— Снимай гимнастерку, да живее! — кричал рыжий.
Мое молчание бесило белогвардейцев.
— Снимай, говорю, а то силой заставлю!
У меня мелькнула мысль, что чем дольше удастся задержать коменданта, тем больше окажется у Василия времени, чтобы спасти груз.
— При мне нет ничего, — едва сдерживая негодование, сказал я коменданту.
— Увидим! — буркнул он с озлоблением и, обращаясь к топтавшимся около меня патрульным, крикнул: — Обыскивайте его как следует! Чего стали!
Не буду рассказывать, как прошла эта операция, как я сопротивлялся, как рыжий патрульный, скрутив мне руки за спину, держал меня, словно клещами, а другой стаскивал одежду и сапоги.
Минут через двадцать обыск закончился. При мне ничего подозрительного не оказалось.
— Оденься! — крикнул комендант. Вдруг его взгляд остановился на моих ногах.
— А носки! Почему не осмотрели носки? Что мне, самому обыскивать?
Рыжий патрульный обхватил меня поперек туловища, а его приятель наклонился и быстро сорвал с моих ног носки.
В одном из них лежал пакет. Патрульный подал его коменданту.
«Губисполком. Председателю. Совершенно секретно», — прочитал комендант вслух.
— Ага! Прекрасно! Хитро задумано. Не проведете. А говорил, что не комиссар. А теперь оденься! — приказал он мне.
Комендант осмотрел печать на пакете и, причмокивая толстыми губами, промычал:
— Да это штука особенная. Игнатюк! Звони начальнику гарнизона!
Через минуту он бубнил в телефонную трубку:
— Господин полковник! У меня комиссар! При нем секретный пакет. Как прикажете — вскрыть или подождать кого-нибудь от вас? Сами приедете? Подождать? Слушаюсь!
— Пакет оставить, арестованного увести! — приказал комендант.
Меня снова отвели в полутемный чулан. Около двери был поставлен часовой.
Все это время я думал о секретном грузе. Мне казалось, что у Василия было достаточно времени, чтобы снасти вагон.
Через некоторое время за мной пришел патрульный. Он снова привел меня в комнату коменданта. Там уже находился полковник — пожилой, грузный человек с отечным лицом, с совершенно лысой квадратной головой и бесцветными глазами бездушного служаки.
— Ты — комиссар? — спросил он меня.
— Нет, я рядовой Красной Армии.
— Какой там армии? Сброд мужиков, а не армия! Куда ехал?
— На Урал, в губисполком.
— Зачем?
— Про то в пакете написано.
— А ты не знаешь?
— Не знаю!
— Вот прикажу тебя расстрелять, тогда все расскажешь! Говори! захрипел от злости полковник.
Я молчал.
— Вскройте пакет! — приказал он коменданту.
В конверте находилось обращение Петроградского Совета к губисполкому о сохранении музейного имущества, являющегося народным достоянием.
— Что за имущество? — сурово спросил полковник.
— Особого назначения.
— Золото?
— Не знаю.
— Оружие?
— Не знаю.
— Тебе русским языком говорят: что находится в вагоне?! — кричал полковник.
— Не знаю. Сопровождающему секретный груз не говорят, что он везет.
— А при чем тут музейное? Солдат, а музейные штучки сопровождаешь. Пушки, что ли, везешь? Говори толком! Нечего за музеи прятаться!
— Ничего не знаю! — твердил я.
— А, так! Хорошо! Господин комендант! Возьмите караульных и отправляйтесь к вагону. Осмотрите на месте. О результатах тотчас же доложите мне. Комиссара задержите. Он нам еще пригодится.
Караульные во главе с комендантом отправились к вагону. Впереди шли патрульные, доставившие меня в комендатуру.
Вагона на место не было.
Патрульные переглянулись. Рыжий легонько толкнул меня и спросил.
— Вагон здесь стоял?
— Здесь, — ответил я, изумленный не меньше его.
Патрульные растерянно глядели по сторонам. Рыжий осмотрелся и стал пересчитывать по пальцам железнодорожные пути.
— Раз, два, три… — считал он, загибая толстые пальцы.
— Двенадцатый! Хорошо помню! Вот он, двенадцатый!
Патрульный еще раз окинул взглядом ближайшие пути и, не увидев на них ничего похожего на знакомый вагон, ткнул меня кулаком в спину и крикнул:
— Говори! Куда угнал? Ну, говори! Не то!.. — И он замахнулся винтовкой.
Сам ничего не понимая, но охваченный чувством глубокой радости, я ответил патрульному с усмешкой:
— Теперь не найти!
— Как так не найти?! — взвизгнул комендант. — Сейчас же найти! Сию минуту! Может быть, вы не в ту сторону пошли? — зло закричал он на патрульного.
— Да вот здесь мы этого комиссара и взяли, — растерянно ответил тот. — Слышь ты? Здесь мы тебя захватили?
— Здесь.
— «Здесь, здесь!» Это меня не касается! Чтобы сейчас же вагон был найден! — бушевал комендант.
Прошло уже больше часа, а следов вагона обнаружено не было. Комендант носился по тупикам и запасным путям, проклиная все на свете.
Патрульные, бранясь и угрожая мне, следовали за комендантом, не отпуская меня ни на шаг.
