Лёнька тотчас открывает глаза.
– В самом деле. Почему же от папки так долго нет писем?
Мама ласково берёт его за плечи и прижимает к себе.
– Милый ты мой. Он обязательно напишет. Потерпи чуток. – Голос у мамы ласковый, но в нём проскальзывают непривычно жалобные нотки. Но длится это недолго. Нотки приобретают металлический оттенок. – Мы же вчера с тобой на эту тему беседовали, и позавчера тоже…
– Мы ещё толком ни разу не беседовали, – губы сына сжимаются в упрямую полоску. – О чём угодно говорим, только не об этом.
Она знает эту манеру. Если сейчас продолжить разговор, он замкнётся и замолчит. А заставить его в этой ситуации сказать хоть одно словечко под силу только отцу. Поэтому она тихо, но твёрдо произносит:
– Леонид, ты уже взрослый человек, пятиклассник, а ведёшь себя…
– А ты как ведёшь себя? – перебивает он.
– Как ты со мной разговариваешь?! Я тебе сто раз объясняла, что у папы ответственное задание, он далеко, письма идут долго. Потерпи немного. Не сегодня, так завтра папа нам напишет.
– У папы не первое ответственное задание. Но ты-то раньше никогда так не плакала, как сейчас. Кому тогда ты вчера писала письмо?
– Письмо? Что ты, Лёнька… – краснеет она. – Я никому ничего не писала. Ты же видел у меня на столе тетради, я их проверяла.
– Тетради… Ты думаешь, мне ребята из твоего класса не рассказывают по секрету, какая ты к ним грустная на уроки приходишь? Будто потеряла что-то. Даже учителя с тобой, как с больной, разговаривают.
– Вот что, сынок! – голос мамы звучит необычно сухо и жёстко. – Поговорим лучше о твоих делах. Когда-то я согласилась с папой: родная мать не должна быть классным руководителем сына. До сей поры всё шло хорошо. Твоей свободы я не стесняла. Но как ты пользуешься этой свободой сейчас? Тебя совсем не интересуют заботы твоего пятого «А». Любимые тренировки по хоккею заброшены. В прошлое воскресенье сбежал из театра чуть ли не со спектакля. А в классном журнале? Еле живые троечки по многим предметам! Ты меня слышишь, Лёнька?
– Слышу, – покорно отвечает он.
Она начинает убеждать его в том, что они всегда с полуслова понимали друг друга, что они на сон грядущий сядут и поговорят по душам, а выходные посвятят друг другу. Начнут с субботнего похода в кино… и умолкает. Сын её не слышит. А большего она пока сказать не может.
– Всё. Умывайся, одевайся – и за стол. Не хватало ещё, чтобы я опоздала на урок.
Улица их встречает обжигающей позёмкой. Ветер больно хлещет по лицу. Лёнька прикрывается ладонями. Щурясь в маленькую щель между пальцами, он видит привычную картину: дорога, деревья, крыши, трубы. Всё это до зеркального ледяного блеска отполировано ветрами, которые старый друг их семьи, дядя Космач, насмешливо называет «виртуозами Камчатки»! И то, что он прав, можно убедиться прямо сейчас.
Вот порыв ветра касается смычком печных труб. И трубы отзываются звуками скрипки настолько высокими, что по сердцу пробегает холодок, а во рту, словно мятная карамелька появляется. Другой порыв ветра смычком касается крыш. Музыка становится гуще, торжественнее. Карамелька тает, и во рту становится сухо-сухо. Лёнька судорожно сглатывает. А ветер упруго перебирает ветви деревьев и падающими льдинками дробно разлетаются во все стороны переливы арфы. Смычок скользит по дороге, и та отвечает мяукающими звуками виолончели.
– Лёнька! – Мама хватает его за руку и разворачивает его к себе. – Ты выбрал не лучший способ для закаливания. Повернись-ка к этому сумасшедшему урагану спиной.
Сын улыбается смёрзшимися губами, приподнимается на цыпочки и кричит ей в ухо:
– Ты послушай, как всё распелось сегодня!
Мама с трудом улыбается в ответ.
– О песнях ничего сказать не могу. А вот ветерок-то сегодня разгулялся, как Соловей-разбойник, спорить не буду.
– Соловей-разбойник?! – Лёнька подставляет лицо встречному ветру.
А тот свистит, воет, хохочет, рычит, сбивает с ног.
И Лёньке начинает казаться, что между деревьями, помаргивая жёлтыми подслеповатыми глазищами, появляется скалящаяся физиономия самого настоящего Соловья-разбойника. Он хватает маму за руку.
– Вижу. – Мама прижимает его к себе. – Пожалуй, автобус не остановится. Не притормозить ему на таком гололёде.
Но машина, к их удивлению, со скрипом тормозит, и для них находится местечко. Сразу становится жарко. Лёнька с надеждой поглядывает на маму: может, разрешит снять шапку. Но та уже о чём-то беседует с двумя морскими офицерами. Они были на дне рождения у папки. Немудрено, что Лёнька их запомнил. Это был единственный день рождения, который папке удалось провести дома. Он очень хотел, чтобы они отпраздновали его втроём, но мама возразила. Космач с Аней придут, подругам из школы не раз было обещано.
