— Будет исполнено, мой командир! — с радостью взял под козырек и щелкнул каблуками лейтенант де Панж.
Генеральная инспекция прибыла точно в назначенный день. И сразу же приступила к работе.
Летчики превзошли самих себя. Они демонстрировали высший класс пилотажа, отличную стрельбу, великолепные посадки. А когда дело дошло до парных воздушных боев, проявили такую виртуозность, такое бесстрашие, что инспектирующие не на шутку встревожились за безопасность «сражающихся». Окончательно доконал их Марки, пройдя бреющим на спине. Его «як» звенел от напряжения, вызванного максимальными оборотами двигателя.
— Остановите полеты! — приказал Пети. — Что толку, если они поубиваются!
А в акте о результатах инспекции он записал: «Для участия в боях полк годится, к отправке на фронт готов».
За обедом гвоздем программы был салат со сметаной. Де Панжа так хорошо приняли колхозницы, что он готов был летать за салатом каждый день.
— Может, не только за салатом? — тоном истинного парижского зубоскала спросил Альбер.
— Представь себе, Марсель, ты прав. Случилась там у меня совершенно неожиданная встреча.
— Ну вот, так бы сразу и начинал. Очень красива она, твоя встреча?
— Да как тебе сказать, красивая — не то слово, необычная.
— Да в конце концов говори толком, с кем ты там познакомился, — не выдержал Жозеф Риссо.
— С председателем колхоза.
— Чем удивил тебя.
— Это — женщина.
— Наверное, покорила красотой?
— Без руки она.
— Бывает, — задумчиво произнес Жозеф.
— Фронтовичка. Водителем была. Боеприпасы возила.
— А награды имеет? — спросил Марсель.
— Орден Красного Знамени!
Вокруг де Панжа столпились летчики.
— Как ее зовут?
— Мария. По фамилии не представилась.
— А где руку потеряла?
— Ее грузовик подорвался на мине.
— Ну, и как руководит колхозом?
— Сдает государству продукции больше, чем до войны, когда в селе было много мужчин.
— Сколько сейчас их осталось?
— Один. Старик конюх.
— Кто же работает в поле, на фермах?
— Женщины, дети. Я видел их: бедно одетые, худые, бледные, а в глазах — решимость стоять до конца.
— У них есть какая-то техника?
— Несколько кляч, пара захудалых быков.
— Чем же пашут, сеют, жнут?
— Сами впрягаются в плуги, сеялки, косилки.
— Вот это народ! — восхищаясь, воскликнул Пуйяд. — И его хотел победить Гитлер!.. Обязательно, если здесь задержимся, посетим этот колхоз, познакомимся с председателем Марией, с ее тружениками. Это еще больше укрепит наше мужество и стойкость…
К сожалению, времени для задуманной встречи не нашлось.
Не успела инспекция убыть, как поступило распоряжение готовиться к отправке на фронт. Начались форсированные сборы.
Приказом были закреплены уже оформившиеся и слетавшиеся эскадрильи. 1-ю — «Руан» — возглавил лейтенант Марсель Альбер; 2-ю — «Гавр» — лейтенант Ив Мурье; 3-ю — «Шербур» — лейтенант Марсель Лефевр; 4-ю — «Кан» — капитан Рене Шалль. Капитан Луи Дельфино и капитан Пьер Матрас были назначены заместителями командира полка.
И вот последнее построение. 50 летчиков и 350 механиков.
— Мы отправляемся на фронт! — зычным голосом объявляет подполковник Пуйяд. — Сюда вливаемся в состав триста третьей истребительной авиационной дивизии. В десять ноль-ноль с интервалом в пятнадцать минут поэскадрильно вылетаем на аэродром Дубровка. Напоминаю о бдительности: в прифронтовой полосе не исключена встреча с вражескими самолетами. Пушки и пулеметы с предохранителей снять, быть готовыми к бою!
Пьер Пуйяд в последний раз окинул взглядом строй, окрестности аэродрома. И тут увидел девушку в голубом цветастом платке с развевающимися на ветру черными волосами, бегущую через летное поле.
— Лейтенант Лоран! Выйти из строя для прощания с Ритой. Остальным — по самолетам! — скомандовал он.
До свидания, сердечные туляки и тулячки! До свидания, тульские самовары и самопалы!
«Нормандия» улетает на фронт.
Вторая кампания
Дубровка. Деревушка из двух десятков хатенок, покрытых почерневшей, замшелой соломой, расположенная километрах в пяти — десяти от Смоленска, на берегу Малой Березины, широко известной со времен Отечественной войны 1812 года. Ей суждено стать начальным пунктом второй тяжелой и героической кампании полка французских летчиков «Нормандия».
Линия фронта пролегала невдалеке. Сюда доносились раскаты артиллерийской канонады, ночью видны были огненные сполохи взрывов.
Начиналось четвертое военное лето.
Зимой и весной 1944 года немецко-фашистские полчища были отброшены далеко на запад. Красная Армия оказалась в стратегически выгодном положении, владела инициативой в ведении боевых действий, готовилась к новым сокрушительным ударам.
Грандиозные события намечались на территории Белоруссии. Крупная вражеская группировка, оборонявшаяся здесь, была глубоко «подрезана» советскими войсками с юга.
