Он шевельнул рукой в попытке ощупать ногу. Так и есть: повязка из какой-то грубой тряпки, причём горе-санитары даже штанину разрезать не удосужились. Это точно не Людочка, она бы такого себе не позволила – всё же, медсестра, хотя и недоучившаяся… Повязка насквозь пропитана кровью – кончики пальцев ощутили влажное прикосновение…
– Глянь-кось, Антип, кажись, очнулся!
…Антип? И говор деревенский, словно в кино. Его подобрали крестьяне? Больше, вроде некому, не французы же…
– Ну, и слава Богу! – отозвался тот, кого назвали Антипом. – Всё живое дыхание, хотя и непонятно откуда он такой взялся…
Повернуть голову, чтобы посмотреть на говорившего сил не было – любое движение отзывалось в простреленном бедре острой болью. Его ведь подстрелили, так? Гена помнил тупой толчок, выбивший из-под него землю, а потом забытьё. Но когда успели появиться крестьяне? Или французы не стали гнаться за ним по лесу и повернули восвояси? Похоже на то…
– Крику-то было: беси, беси… – продолжал неведомый собеседник Антипа. – Абнакнавенный человек, одет только не по-нашему.
– Не может он быть бесом! – в разговор влез третий, с дребезжащим, слегка писклявым голосом. Ты сам посуди, дурья твоя башка – какой он бес, если крестик носит? Наш он, православный!
Говоривший подошёл ближе, почти вплотную и даже, кажется, склонился над раненым. На Гену чем-то сладковатым, знакомым, вызывающим неуловимые ассоциации.
– А откуда ихний дом взялся? – сварливо отозвался первый голос. – Не было, не было – а потом взял и вылез из-под земли! А под землёй известно, кто живёт! Верно говорю, отче, бесовские это козни!
– Тебе-то почём знать, сыне? – отозвался писклявый. – Так диавол хитёр, ещё и не такое удумать может на погибель душам человецев! А этот раб божий никакой не бес! Потому как всякий бес враз дымом смрадным расточится, едва к кресту притронется!
Ну конечно! Запах, знакомый из детства – тогда бабушка Нюра, втайне от родителей водила пятилетнего Гену в церковь и даже крестила – чем вызвала гнев отца. И крестик у него с тех самых пор – «кипарисовый, со святого Афона» – как пояснила бабка. Когда Гена учился в школе, он его не носил, ясное дело – наоборот, как и полагается советскому пионеру, всячески насмехался над бабкиной дремучестью и темнотой. А когда на уроке литературы в шестом классе учительница прочитала щемящие душу стихи Эдуарда Багрицкого – он и вовсе хотел выбросить бабыНюрин подарок. Как там, помнится, было…
«…Не противься ж, Валенька,
Он тебя не съест,
Золоченый, маленький,
Твой крестильный крест…»
Что-то тогда ему помешало. О крестике Гена вскоре позабыл – так он и валялся он в дальнем ящике стола. А совсем недавно, месяца за два до этой дикой истории, сошёлся в одной студенческой компанией, где были студенты из МГУ, с филфака. Там, кстати, он и с Людочкой познакомился – будущая медсестричка всерьёз увлеклась всей этой православной лабудой. В компании принято было козырять знанием Библии, ездить по подмосковным монастырям, смотреть древние иконы и фрески. Тогда-то Гена и стал носить крестик – просто чтобы соответствовать новым знакомым.
А вот теперь, похоже, он его и спас…
– Дядько Антип! – новый голос был, во-первых, совсем юным, почти детским, а во вторых – запыхавшимся, словно его обладатель только что совершил длительный забег по пересечённой местности.
– Дядько Антип, повозка ента, самобеглая, на Бобрищи выбралась. Хранцузы за ей скакали, да только оне, беси, дорогу зажгли, те и повернули!
– Шо, прямо зажгли? – охнул дьячок.
– Вот те крест! Дымно горело и воняло страсть как – серой, али ишшо чем похуже! Хранцузы в огонь с разгону-то на конях влетели и, видать шибко спужались. Стреляли… А повозка бесовская в деревню не поехала – чичас вдоль околицы пробирается. Медленно еле-еле, там сплошь кусты да канавы. Мужики со страху попрятались, носов из изб не кажут. Бабы с детишками голосят, пропадать готовятся!
– Вона как… – Гена явственно слышал, как Антип поскрёб озадаченно затылок. – Земля, говоришь, огнём горела, и смрад… Скажи-ка отче: ежели они беси, так почему ж хранцузов чуть не спалили огнём? Ихний Бонапартий, люди бают, Антихрист – так чего ж им на своих-то кидаться? Нескладно…
– Оставь ты меня в покое, ради Христа! – взмолился дребезжащий голос. – Сказано ж: козни врага человеческого на то и задуманы, чтобы нас, грешных, в соблазн вводить!
– Не знаешь, выходит… – сделал вывод Антип. – Тогда вот что, мужики: давайте-ка поворачивать, но не к Бобрищу, а к господской усадьбе. Думается мне, телега та туды направляется. Встретим её на опушке и узнаем, кто на ей катается – беси или совсем даже наоборот?
«Альпинист» Лёха умер, прежде, чем они успели отъехать от места огненной засады хотя бы на километр. Истёк кровью, так и не придя в сознание, несмотря на отчаянные усилия Людочки. Сейчас девушка сидела, держа безвольно мотающуюся Лёхину голову на коленях, и глядела перед собой остановившимся, помертвевшим взглядом. Библиотекарша слово сказать ей боялась, – по всему было видно, что девчонка вот-вот сорвётся в тяжкую истерику, – и нервно озиралась по сторонам, тиская в руках двустволку. Беспокоиться было с чего: за пять минут маленький отряд лишился половины своего личного состава, и кто знает, что ждёт их за ближайшим поворотом?
