товцева, обитателя своего времени, никогда не задумывавшегося о таких абстрактных материях, как временные парадоксы, всё это – мутная муть, невнятные умопостроения, которые и понять-то без полуштофа невозможно. А книги, кладезь знаний, способные разом вывести Российскую Империю на недосягаемую высоту – вот они, под рукой! Правда, сначала надо отбить «библиотечный обоз» у французов, но это, как говорится, дело техники. И любой из современников, с которым он решит поделиться своими сомнениями – да хоть с тем же Дохтуровым, в конце концов, или с собственным отцом! – скажет то же самое.
Эх, Гена, Гена… ведь как всё хорошо, правильно задумали – и не сумели! А то одна-единственная спичка разом решила бы все проблемы.
Впрочем, все ли? Вопрос, как говорится, на миллион…
– Книги, значит… – Ростовцев прошёлся по палатке взад вперёд, заложив руки за спину. – Ваша правда, Никита Витальич, нельзя эдакое сокровище оставлять узурпатору, никак нельзя.
– Ещё оружие. – добавил я. – В музее хватает старых, времён войны образцов. То есть это для нас они старые и холощёные к тому же, а вот французским оружейникам многое могут подсказать. Бонапарт не зря создал во Франции самую передовую в мире инженерную школу – разберут по винтикам и обязательно что-нибудь позаимствуют. А книги им в этом помогут – я, вроде, видал «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» в дореволюционном издании, так там полным-полно весьма толковых статьей по техническим и естественнонаучным вопросам.
При слове «дореволюционное» поручик непроизвольно вздрогнул – что это за «революция» случится в России? – но от расспросов пока удержался.
К моему удивлению, Ростовцев довольно легко воспринял концепцию изменения истории. Возможно, дело в том, что он не был совсем уж чужд научной фантастики в здешнем её варианте – читал Свифта, причём, в отличие от меня, в английском оригинале, помнил и про летающий остров Лапута с его техническими диковинками. Вообще поручик, чем дальше, тем больше напоминал мне своего почти однофамильца – Николая Ростова из «Войны и мира». Тот, помнится, прежде чем пойти в гусары, учился в Петербургском университете – а значит, был для своего времени прилично образован.
«…ладно, всё это потом…»
– Людей тоже надо отбить. – продолжил я. – Друзей моих, а в особенности тётку мою, библиотекаршу. Вы не подумайте, дело не в родственных чувствах – хотя куда же без них… Тётя Даша – считайте, живой каталог этой библиотеки, и с ней французам куда проще будет разобраться с её содержимым. Да и другие помогут, если припугнуть хорошенько – всё же студенты, люди и образованные.
– Конечно друзей ваших неприятелю мы оставлять не будем. – согласился поручик. – И зачем только вы поляка с собой взяли? Подлый ведь народишко, пакостный, я это по кампании шестого года хорошо помню.
Вот как объяснить умнице-поручику, что такое СЭВ, Варшавский договор и прочие геополитические реалии второй половины двадцатого столетия? тем более что я-то с ним вполне согласен, особенно с учётом всех тех гадостей, что творят ясновельможные паны в отношении России в веке двадцать первом…
Итак, как говаривал некий товарищ, отмеченный родимым пятном на лысине, «консенсус достигнут». Теперь надо получить от Дохтурова добро на формирование партизанской партии – Ростовцев строевой офицер, командир полуэскадрона, и не может предпринимать подобные действия, не получив на то разрешения начальства.
Я принялся лихорадочно вспоминать сцену из своего любимого фильма «Эскадрон гусар летучих» – там, где Денис Давыдов убеждает князя Багратиона поддержать его затею. Не вспомнил и махнул рукой: в конце концов, Ростовцева хлебом не корми, дай только податься в «герильясы» – и, уж наверное, отыщет подходящие аргументы. К тому же и с Дохтуровым он знаком, состоял при нём адъютантом…
Меня беспокоило одно: как бы поручик для убедительности не рассказал генералу обо мне, моих спутниках и ДК, доверху набитому сведениями из будущего. С него ведь станется, да и подкрепить рассказ есть чем – к примеру, наганом или невиданными в этом времени велосипедами.
Чем обернётся такое откровение, я даже думать не хотел. А потому, взяв с Ростовцева обещание держать всё в тайне, устроился на его раскладной поручика и приготовился ждать. И сам не заметил, как провалился в сон – глухой, непробудный, без сновидений.
III
Дядя Вася сидел на скамейке перед зданием клуба, грелся на утреннем солнышке, смолил беломорину и наблюдал за суетой, поднятой французами. Конные егеря выносили из здания клуба перевязанные бечёвками пачки книг и по одной укладывали в повозки. Руководил погрузкой унтер-офицер в сером, как и у прочих обозников, мундире: суетился, отдавал команды своим подчинённым, перекладывал пачки книг.