Ставка Верховного Главнокомандования сосредоточила войска на западном направлении. Это диктовалось необходимостью наиболее коротким путем выйти на жизненно важные для гитлеровского рейха рубежи.
Первым прилетел в Дубровку командир «Нормандии» подполковник Пьер Пуйяд. Он хотел лично удостовериться в пригодности аэродрома — большого равнинного поля, окруженного островками мелких, неказистых рощиц.
Удостоверившись, что садиться и взлетать можно, Пуйяд дал радиокоманду на перелет полка, совершившего промежуточную посадку по пути к месту основного базирования.
Времени для раскачки и привыкания к местным условиям не оставалось. Уже на следующее утро все самолеты, за исключением дежурной эскадрильи капитана Шалля, отправились на обследование участка фронта, отведенного «Нормандии».
Только утих гул улетевших самолетов, высоко в небе раздался прерывистый вой стаи «юнкерсов».
Капитана Шалля подстегнула неутоленная жажда боя, давно иссушавшая его душу. Влекомый яростью и стремлением открыть счет своим победам, он в сопровождении Пинона и Перрена — совсем юных пилотов, прибывших в марте, — рванулся в небо. Но крестоносные Ю-88, круто изменив курс, вернулись обратно, за линию фронта. Преследовать их — означало нарушить обязанности дежурного. Шалль только зубами скрежетал.
Сели ни с чем. Однако в маршевом журнале появилась запись о первом боевом вылете звена.
Дни стояли солнечные, относительно спокойные. Чувствовалось, что противоборствующие стороны, затаясь, готовятся к решительному сражению. В воздухе лишь изредка появлялись разведчики противника, всячески уклоняющиеся от боя. Они исчезали моментально, как только замечали надвигающуюся угрозу.
Боевые дежурства длились с трех часов утра до десяти вечера. Экипажи изнывали в кабинах в ожидании сигнала на взлет. И когда он поступал, все приходило в движение. «Нормандцы» дорожили каждой секундой, чтобы настичь и сразить врага.
Гитлеровцы, избегавшие встреч с «яками», избрали тактику ухода под защиту своих средств ПВО. У линии фронта они, как бы пикируя, снижались, а преследователи натыкались на стену вражеского зенитного огня. Правда, фашистам снизиться к своим, минуя наши позиции на малой высоте, удавалось не всегда. А как только черные кресты проносились над нашим передним краем, по ним открывали ураганный огонь наши зенитчики и пехотинцы. Таким образом было сбито несколько «юнкерсов». Советские воины с благодарностью вспоминали французов за самоотверженное участие в «охоте» и мысленно делили с ними победы пополам.
Наши войска, продвигаясь на запад, вышли к Неману. И название этой реки отныне не сходило с уст «нормандцев»: главной их задачей в составе 303-й авиадивизии стало прикрытие частей и соединений, форсирующих водную преграду. А проходило оно трудно, с упорными боями на земле и в воздухе.
Здесь первым испытал на себе ярость сопротивления врага герой орловского неба Риссо. Он столкнулся с парой «мессеров», на расстоянии 100–150 метров выпустил по одному солидную серию снарядов. Будучи уверенным, что с гитлеровцем покончено, Жозеф стрелой понесся настигать другого. Случайно оглянулся — в ужасе увидел: не получивший даже царапины противник начинает преследовать его. Мгновенный переворот через крыло — и выход лоб в лоб на встречный курс. Кто свернет? У кого нервы слабее?
Жозеф слышал о таранных ударах, но не был уверен, что сам способен на них. Нет, не из-за нехватки смелости. Просто считал победу, добытую ценой собственной жизни, слишком дорогой. «Боец должен думать о том, как больше уничтожить врагов, а для этого ему прежде всего следует жить» — таково было кредо Риссо, которое он, впрочем, никому не навязывал. Но сейчас, когда вопрос из области чистой теории внезапно и стремительно возник на практике и решать его надо было со всей бескомпромиссностью, рука Жозефа не дрогнула. Он шел на бешено вращающийся винт вражеского самолета, четко сознавая, что никакая сила не заставит его свернуть. Странно, но в эти исключительные по напряженности мгновения Жозеф поймал себя на мысли: «Почему промахнулся? Ведь стрелял почти в упор?»
Так кто же уйдет в сторону?
Видимо, есть какая-то магическая сила, действующая на того, с кем вступил в единоборство. Неумолимо приближающийся трехцветный кок советского «яка» внушал фашисту страх, вселял мысль о неизбежности гибели. Не вынеся пытки, он рванул ручку на себя.
Ненавистные кресты поплыли прямо перед Жозефом. Нажал гашетку — и увидел, как ровной строчкой прошили самолет выпущенные им снаряды. Раздался взрыв. «Фоккер» развалился на части. А невдалеке, оставляя черный дымный след, почти вертикально падала вторая вражеская машина. Ее «завалили» Альбер с Лефевром.
На земле Жозеф поделился с Агавельяном неудачей: как промазал с первого захода. Сергей Давидович быстро установил причину — прицел и пушка были рассогласованы. Старший инженер объявил механику по вооружению пять суток ареста. Узнав об этом, Риссо просил пощадить сержанта.