«Молодец Вася!» — радовался я, стараясь разгадать, что же произошло здесь за время моего ареста.
На путях появился полковник. Ему надоело ждать.
— Пропал, господин полковник! — рапортовал комендант.
— Кто пропал?
— Вагон, господин полковник!
— Как пропал?
— Не могу знать!
— Что?! — побагровел начальник гарнизона.
— Угнали!
— Кого угнали?
— Вагон, господин полковник!
— Кто угнал?
— Вот он! — комендант указал на меня.
— Да он же находился у вас!
— Надо предупредить по селектору, господин полковник, в обе стороны предупредить, чтобы задержали преступников.
— Предупредите хоть черта, — закричал полковник, — но вагон найдите! — Он со злобой посмотрел на меня и процедил сквозь зубы: — Шкуру спущу!
Время шло.
Меня держали в местной тюрьме, не вызывали на допросы и как будто забыли о моем существовании.
В нашей камере сидело пятнадцать человек арестованных, все больше рабочие. Они обвинялись в поддержке коммунистов.
Однажды к нам втолкнули нового арестанта.
— Койку сам выбирай! На двоих одна полагается, — крикнул надзиратель и запер дверь.
Арестант осмотрелся.
— Костя пришел!
— Охотников, здорово!
— Скучали по хорошему человеку, а он тут как тут! — посыпались приветствия.
— Вот у него свободно, — указал на меня мой сосед по койке.
Костя подошел поближе. Это был тот самый обходчик, который предупредил нас о грозящем аресте.
— Вот и встретились, — сказал Костя, присаживаясь подле меня на койку.
— Что с вагоном?
— Все в порядке.
— Где он?
— Идет с маршрутом.
— А Василий?
— При вагоне, как положено.
— Ничего не понимаю!..
— А чего понимать? Вы что, недовольны работой?
— Нет, доволен. Да как же вы устроили отправку?
— Да как устроили… Железнодорожники мы. Прицепить, отцепить — дело знакомое. Наши дали команду вагон двинуть — ну, мы и двинули. Пока вас вели к коменданту, я слетал к главному. Он распорядился прицепить вагон к первому поезду и отправить, а по селектору сообщил, чтоб продвигали без задержек. «Гнать, гнать его и не давать стоять! Остановится — попадет в лапы белым. Да чтобы в журналах никаких следов», — приказал он.
На восток покатил ваш вагон. И теперь летит полным ходом, за Омском где-нибудь. Помощник ваш просто молодец. Пока я хлопотал с отправкой, он успел договориться с машинистом «овечки» — маневрового паровоза.
Вагон двигался по территории, занятой белыми, но его охраняли друзья-железнодорожники.
Они понимали: длительная остановка в каком-нибудь месте, и вагон могут обнаружить.
— Черта с два теперь поймают его беляки! — смеялся Охотников. Железнодорожники не подведут.
Через неделю войска Красной Армии заняли город и освободили нас из тюрьмы, а еще через пятнадцать дней я был в Петрограде и докладывал о своей неудаче.
— Неладно получилось, — сказал, выслушав меня, военком. — Секретный груз затерян, и хороший парень пропал.
Он помолчал, разглядывая меня и как бы прикидывая что-то в уме, потом сказал с большой укоризной:
— Беда будет, если белые задержат Русакова и вскроют вагон. Груз расхитят. А там такие вещи: пропадут, — не восстановить их. Вы сопровождали имущество Суворовского музея: знамена русских полков, трофеи, награды и подарки за победы над врагами нашей Родины. Вы потеряли груз особого назначения, вы и найдите его. Вот вам новое задание. Оно сложнее первого… На восточный фронт уходит бронепоезд. Вы поедете с ним. Держите связь с железнодорожниками и отыщите имущество. Стыдно будет нам, если оно пропадет. Петроградские рабочие не простят этого.
Через три дня меня отправили на фронт.
Более двух лет провел я на бронепоезде.
Шла гражданская война. Линия фронта стремительно менялась, удаляясь все дальше и дальше на восток, за Каму, за Уральский хребет, к необозримым сибирским просторам.
Бронепоезд рвался вперед, подавляя ответный огонь артиллерии белых, круша их пехоту, сдерживая натиск казачьей кавалерии. Он шел медленно, зло огрызаясь огнем всех своих орудий, а когда белые приближались вплотную, то пускал в ход и пулеметы, сбивая наиболее отчаянных беляков, хотевших отрезать и захватить бронепоезд красных.
Между боями, на стоянках, когда ремонтные рабочие спешно чинили пробоины на стальных броневых плитах поезда, мне удавалось забегать на станции, в паровозоремонтные мастерские, в полуразрушенные депо и расспрашивать машинистов, кочегаров, кондукторов, стрелочников, составителей, диспетчеров, не попадался ли им вагон с секретным грузом, следовавшим из Петрограда.
Железнодорожники вспоминали, как, по предложению подпольных организаций, они спешно продвигали какой-то секретный груз.
На линии говорили: в вагоне слитки золота, белые стараются захватить его.
И это было все, что мне удалось узнать.
…Так двигался наш бронепоезд вместе с частями Красной Армии все глубже и глубже по великому сибирскому пути, через дальневосточную тайгу, навстречу партизанам, поднявшим восстание в тылу у белых.