– Хочешь, я от вашего имени выступлю? – съехидничал Кузнецов.
– Без тебя обойдёмся! – сразу бросилась в бой девочка. – Понимаете, нас в классе «четвёркой» зовут. И нам это нравится! Дело не в том, что мы в кино ходим, уроки учим, даже бегаем на короткие дистанции всегда вместе.
– Настолько вместе, что даже на дорожках бегут рядом друг с дружкой и стараются прибежать одновременно, – рассмеялась Инна Иннокентьевна. – Самое забавное – им это удаётся!
– Нам всё всегда удается! – невозмутимо сказала Таня. – Ещё мы стараемся всё самое интересное, что происходит вокруг нас, в класс приносить: книги новые, на выставки интересные всех зовём, на спектакли. Хотим, чтобы ребята в классе по-настоящему сдружились, а не только голосовали за это.
– Оригинальничаете вы и больше ничего, – бросила ей девочка с красивым, кукольно-холодным лицом.
– А тебя, Ира Малинина, ничем не удивишь и не обрадуешь.
– Дадим ей слово, пусть выскажется, – предложила Инна Иннокентьевна.
– И выскажусь. Враньё всё это! Никакие мы не дружные, – небрежно бросила она.
– Например? – спросил Гвоздиков.
– Сижу я себе на перемене, никому не мешаю, никого не трогаю. Настроение у меня плохое. А мальчишки натащат на перемене снежков и лупят по доске, а потом рожи корчат, клоунов из себя изображают.
– Ира, – Гвоздиков лукаво посмотрел на неё, – а может, именно в этом особое проявление дружелюбия именно к тебе?
– Ну, тогда я не знаю…
– А я знаю! Более того, я уверен, ребята пытаются развеселить именно тебя! Поднять настроение такой красавице – одно удовольствие! А уж заслужить её благосклонный взгляд… Ведь это здорово, что сильной половине класса не безразлично твоё настроение.
– Наверное… – растерянно промямлила Ира и покраснела от удовольствия. – Я об этом как-то не подумала.
– Я ещё скажу? – решительно поднялась Лена. – Думаю, что своему классу я не очень-то и нужна. Сама в этом виновата. Что я знаю о классе? После уро- ков – бегом из школы. У меня свои дела, своя жизнь. А вот Таня, Марина, Светка живут классом. А во мне этого, к сожалению, нет. Нет! – закончила она.
– Но ты хотела бы жить жизнью своего класса? – негромко спросил Максим.
– Хотела бы. Я люблю свой класс. И все мы его любим! Это же наша лучшая часть жизни! И такой уже никогда не будет, – Лена присела.
– Точно, – грустно улыбнулся Гвоздиков. – Такой жизни, ребята, у вас уже никогда и нигде не будет. Я сам это, увы, поздновато понял. Но, честное слово, сделать свою жизнь осмысленной, живой, яркой, не расчерченной на клетки и параграфы, пока ещё в ваших силах.
Уже в пустой учительской он сокрушённо посмотрел на свой ни разу не включённый магнитофон.
– Вы заметили, какими глазами посмотрели они на листочек с этими обязательствами, когда вы его возвращали? – обратилась к нему Инна Иннокентьевна.
– Заметил.
– Спасибо вам.
– За что?
– За встречу. Такой интересный и полезный разговор состоялся у ребят впервые в их школьной жизни. Я сегодня многое открыла и в них, и в себе тоже. Не поверите, раньше на собраниях в классе солировал один Кузнецов. А сегодня от души высказывались те, кто, я уверена, не собирался высовываться до самого выпускного класса. Думаю, у вас должна получиться острая, зажигательная передача.
– С передачей полный облом, вздохнул он. – Нагорит мне. Могут с практики выгнать. Но, вы правы, разговор у нас получился что надо.
С практики Максима не выгнали, правда, всыпали по первое число. Зато по горячим следам он сочинил рассказ. И его даже обещали опубликовать в журнале «Школьные годы чудесные».
Вы не могли бы сходить со мной в кино
День у начинающего молодого писателя Максима Гвоздикова начался с неожиданного звонка.
– Сны разглядываешь, – заговорила трубка весёлым тенорком заведующего отделом прозы журнала «Школьные годы чудесные», – а в это время ребятишки в Забайкальск – Петровском ждут не дождутся встречи с популярнейшим автором современности, публикации которого подняли престиж нашего издания на недосягаемую высоту.
– Кончай прикалываться. Дело говори.
– Что ж, как поётся в одной боевой песне: «Первым делом, первым делом самолёты…» Так что дуй в редакцию, получай билеты, командировочные и от винта!
Ранним утром следующего дня Максим приземлился в аэропорту, со всех сторон окружённом фиолетового цвета сопками, сплошь усеянными сиреневым багульником.
В вестибюле детской библиотеки его встретила заведующая и тут же взяла московского гостя в оборот. В её кабинете кипел чайник, на столе громоздилась сдоба на любой вкус. Но автор был непреклонен. Его ждали три десятка ребятишек. Какие тут плюшки? Заведующая благосклонно отнеслась к такому порыву, провела в актовый зал и попыталась начать рассказ о приезжем властителе детских дум, но Гвоздиков деликатно остановил её.
