– Ир, а почему так, ты разобралась? – с любопытством спрашиваю я.
И Ира говорит вторую фразу, которая просто добивает меня точностью формулировки:
– Да. Потому что я обычно живу как броненосец в броне. А доброе пробивает до мягкого.
О-о-о, как же точно. Доброе пробивает до мягкого. Да, тысячу раз да. До самого-самого мягкого. Живого. И настоящего.
Я – блогер. Я погружена в публичность. Публичность не экологична. Она кусается, царапает, отнимает шаткое равновесие. Я надеваю броню. Чтобы сохранить себя.
– И что же делать, Ира?
– Ну как что? Учиться замечать это и менять установки. Нужно, чтобы хорошее не ранило, а наполняло.
Да, чёрт побери, да! Хочется ощущать заслуженность хорошего и принимать его с благодарностью, настежь распахивая броню.
– Когда у меня об этом была сессия с психологом, – говорит Ира, – мне психолог так и сказала: «Я боялась тебя хвалить, видя, как ты ранишься об это». А потом ещё добавила: «Можно я тебя добью?» Я кивнула. А она добавила: «Ко мне приходят другие люди и тоже хвалят тебя». И я такая: «А-а-а!» Контрольный выстрел прямо. Все хвалят. А мне от этого больно, царапнуто. А я хочу, чтобы было легко и радостно.
– А как научиться, Ир?
– Ну, понимаешь, вот эта установка: «Похвалили – я хорошая, поругали – я плохая» – не верна. И всё, что говорят люди о нас, это про них. И хорошее, и плохое. И я закрываю броню, потому что боюсь, что, если открою, внутрь попадёт и хорошее, и плохое. И броня от плохого, получается, бонусом защищает и от хорошего. А когда понимаешь, что всё это не про тебя – и хорошее, и плохое, – то учишься просто осознавать, что ни это хорошее, ни это плохое не может тебя ранить. Потому что по факту оно тебя касается только по касательной. Касается по касательной – как красиво я сказанула.
Ого, какая мысль. Очень правильная.
Я сама очень часто делаю хорошее, абсолютно безвозмездно, и наполняюсь в этот момент чем-то светлым, чем-то нежным. И комплименты обожаю раздавать направо и налево. Я делаю это для себя и ничего не жду взамен, ведь своё «взамен» я уже получила. Я радуюсь этой возможности, но она про меня, про мой дефицит и мои раскрытые форточки гештальтов.
То есть в идеале достичь такого уровня самодостаточности, при котором вы не нуждаетесь в чужих оценках, ни хороших, ни плохих. Я не уверена, что такой уровень в принципе достижим, но осознать, что добро, выпущенное в ваш адрес, не должно причинить вам боль, – мысль важная.
РЕГУЛЯРНО ДЕЛАЯ ХОРОШЕЕ ДРУГИМ, Я БУДТО НЕ ВЕРЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ ТАК В МОЙ АДРЕС ТОЖЕ МОЖНО И КТО-ТО ВСЕРЬЁЗ МОЖЕТ ЭТОГО ЗАХОТЕТЬ.
Потом мы ещё обсуждали, что комплимент – это целое искусство. И что даже «Ой, какая ты молодец» – это такая похвала сверху. Типа, была не очень, не молодец, а теперь – молодец.
Или мне пишут под фото с фотосессий: «Наконец-то ты нормально стала выглядеть».
И я прямо смеюсь с таких комплиментов.
Ну да, наконец-то.
Мы нашли с Ирой идеальную формулировку для комплимента:
«Я восхищена тем, как ты это делаешь!»
Я писала этот текст на скамейке. Пришла за дочкой на занятия и перепутала время. Нужно ждать час. И я села ждать. И поняла, что ужасно хочу кофе. А ближайший хороший кофе – на бензоколонке.
И я решила сгонять туда. Бегом.
Прихожу туда, а там на кассе передо мной мужчина. Он уже, вероятно, продиктовал заказ, и тут я вошла. И оглядываюсь: «А есть кофе?» И вижу: есть. А ещё я голодная, и вижу хот-дог аппетитный.
– А кофе работает? – Я киваю на кофейный аппарат.
– Да. Вам какой? – спрашивает продавец на кассе, там, где и бензин оплачивают, и всякую снедь.
– Американо. А вот этот хот-дог можно?
– Да, вам вместе считать? – спрашивает заправщик у мужчины передо мной.
– Нет, мы не знакомы, – смеюсь я.
– Тогда давайте сначала мужчину отпустим, – говорит мне сотрудник заправки.
– Конечно, – легко соглашаюсь я и добавляю шутливо: – Отпускать мужчин – важное умение любой женщины.
И мужчина (модный такой, в шапке с надписью «Всё будет круто»), и сотрудник заправки прыснули.
– Отличное чувство юмора, – делает мне комплимент мужчина. – Можно я оплачу ваш кофе? Просто так.
– Нет, что вы, – привычно пугаюсь, и вдруг… Да вот же он. Ну ведь ему просто приятно. Ну весна, ну солнце, ну юмор. Он правда ничего не хочет от меня взамен, кроме улыбки. И ему будет приятно, и то самое наполняющее, нежное, что дарует любое доброе дело, будет жить у него внутри. Чёрт, это просто кофе. Просто согласись, Оля.
И я, продираясь сквозь своё «сама-сама», говорю честно:
– Мне так сложно принимать хорошее. Я совсем не умею. Вы меня просто обезоружили сейчас. Можно я соглашусь? Просто распакую новый для себя паттерн: принимать с благодарностью. Без поиска подтекстов и двойного дна. Просто спасибо. Просто за кофе.
– О боже, какая вы замороченная. Теперь мне мало угостить вас кофе, я настаиваю и на хот-доге.
