И мне ой как не хочется получить какую-нибудь дурную пулю в войне, судьба которой решена, решена окончательно. Не под Смоленск хочется вернуться, а на Псковщину, к Настёне моей…
Но никуда не денешься – надо. Кажется, теперь я до некоторой степени представил, что чувствовали наши деды перед штурмом Рейхстага. Пройти всю войну, четыре года Ада, пешком и по-пластунски добраться от Волги до Берлина, и, может быть, погибнуть в последний день той ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ…. Страшно! Жутко! Но НАДО!..
– Вадим! Ты о чём думаешь? Судя по лицу – об адских муках.
Пришлось немедленно вернуться в реальность.
– Простите, господа – о жене. Весной надеюсь стать отцом, вот и беспокоюсь – как там она…
– А вот за это нужно непременно. – Давыдов тут же разлил ещё по одной. – За здоровье вашей очаровательной супруги, и чтобы всё завершилось благополучно!
Выпили. Закусили. В таком ключе и прошёл весь вечер. Пообщаться с Серёгой на предмет злободневных проблем так и не удалось, а утром он умчался в Минск по каким-то своим делам.
Мы отправились на север ближе к полудню. Через день присоединились к отряду Сеславина, который оставили в качестве заслона, и вскоре прибыли в места, предписанные дислокацией. Однако успели к «шапочному разбору».
Оказалось, что за это время Милорадович со своим авангардом перехватил у Ржева наполеоновскую гвардию, вышедшую на Смоленск. Драка была страшной, но подошедшие корпуса Остермана и Цесаревича переломили ход боя, и из тридцати пяти тысяч французов пробились только пять. Мюрат убит, а возглавил прорыв сам Ней – несостоявшийся князь Московский.
По дороге к Смоленску его здорово потрепали казаки и партизаны, поэтому довёл он до города около двух тысяч штыков.
А там уже до людоедства докатились. Подчинённые Виктора и Удино давно уже выжрали все запасы, съели лошадей, а любая попытка выбраться за стены немедленно заканчивалась уничтожением отряда либо регулярными войсками, либо партизанами.
За каждым бугром, за каждым деревом французов подстерегала смерть.
Попытка пробиться на запад была пресечена Витгенштейном на корню: коротким ударом граф уничтожил бригаду авангарда, посмевшего отойти от ворот Смоленска дальше, чем на пять вёрст.
А когда Смоленск подпёрли осадой ещё и с восточного направления… Через две недели французы капитулировали. В городе их оставалось меньше корпуса.
Шварценберг и Ренье отвели свои корпуса за границу, не дожидаясь атаки Чичагова.
Ни одного вооружённого неприятеля не осталось на русской земле.
Эпилог
– Настя! Скоро твоё сиятельство будет готово? – обозначив стук в дверь, я вошёл в комнату любимой.
То есть в её «будуар», если можно так сказать – в помещение, где зеркала и шкафы, из которых «нечего надеть» и в которые «некуда уже вешать».
Спальня у нас, несмотря на безумную площадь особняка в Гатчине, была одна. Я настоял, а супруга не возражала. И пусть всевозможные условности начала девятнадцатого века идут лесом мимо дверей моей супружеской опочивальни. Графской, между прочим.
Да-да: за пленение Наполеона ваш покорный слуга получил графский титул, чин полковника гвардии и шефство над вновь сформированным лейб-гвардии Сапёрным батальоном, «Георгия» третьей степени, сто тысяч рублей наградных, портрет Александра с алмазами и нехилую такую деревеньку с тысячей душ крепостных под Новгородом.
По завершении войны весной тринадцатого года я по собственной просьбе был уволен из армии. Действительным статским советником, в соответствии с «Табелью о рангах», с правом ношения военного мундира. Да ещё и с обязанностью еженедельно в нём заявляться в расположение подшефного батальона…
В общем, стал не только сиятельством, но и превосходительством…
– Вадик, – улыбнулась мне навстречу любимая, – дай Феденьку покормить. И сразу начну собираться.
Тёпленький комочек, граф Фёдор Вадимович Демидов, сосредоточенно занимался проблемами питания и роста.
Я успел и к рождению Оленьки. Убедил Настю, что ребёнка должна кормить грудью не какая-то кормилица-крестьянка, а родная мама. И что нечего напрягаться по поводу непонятно чего…
Моя старшенькая уже уверенно шлёпала ножками по роскошному паркету усадьбы и потихоньку «шпрехала» на трёх языках.
Честно говоря, бал у графини Орловой, на котором собирался быть сам император, меня не волновал абсолютно, но показаться на нём с супругой – просто обязательно.
Настя сама не особенно любит такие визиты, но второй раз подряд отмазываться: «Жена занедужила», – несерьёзно.