– Во-первых, не такой уж я властитель, а во-вторых, ребята моей первой только что вышедшей книжечки ещё и в глаза-то не видели. Тиражи у детских изданий нынче крошечные. На весь ваш край только в центральной библиотеке одна книжка имеется, которую я выслал. И та вряд ли зачитана до дыр.
– А наш любимый журнал «Школьные годы чудесные» с вашим рассказом? Он перед вами на стенде стоит.
– Это другое дело. Вот мы и начнём разговор с простого вопроса, – Максим взял разноцветную журнальную книжечку и поднял её над головой. – Кто из вас прочитал мой рассказ?
Вверх взметнулось намного больше рук, чем начинающий писатель ожидал.
– Лихо! В Санкт-Петербурге или Москве процент любопытствующих читателей намного меньше.
– Естественно, – улыбнулась заведующая. – Школьники обеих столиц закормлены литературными новинками. Мы же довольствуемся теми крохами, которые нам перепадают. Тем и сыты бываем. Этот журнал для нас – свет в окошке. Правда, ребята?
Детвора утвердительно загомонила в ответ.
– Тогда обсудим для начала, чем вам понравился герой моего рассказа? – Гвоздиков ласково погладил глянцевую обложку журнала.
В первом ряду синеглазая девчушка робко потянула верх руку…
И пошло-поехало. Максим ежедневно выступал в школах, лицеях, библиотеках. Вскоре у него появилось ощущение, будто он никогда не покидал так понравившиеся ему заповедные края.
На очередное, последнее в этой поездке, выступление Гвоздиков приехал в детский дом. С волнением он ждал эту, как ему думалось, самую серьёзную и трудную во всех отношениях встречу. Его рассказы в основном были посвящены проблеме «отцов и детей», на которую здесь наверняка было наложено табу. Поэтому, когда в комнату ввалилась весёлая, разноголосо гомонящая орава, Максим, недолго думая, спросил:
– Ребята, как вы полагаете, сколько дней в году на небосклоне вашего города светит солнце?
Возникла недолгая пауза и понеслось. Сгоряча выкрикивалась цифры, значительно превышающие количество дней в календарном году.
– Вы почти угадали! – Гвоздиков перекрыл этот птичий базар. – Возьмём за основу из сказанного вами, скажем, триста тридцать три дня! Какой край ещё может похвастать таким обилием света?
– Африка!
– Может быть. Но Корней Иванович Чуковский не советовал детям в Африке гулять. А поближе… – и тут он запнулся. – Ну да… вы, ребята, этого поближе уже не застали.
– А вы застали? Расскажите?
– Не знаю, проходят ли сейчас в школе то, о чём я хочу рассказать…
Ладно, послушайте. Была когда-то великая и могучая страна. Союз Советских Социалистических республик. Он, как следует из названия, состоял из пятнадцати братских, подчёркиваю, братских республик. Одна из них называлась Узбекистан. И в её столице – городе Ташкенте я родился. Там проживали люди практически всех национальностей. И солнца, а оно там, как огромный оранжевый апельсин, хватало на всех. Обилие солнечных дней в Забайкальском крае и роднит его с городом моего детства. Знаете, что по этому поводу говорил французский поэт Эдмон Ростан: «Дорогу, дорогу гасконцам, мы юга родного сыны, мы все под полуденным солнцем и с солнцем в крови рождены!» Здорово, ребята, родиться «с солнцем в крови» и щедро раздавать любому по искорке от этого пылающего апельсина. Впрочем, для более наглядного представления о моём детстве, я вам лучше перескажу небольшой отрывок из моей новой книжки. Представьте себе, ребята, огромный двор с чугунным водопроводным краном, размером с небольшого мамонтёнка, в самом его центре. Сейчас такие монстры уже повывелись. С раннего утра и до поздней ночи вокруг него не умолкал разноголосый женский хор, сопровождаемый трубным звуком мощной водяной струи. Это был своеобразный дамский клуб по интересам, куда нас, детвору, допускали только в том случае, когда нашим мамам нужно было натаскать воды для стирки белья, мытья полов, полива небольших садиков – огородиков. Территория двора со всех сторон была густо облеплена домиками с обязательными палисадниками при них. Лица соседей: дяди Жоры, дяди Володи, дяди Яши, дяди Рустама помнятся смутно. А вот, кто каким ремеслом владел – могу перечислить безошибочно. Высоченный, с усами-пиками, дядя Рустам, «случайно» отвернувшись, частенько давал нам шанс задарма прошмыгнуть в калитку летнего кинотеатра. Он там служил билетёром. Даже на французских «Трёх мушкетёров», на которых практически было невозможно попасть. Во всех кинотеатрах города, сейчас в это трудно поверить, фильм шёл три месяца подряд. С каким уважением, достоинством, сердечностью встречал он каждого зрителя, прижав руку к сердцу, произнося по-узбекски: «Салям алейкум…», а потом по-русски: «Здрасьте…»
И расцветали людские улыбки в ответ.
Какой восторг был написан на лицах молодых людей, одетых в рубашки немыслимых расцветок, когда в новых шикарных брюках – дудочках они выходили от портного дяди Яши, известного своим мастерством далеко за пределами нашего двора. Это он, согнувшись в три погибели, целыми днями зауживал на швейной машинке для стиляг всего района эти самые дудочки с шириной брючины в четырнадцать сантиметров внизу. Без мыла их надеть было невозможно.