– Нет, этого мне уже не вынести, – смеюсь я, а внутри и правда сто-о-олько сопротивления. – Ещё и хот-дог! Вы что…
– Да, самый вкусный хот-дог! Я требую.
– Кофе большой или маленький? – спрашивает заправщик, которого мы явно смешим.
– Маленький, – говорю я.
– Большой! – велит мужчина. – Самый большой.
– Не-е-ет, что вы делаете!
Маленький, самый бюджетный американо я ещё проживу и разрешу, но большой – это расточительство.
– Распаковывайте, принимайте, расковыривайте, – смеётся мужчина. – Раскрывайте самооценку пошире, сейчас закину туда и кофе, и хот-дог.
Причём я всё-таки достала карту, ибо правда рассчитывала еду оплатить сама, но он меня не допустил к кассовому аппарату. Сказал: «Мне так приятно, ну позвольте мне. Поверьте, это копейки. За возможность создать такое настроение».
А-а-а. Со мной ли это происходит? Я не верю просто…
Внутри столько сопротивления, но при этом… какого-то драйва и тихой радости.
– Как вас зовут? – спрашиваю я у мужчины.
Он очень симпатичный, в шапке и модной кожанке.
– Дмитрий.
– Спасибо, Дмитрий. Я вас запомню. Вы очень помогли мне в одном деле.
– Да я понял, понял, что там у вас за дело.
– Задело – не то слово, – подкалываю я.
– Спасибо, что разрешили обнять вас кофе и хот-догом. Мне было приятно, – сказал Дмитрий и вышел с бензоколонки.
– Блин, как кино посмотрел, – усмехнулся сотрудник заправки.
И вот иду я по залитой солнцем улице. Пью вкуснейший кофе, ем ужасный, худший в моей жизни хот-дог. Булка, вероятно, была заморожена и не разморозилась, и на вкус это невыносимо. И я бы выбросила, но рука не поднимается.
ЭТО ВАЖНЫЙ ХОТ-ДОГ. И ЕГО ВКУСОВЫЕ КАЧЕСТВА КАК РАЗ НЕ ТАК ВАЖНЫ, КАК ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, В КОТОРЫХ ОН СТАЛ МОИМ.
Это же не простой хот-дог, а учебный.
Он научил меня принимать. Вот такое мимолётное добро. Верить в его искренность, в то, что обмен энергией всё же случился: Дмитрию – удовольствие от возможности сделать доброе дело, мне – счастье от понимания: «Р-р-работает».
Добро не ранит, а наполняет.
Добудь
Очень больно, очень.
Перестал быть близким очень близкий человек. Тот, с которым она собиралась прожить всю жизнь, а если бы их, жизней, было сто, то все сто…
Теперь вместо него – другой, чужой человек. Колючий, закрытый, с душой, заколоченной крест-накрест. Он только на вид прежний, а внутри – новый. Он набит другой правдой, он транслирует другие ценности и взгляды, он незнакомый, он неродной.
Надо научиться любить его заново.
С нуля. Со знакомства. Она даёт себе такую команду: «Научись! Полюби! Узнай его».
Но никто не знакомится на похоронах.
А у неё – похороны. Похороны надежды на то, что он станет прежним. Не станет. Больше никогда не станет.
Он изменился. Он новый. Он не похож на того, любимого, привычного, своего.
Её маленький сын играет с медведем. Наделяет его всякими качествами, необходимыми для игры: смелостью, остроумием, ловкостью. Медведь летает под потолком, спасает белочку и исцеляет зайчика.
Кажется, она последний год так же играет с мужем. Много качеств у него, нового, придуманы ею, домыслены, дорисованы по лекалам прежнего. Он благородный, он сильный, он честный, он не предаст.
Она врёт себе, что он и есть прежний, потому что если перестанет врать, внутрь прорвётся боль – и всё затопит.
А это очень страшно. Боль уже рядом, ждёт, когда она поймёт, что это игра, а не жизнь. Что она всё это время отчаянно лицедействует для самой себя.
А он – да посмотри ты, ну посмотри внимательно, это уже всем очевидно, кроме тебя! – уже другой. А того, кого она ждёт, любит и по кому скучает, больше нет.
Разум говорит: «Как же ты могла не понять?», разум зол, он наказывает её отчаянием и осуждением.
А боль почуяла щёлочку слабости и уже прорвалась и заселяется внутрь, как нежеланный гость в номер отеля.
Он всё испортит, он всё сломает, сожжёт, после него там долго нельзя будет жить ни надежде, ни вере. Никто не хочет жить в выжженном поле…
– Не уходи в разум, не сбегай из боли, добудь в боли, допей, – советует ей психолог. Он – мужчина, он считает, что нельзя сбегать из нежелательных чувств, потому что они информативны и очень нужны для внутреннего роста. Отсюда и «добудь в боли».
– …Смысл, – говорит она.
– Что? – не понимает он.
– «Добудь в боли смысл», – поясняет она свою фразу. – Я постараюсь.
Она рассказывает, как отчаянно горюет по… совместности. Как объяснить… Есть слово такое в фильме «Аватар», оно означает «связь» и звучит как «тсахейлу». Это такой незримый контакт между людьми на той планете, они будто живут одной нервной системой на двоих, совпадают ощущениями.
Вот у них была именно такая связь. Энергетическая.
Она как-то читала статью про удивительный музыкальный инструмент терменвокс. Это такая электрическая генерация звуков, управлять которыми можно без прикосновений, без механического контакта. Никаких струн или клавиш: только электрический инструмент и свободный танец пальцев в воздухе. Как будто человек дирижирует инструментом, находясь на расстоянии от него. Без прикосновений. Без проникновений.