроме Императора и очередной сломанной самки. В ту же секунду Оля скатилась с кровати и так же, кувырком, оказалась у двери. То, что бежать нельзя, она помнила крепко, ну а про «катиться» никто не говорил. Оказавшись в коридоре, она потеряла зря драгоценную секунду, пытаясь закрыть дверь — но эта дверь просто не закрывалась. А ящер уже сообразил, кто на него напал, и только дикая боль от ожога не дала ему немедленно догнать самку и свернуть ей шею.
Оля бросилась по коридору к медблоку, сжимая в руке кулон — свое единственное оружие, которое обошлось ей в целое состояние.
Здесь ей все было знакомо, пусть не досконально, как тем, кто тут работал, но достаточно хорошо, чтобы не заблудиться в паутине одинаковых коридоров. Мещерская догадывалась, что сейчас ее «ведут», по крайней мере, пять камер, несколько секунд — и автоматика заблокирует сектор, поэтому нужно было очень четко действовать и не ошибиться даже в мелочи. Очередная дверь без замка отпиралась вовнутрь, а не наружу — Оля помнила это, и, в этот раз, не потеряв ни мгновения, нырнула в блок, где стояли несколько регенераторов. Большинство из них подмигивало одним зеленым огоньком: пуст, заряжен, к работе готов. Один светился ровным желтым: перезаряжался. Она не сразу заметила в темноте большую фигуру, а, заметив, неловко замерла в позе растерянного суслика. Фигура была в камуфляжных штанах, босой и в наброшенной наспех, едва на половину застегнутой куртке.
Но ее заставило замереть не это: навидалась Мещерская за этот вечер и более впечатляющей обнаженки. Просто довольно трудно продолжать совершать побег, как ни в чем не бывало, когда в тебя целятся из девятого калибра.
Впрочем, ствол почти сразу опустился.
— Оля!
— Ты меня опять напугал! — шепотом крикнула она.
— Подожди, — Артур щелкнул предохранителем и привычным движением даже не сунул, а уронил оружие в кобуру, выдернул из кармана наладонник и быстро, вслепую, настучал короткую комбинацию, — Это их немного задержит, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд девушки, — Постой, так я один сегодня тебя пугаю?
— Это было бы круто, — хихикнула она, — только у меня на хвосте еще один… с хвостом.
— Что ты с ним сделала?
— Вогнала под шкуру четыре грамма жидкого азота, — честно призналась Мещерская.
— Мало!
— Ну, извини, сколько успела. Кто же знал, что эта зараза так быстро двигается.
— У него низкий болевой порог.
— Как это может быть? Он же — рептилия? — озадачилась Оля.
— А неизвестно. Он у нас вообще полон загадок… Так и тянется рука разобрать на запчасти и исследовать каждую отдельно. Послушай, это единственное, что тебя сейчас волнует?
— Как твое здоровье, — мгновенно сориентировалась Оля, сообразив, что раз Артур здесь, значит, были травмы — и серьезные.
— Мещерская, — Артур качнул головой, — я с тобой с ума сойду. Спасибо, терпимо. Нужен был четырехчасовой цикл, но Гелена зарядила на три, я ее попросил. Надеялся успеть тебя вытащить.
— Поэтому тут так пусто и тихо, — сообразила Оля.
— Не обольщайся, сейчас тут будет хренова туча народу, и все нам будут рады. Надо отходить.
— Пока насмерть не зацеловали, — кивнула Оля, — если ты ищешь ботинки, то они за спиной, — и, опередив его, метнулась и подхватила тяжеленные берцы сама, — я понесу. Тебе могут понадобиться свободные руки.
— Мещерская, я в тебя влюблен! — сообщил министр безопасности.
— Ты говорил, — кивнула Оля, — это взаимно. К сожалению.
— Почему, к сожалению? — удивился Артур, — я вдовец.
— Потому что сейчас тут будет туча народу, — пояснила Оля, глядя ему в лицо без малейшего смущения и страха, видимо, на адреналине такие вещи и говорились и делались с легкостью неописуемой, — времени нет.
Она отступила к дверям, прикидывая, куда бежать, и — чуть не споткнулась.
…На его лице разгоралась та самая шальная улыбка, от которой у нее до сих пор перехватывало дыхание — стоило лишь вспомнить.
Кир, уже переодетый в стандартную полевую форму альбатросов, со свежепрооперированным плечом, стремительно сбежал с крыльца и подошел к двоим гражданским, стоявшим у края вертолетной площадки. Они были явно, озадаченны. Все же не каждый день их именем Империи вытаскивают из постелей и везут на совершенно секретную базу, про которую им, по-хорошему, и знать-то нельзя. Тот, что постарше, был спокоен. Или просто хорошо держал себя в руках. Киру он сразу понравился какой-то основательностью и в позе, и в развороте плеч и во взгляде — прямом, но без вызова. Второй явно нервничал и даже злился, но тоже окорачивал себя. Увидев Кира, он здорово удивился, видно, ждал кого-то другого.
— Добрый вечер, мужики, — Кир протянул руку сначала старшему, — Кирилл Маркович, зам по аналитической работе министерства безопасности Империи.