И точно. Народу привалило… С трудом всех разместили за столом. Весёлые военные лётчики, бородатые геологи, учителя и даже московский бард с гитарой заглянул на огонёк. Лётчики его с собой привели. Он весь вечер пел удивительные песни. Лёньке особенно запомнилась одна. Про капитана ВВС Донцова. Папа с однополчанами всё время просил её повторить. Когда бард ушёл, то оставил в подарок кассету с этой и многими другими песнями. Лёнька позже узнал, что у них в гостях был Юрий Визбор. Папка всегда слушал именно её, когда у него выпадала свободная минута. Но стоило зазвучать песне о капитане Донцове, мама почему-то сразу выходила из комнаты.
Дядя Космач принёс медвежью шкуру. И, хотя Лёнька старательно отводил от неё восторженный взгляд, папка сразу отнёс шкуру в его комнату. Лёнька завизжал от радости. Потом ему стало стыдно, он начал мямлить, что не хотел отбирать такой подарок. Но папка пресёк его нытьё. Не о чем тут разговаривать! А дядя Космач поклялся бородой, что для лучшего друга скоро раздобудет точно такую, один в один! И, вполне возможно, не без Лёнькиной помощи!
А какие кораллы преподнесли! На них Лёнька мог смотреть часами. Ранним утром они пепельно-серые. На солнце они светятся нежно-розовым цветом. Вечером мерцают зеленоватым блеском далёких звезд. А когда перед сном гасят свет – стынут зимним молчаливым лесом.
– Приехали! – мама прерывает приятные воспоминания сына лёгоньким толчком в спину.
Лёнька шагает из тёплого автобуса, и ледяное крошево охватывает их со всех сторон.
На пороге класса он натыкается на Серёжку и неловко опускает глаза. Можно сделать вид, что ничего особенного не случилось. И пройти мимо. Но они – закадычные друзья, хоккеисты, а он пропускает тренировки.
Лёнька начинает бормотать: дескать, виноват, понимает, что команда класса терпит второе поражение на первенстве школы из-за его никудышной игры.
И тут же рядом, как чёртик из табакерки, возникает Ирка. Её лицо, с которого веснушки не сходят даже зимой, пылает от негодования.
– Явился – не запылился, «звезда» школьного хоккея! В понедельник, между прочим, игра с 5 «Б»! Тебе ли зазнаваться, Строков? В классе покруче тебя хоккеисты имеются, а тренировок не пропускают.
– Отвянь, староста, – как от надоедливой мухи отмахивается от неё Лёнька. – Не зазнался я, успокойся. Больше пропусков тренировок не будет.
– Ах, вот как! Он нам одолжение делает! – Ирка упорно не даёт ему войти в класс.
– Пропусти меня, а? – примирительно тянет Лёнька. – Урок скоро начнётся.
– Начнётся – пропущу, – наседает Ира. – Почему вчера на сбор не остался? Почему не пошёл с нами к больному Евсееву? Он же наш товарищ. Почему срываешь занятия географического кружка?
Вопросов много, и Лёнька не знает, как на них отвечать. Но тут на его счастье раздаётся звонок.
– Ладно, – цедит Ирка сквозь зубы, – вопрос о твоём недостойном поведении мы разберём после уроков на собрании всего класса.
– Что?! – Лёнька приподнимается на носки. – Это я веду себя недостойно?
– Ты! – сурово отрезает она.
– Не тебе говорить, не мне слушать! Как домашнее задание по алгебре сдуть – первая за моей тетрадкой в очередь становишься.
– Это не по-мужски, Строков! – пренебрежительно фыркает Ирка.
– А кто для тебя доклад о культуре населения коренных народностей Камчатки полночи сочинял? – язвительно тычет в неё пальцем Лёнька.
– Спасибо тебе за это! И запомни. Отрыв от коллектива даже для великих учёных плохо заканчивается. Примеры известны.
Их начинают окружать любопытствующие, но до перечисления примеров дело не доходит. В классе появляется Екатерина Игоревна с тетрадями в руках.
Все мигом бросаются по местам.
Контрольная!
Однако вскоре от Ирки на соседнюю парту перелетает записочка. Убедившись в том, что адресат получил послание, она принимается строчить дальше.
Лёнька ничего этого не видит. Ему стыдно перед Серёжей. Друг-то у него что надо. Недавно переехал в Петропавловск из Краснодара, а держит себя как настоящий камчадал. Не прячет носа, когда весь класс в сильные морозы на уроках физкультуры встаёт на лыжи или коньки. Ходит по воскресеньям на подлёдную рыбалку. А там не каждый взрослый высидит. Быстро научился играть в хоккей и даже стал капитаном классной сборной.
Иркина настырность понятна, ведь Лёнька портит ей отчёты по показателям почти всей жизни класса.
Но разве он, Лёнька, виноват в том, что всё свободное время старается проводить дома. Ему кажется: пока он играет в хоккей, сидит в кино или просто гуляет с ребятами, домой может приехать папка. Бывали случаи, когда тот заезжал всего на пару часов, а его дома не было. Как объяснить всё это ребятам, он не знает. У многих ребят отцы летают, ходят в море, в геологические партии, но они дома сиднем не сидят.
Лёнька судорожно вздыхает.
– Что с тобой? – Екатерина Игоревна кладёт ему руку на плечо. – Урок заканчивается, а ты ещё ни одного примера не решил…
– Примера… – Лёнька непонимающе смотрит на учительницу. – А, примеры… Я сейчас… Я думаю.
– Ну, думай-думай…
Лёнька стремительно переводит взгляд на доску и начинает записывать. Дежурный буквально вытягивает тетрадь из-под руки.