«Пердунок» дёрнулся и встал. Впереди, в просвете просёлка, между деревьями, маячила опушка, а за ней – покосившиеся деревенские изгороди.
– Что дальше-то будем делать, Даш? – дядя Вася высунулся из кабины. – Насквозь поедем, али как?
Библиотекарша тряхнула головой, прогоняя наваждение прочь. Так, до Бобрищ они добрались, погоня, судя по всему, отменяется. Что ж, вполне злободневный вопрос: как быть дальше? И решать, похоже, снова придётся ей…
– В деревню соваться не будем. – вынесла она вердикт. – Ты, Вась, попробуй по опушке, кустиками. Может, выйдет протиснуться? И гуди, гуди почаще – мужики, глядишь, по домам и попрячутся, проедем спокойно…
– Это мы завсегда. – осклабился тракторист и несколько раз подряд надавил на клаксон. «Пердунок» разразился серией мерзких квакающих звуков, от которых из соседней рощицы снялась, пронзительно каркая, стая ворон. В ответ из хозяйственной сумки раздался очень недовольный мяв.
– Киса, хороший мой, о тебе-то я и забыла! всполошилась библиотекарша. В своём коте она души не чаяла. – Потерпи немного, скоро всё это кончится, дам чего-нибудь вкусненькое…
– Может, вернёмся, поищем парней? – неуверенно предложил дядя Вася. – Куда они без нас-то?
«Спроси лучше, куда мы без них? – едва не ответила библиотекарша. – Трое молодых, здоровых парней сгинули – один убит, двое других пропали, а мы, двое без пяти минут пенсионеров и сопливая девчонка, должны их выручать?»
– Планы менять не будем. Мы с Геной договорились, что будем ждать возле усадьбы. И второй студент, который Дима, тоже это слышал. Будем надеяться, что оба живы и сообразят, куда идти. Дорога тут одна, не заблудишься.
– Как скажешь, Дашуль… согласился дядя Вася. – Ты у нас партизанка, тебе и решать. А с этим-то что делать? Так и будем с собой возить?
Он кивнул на тело «альпиниста».
– Надо похоронить парня по-человечески. – решительно сказала библиотекарша. – Лопата у тебя есть?
– Найдётся.
– Вот и копай, там, на пригорке. – она показала на пологий песчаный откос слева от дороги. – А мы пока…
Она положила руку Людочке на плечо. Та вздрогнула.
– Пойдём дочка. Гроба у нас нет, завернём Лёшеньку в брезент и лапника наломаем, чтобы ему лежалось мягче. Встать сама сможешь?
Девушка кивнула и полезла из кузова.
«…да, нехорошо получилось, совсем нехорошо. Что-то будет дальше? А ведь есть ещё те трое, что отправились на разведку – как раз перед нападением крестьян на ДК. И с ними Никита, единственный и любимый племянник. Что с ними, живы ли, не попались ли французам местным мужикам? Неизвестно, кстати, ещё, что хуже… Вопросы, сплошные вопросы – и ответов на них пока что не предвидится».
– Што ж вы его аки пса шелудивого закапываете? Али не православный?
От неожиданности тракторист едва не подскочил, хотя это и нелегко было проделать с лопатой в руках, когда одной ногой жмёшь на лопату, вгоняя её в мягкий суглинок откоса. Откуда взялся стоящий перед ним мужик – бородатый, лет сорока, в перепоясанном витым ремешком буром армяке и забавной, с квадратным верхом, шапочке – он не заметил. Зато отлично разглядел кремнёвое ружьё в руках незваного гостя. Как и полдюжины таких же бородачей у него за спиной – кто с вилами, кто с насаженной торчком косой, кто с топором на длинном, явно свежевыструганном, топорище.
– А ну-ка, Вася, прими в сторону! – раздалось из-за спины. Тракторист поспешно исполнил команду, скосив взгляд на её источник. Библиотекарша, конечно – прсотоволосая, растрёпанная, двустволку держит направленной в живот мужику с ружьём.
– Чего надо?
– Эта… я говорю: пошто покойника у дороги-то хороните? – повторил вопрос владелец ружья. – Погост тут, недалече, за деревней, туда и надо его. А то не по-божески выходит!
Двустволка дрогнула, опустилась.
– Мы ваших мест не знаем. Может, проводите, покажете?
– А как же! – степенно ответил ружьевладелец. – И покажем, и дьячка нашего, отца Миртия, отпеть попросим. Небось, божья душа, нехорошо так-то у дороги, аки пса зарывать!
Это же те мужики, что напали на ДК, сообразил дядя Вася. Только сейчас они почему-то настроены мирно и не собираются пускать в ход своё дреколье. Нет, но как подобрались – ни звука, веточка не хрустнула…
– И, эта… – мужик тоже отвёл ствол в сторону. Спутники за его спиной за его спиной загомонили, опуская своё оружие. – Мы тут, в лесочке человека нашли. Гляньте, не ваш ли?
– Где он? – кинулась вперёд Людочка. – Покажите, где?
Мужик от неожиданности попятился.
– Ох ты ж, бой-девка… туточки он, недалече лежит, весь окровавленный. Мы его тряпицами чистыми перевязали, но, думается, помрёт. Крепко его хранцузы стрелили.