Я, кстати, впервые за три года отправляюсь на подобное мероприятие не в совершенно «скукоженном» состоянии: неделю назад Наполеон отбыл во Францию.
Ну и пусть дальше с ним разбираются англичане и его ближние соседи…
– Вадим, смотри!
Да, мой сынулька улыбался! Впервые. «Желудочная улыбка», как это называют медики: ребёнок, насосавшись материнского молока, впервые выказывает эмоции…
Оба моих счастья улыбались, да и я сам почувствовал, что ещё немного, и проглочу собственные уши.
– Ваше сиятельство… – пробасило от двери…
– Тихон! Ещё раз назовешь меня сиятельством – уволю! Мы – боевые товарищи, ты понял?
Понятно, что никуда я своего «Планше» не выгоню, но он ведь давно уже член семьи, сколько можно?..
Имеет вольную, но всё равно остался. Безотлучно находился при нашей Оленьке, чуть ли не с самого её рождения.
И сам, кстати, женился на Настиной горничной – у них теперь тоже дочка подрастает, наша крестница…
Именно Тихон мою дочу за ручку вёл, когда графиня Ольга Вадимовна свои первые шажки делала.
Господи! Да я бы сам с таким вниманием к собственному ребёнку не относился.
Это просто что-то с чем-то – просто «клуша». В хорошем смысле: боготворит наших деток, да и Настёну мою… И меня до кучи…
А почему?
Совершенно никакой логике не поддаётся.
Ну и кому ещё доверить своих детей, как не Тихону с Егоркой? Правда, казак вернулся в усадьбу вместе с Сергеем Васильевичем после того, как тесть погостил у нас с месяц. Ну и правильно, наверное: совсем одиноко там старику теперь – мы с Настей и детьми в столице, Алексей в Риге служит, а оставить своё родовое гнездо и переселиться к нам подполковник отказался категорически. Но обещал заезжать почаще…
– Забирай, Тихон! – супруга протянула моего наследника слуге, и тот принял сопящий свёрточек чуть ли не благоговейно.
– Поскучаешь без меня полчаса? – это уже мне.
– А есть выбор? Можешь даже не слишком торопиться – пойду закончу отчёт для Академии.
– Ты у меня просто умница! – Настя нежно чмокнула меня в щёку. – Ступай, я скоро…
Провозилась жена около сорока минут, а мне этого хватило для закладки очередного кирпичика в фундамент будущего российской науки – работы по хроматографии были не только закончены, но и должным образом оформлены. То есть в этом направлении ещё пахать и пахать, но открытие явления состоялось почти на век раньше, чем это случилось в оставленной мною реальности.
А перед этим были опубликованы результаты работ по спектральному анализу, и химики-аналитики получили мощнейший инструмент для своего поля деятельности.
Кстати, первое время после возвращения в науку я посвятил не фундаментальным исследованиям, а решению проблем финансовых. Сначала обратил внимание на динамит, как промышленную, а не военную взрывчатку, и Военное министерство на своих заводах наладило его массовый выпуск. А те, кто занимался добычей всевозможных руд, стали динамит раскупать весьма охотно – одно дело породу кирками долбать, а совсем другое мину заложить, и один взрыв сделает больше, чем полсотни рабочих за день. Процента от прибыли продаж мне уже хватало на достаточно комфортное существование. А уж керосиновая лампа, продемонстрированная самому Александру Павловичу, за год создала мне серьёзную проблему: куда девать деньги?
То есть монополию на производство керосина вместе с рецептурой я отдал казне. Так же, как само устройство лампы. За небольшой процент от прибыли опять же. Не те у меня возможности, чтобы бакинскую нефть добывать, перерабатывать и транспортировать продукт через всю европейскую часть Империи.
Пока дело только налаживалось, но сомневаться в том, что оно сулит баснословные прибыли стране, и мне заодно, не приходилось. Это вам не восковые свечи, которые стоят чёрт-те сколько, и не лучина, которая сгорает за минуты, да ещё и норовит дом подпалить…
Даже сейчас ручеёк золота в мой карман уже перекрывал запросы семьи. Нет, конечно, можно было увешать Настю бриллиантами и прочими изумрудами, как новогоднюю ёлку. Но зачем?
Украшений у неё и от матери доставшихся хватает, да и я периодически что-нибудь презентую…
И вообще супруга не сильно любит по балам разъезжать и нарядами с украшениями перед другими дамами красоваться…
– Вадим! Я тебя жду!
Господи! Какая она у меня красавица! На всей планете нет женщины прекрасней.
И да будут прокляты все, кто попытается нас с ней разлучить. Даже на время…
Но если опять кому-то в Европе не будет давать покоя растущая роль России, и они посмеют переступить нашу границу…
Любой русский откликнется на зов Родины.
И мой военный мундир пригодится не только для визитов в подшефный батальон.