И неймётся же лягушатникам…
Вчера вечером командир французов допросил незадачливых поджигателей – в качестве переводчика при этом выступал Гжегош. За допросом последовал скорый военно-полевой суд, на котором позволили присутствовать всем «гостям из будущего». Процесс проходил в тесном актовом зале ДК; в роли судьи и прокурора выступал сам су-лейтенант; обрисовав в двух словах вину подсудимых, он допросил свидетеля – Гжегоша, конечно, кого ж ещё! – и приговорил Гену и Лёху к расстрелу. Студенты сидели, пришибленные – похоже, никак не могли поверить, что всё это происходит с ними на самом деле. Только медсестричка Людочка, вскочив со скамьи, гневно закричала на поляка: «как тебе не стыдно, они твои друзья, учились вместе, это же предательство!» На что тот с кривой усмешкой ответил, что Польшу он не предавал, а москали ему не друзья и друзьями никогда не были.
Исполнение приговора решено было отложить до момента, когда поджигателей вместе с обозом доставят к штабу полка. Дядя Вася не был уверен – но ему показалось, что к отсрочке этой приложил руку Гжегош, шептавшийся о чём-то с офицером. Зачем поляку это понадобилось, оставалось только гадать.
На сём суд и закончился. Гену с Лёхой посадили под замок, очистив для этого одну из кладовок. Позже к ним добавили комсомольского вожака Диму. К этому претензий не было – задержали его просто так, на всякий случай, чтобы не натворил чего лишнего. Гжегош «ареста», разумеется, избежал; не стали трогать оккупанты Далию с Людочкой, библиотекаршу и самого дядю Васю. «Великая Армия» не воюет с женщинами и стариками!» – пафосно заявил су-лейтенант Робер, чем нанёс механизатору глубочайшее оскорбление. «Я тебе покажу старика… – бурчал он себе под нос. – Ещё посмотрим, кто тут чего стоит, сопля заграничная…»
К предстоящему побегу, задуманному библиотекаршей, дядя Вася подготовился на славу. В кузов «пердунка» он ещё вчера забросил полдюжины мешков с цементом, обложив ими бочки с соляркой. В один из мешков он засунул все наличные консервы, не забыв, разумеется, пару бутылок водки – запас карман не тянет, тем более такой. Разобранная на части тулка в чехле и старый брезентовый патронташ, набитый картонными дробовыми (других не нашлось) патронами, были припрятано во дворе – с расчётом на то, что в самый последний момент свёрток можно будет забросить в кабину.
Сейчас арсенал дожидался под грудой горбыля, завернутый в кусок прорезиненной ткани, так называемой «мелиоративки» – большой её рулон нашёлся в кладовке у запасливой библиотекарши вместе с двумя рулонами плёнки для парников. Дядя Вася едва успел отхватить кусок для своих нужд, как и плёнкой и мелиоративной завладел поляк – в данный момент он, разрезав ткань и полиэтилен на куски, заворачивал в них собственноручно отобранные книги. Получившиеся свёртки и стопки он складывал на телегу – и не во французский фургон со снятым парусиновым тентом, а на обычную, деревенскую. Гжегош забрал эту телегу у фуражиров, конфисковавших её вместе с парой лошадок в Бобрище. Чем поляка не устроили вместительные, крепкие повозки оккупантов, дядя Вася не интересовался. Ему и без того хватало поводов для волнения – то и дело приходилось отбрёхиваться от французов, порывавшихся поближе рассмотреть «пердунок». Выручал языковой барьер: тракторист улыбался, делал неопределённые жесты, так что солдаты, отчаявшись получить разъяснения по поводу невиданного сооружения, шли по своим делам. Один, самый дотошный, с нашивками унтер-офицера, вспорол саблей мешок с цементом – но убедившись, что там нет ни пороха, ни муки, какого-нибудь иного стратегического груза, отстал.
Будущее виделось весьма туманно. Французы, судя по всему, собирались уехать, прихватив с собой наваленные в фургоны книги (и зачем они им понадобились?), обоих поджигателей и предателя-поляка. Прочих «гостей из будущего» они, надо думать, оставят здесь – на кой ляд им сдались бесполезные пленники? Тогда и можно будет завести мотор «пердунка» и…
А вот куда ехать – дядя Вася не представлял совершенно. К тому же, совесть его была не на месте – придётся оставлять Гену с Лёхой в руках врагов, а это никуда не годится. Как бы их, и правда, не расстреляли… Но что он может сделать со старенькой тулкой, заряженной мелкой дробью, против шести с лишним десятков вооружённых до зубов лягушатников? Тут и автомат не очень-то поможет – больно их много, задавят числом…
Ладно, что будет – то и будет, чего гадать раньше времени? Дядя Вася дотянул папироску до картонного мундштука, вытянул из пачки новую, прикурил и приготовился ждать дальше. Французам возиться с погрузкой книг ещё не меньше двух-трёх часов. Время есть.
– Всё, ждать больше нельзя. – Дарья Георгиевна подошла к скамейке, на которой устроился тракторист. – Офицерик этот, Робер, сказал Далии, что французы таки решили взять и нас с собой. Сказал, чтобы собирались, через час отправляемся.
– На кой? – удивился дядя Вася. – Я понимаю, двух этих молодых идиотов, что со спичками решили побаловаться. Но мыто?..
– Поляка благодари, Гжегоша. Он, видишь ли, проговорился, что я заведую библиотекой. А может, и не проговорился, а нарочно сказал? В общем, французы хотят, чтобы я им с книгами помогла разбираться, ну а остальных уж до кучи.