Меня как-то подкололи в комментариях, спросили: «А почему всем артистам дарят цветы, а вам – хавчик?»
Хавчик. Слово такое смешное.
Я потом поняла почему. Люди не на концерт идут, а в гости. В гости к родному человеку, ну как к сестре. И не с пустыми руками, а с чем-то к чаю, вкусненькими печенюшками, своими руками испечёнными.
И это прекрасно. Я не хочу быть неприступной и далёкой, хочу быть своей и простой. Той самой, на кого можно свалиться вот так – кулём с любой просьбой.
Я дочитала письмо и очень прониклась историей женщины. Она рассказала, что у её дочки сильная форма эпилепсии и ей срочно нужен этот препарат, а в России его они не нашли, и она слышала, что он как раз в Турции есть, и он без рецепта продаётся, и лёгкий, и в таблетках, и разрешён к вывозу.
И без него дочке совсем плохо, а смотреть, как она мучается, маме невыносимо, и не могли бы вы, Ольга, помочь достать этот препарат.
«Я почему-то заранее вам доверяю», – закончила она своё письмо.
Я тут же написала организатору гастролей: «Мне надо заехать в аптеку. А может, и не в одну».
И мы честно заехали в несколько аптек. Нужных таблеток не было. Мы просили их пробить по базе. Фармацевты говорили: «Нет во всей сети».
В ночи я написала женщине:
– Тут нет. Мы честно искали…
– Всё равно спасибо, Ольга, – ответила она.
Я ощущала свою беспомощность. Я сейчас лягу в белоснежную кровать, открою окно, чтобы впустить ночь, и сладко высплюсь, а она вернётся к ребёнку, который мучается от приступов эпилепсии, и никто-никто не может им помочь.
Я ранюсь об это бессилие, и вместе с тем оно всегда отрезвляет: надо ценить каждый миг! Каждый день – это дар, божественный и бесценный.
Я не могла с ней расстаться вот так.
– Мы завтра летим в Аланию, я ещё там посмотрю… – подарила я ей робкую надежду.
Но в Алании тоже не было. Никак и ничем я не смогла ей помочь.
Прошёл месяц. Я давно вернулась в Россию, работала здесь. В апреле у меня были гастроли в Архангельске, после которой на автограф-сессии ко мне подошла красивая девушка и сказала:
– Я та самая мама, которая просила вас привезти лекарство из Турции для дочки с эпилепсией…
– Ой, – растерялась я.
Она была такая молодая, красивая, такая… не знаю, хрупкая и сильная одновременно девушка…
– Я хотела сказать вам огромное спасибо, – произнесла она.
– За что? – не поняла я. – Я же ничем не помогла…
Я даже подумала сначала: может, она ёрничает? Типа: спасибо за помощь, которой не было…
Мне захотелось пояснить: мы правда искали. Я же не одна была, у меня свидетели есть…
А она вдруг говорит:
– Вы очень помогли, Оля. Хотя бы тем, что не отказали. Это в тот момент было самое важное.
И она так сказала, что я прямо вот услышала её. Так сложно просить, и она решилась сделать это, а её – не оттолкнули…
Многим кажется, что просить – это слабость. Это «ты не справился, значит, слабак».
А на самом деле просить – это сила. Это «ты так хочешь справиться, что готов даже со своей гордыней договориться».
Она проСИЛА ради дочери. И в этом её сила.
Но натыкаться на отказ всегда больно. Хотя «нет» и «да» абсолютно равнозначные ответы, и быть готовым к «нет» необходимо, но что скрывать: «нет» – это словесный хук, удар наотмашь.
И вот человек озвучил просьбу, он измучен, он уязвим. «Нет» может прозвучать как выстрел в таком состоянии.
А я ей тогда написала: «Я попробую найти».
И больше ничего. Я не писала слов поддержки или участия – мне было просто некогда. А только вот это отрывистое: «Я попробую найти».
Но это «да». Не «нет». Это надежда.
Я надула её, как воздушный шарик, а потом сдула: «Простите, нет такого препарата в аптеках».
Всё-таки «нет».
Но оказалось, что для человека это всё равно «да».
Потому что иногда ощутимая помощь – это просто желание помочь. Ты не смог, но ты искренне хотел, ты пытался, и пусть не вышло с результатом, с ним вышло, только результат оказался другим: человек ощутил, что в этой борьбе за здоровье ребёнка он не один. И другие люди, на разных концах глобуса, готовы помочь. И их много, этих людей.
Помочь смогут не все, но попытаются многие. И это бесценно.
Это как незримо обнять кого-то.
ПОДДЕРЖКА – ЭТО ДАВАТЬ ТО, ЧТО ПРОСЯТ, А НЕ ТО, ЧТО У ТЕБЯ ЕСТЬ.
Иногда у тебя нет ничего из того, что просят, но есть ты и твои объятия. Это, конечно, мало, но… иногда этого достаточно, чтобы человек не ощущал себя одиноким в своей беде.
А значит, совсем не мало.
– Оля, спасибо, мне так важно было, что вы не отказали…
– Нашли?
– Нашли.
И сразу настроение вверх.
Нашли!
Нашли лекарство. И тех, кто привёз. И деньги. И время. И нашли силы, чтобы справляться с этим испытанием.
И между всеми этими «нашли» – клей в виде поддержки тех, кто помогал искать.
А ещё я выберу верить, что её дочке теперь лучше и приступы отступили. И мама вернётся домой после моего концерта, и расстелет постель, и откроет окно, и впустит ночь, и выспится…
Потому что ни одна беда не навсегда.
Лекарство
Я верю в здравый смысл и традиционную медицину. Ту самую, которая лечит лекарствами.
Но при этом я понимаю, что вера в победу над болезнью – это тоже лекарство.
Человек не виноват, что заболел, но его ответственность есть в том, как он лечится и насколько лечение приближает его к выздоровлению.
Важно не подыгрывать болезни, а бороться с ней. А иногда болеть человеку выгодно. И ему самому не очевидно, что он играет с болезнью в поддавки. Потому что пока в его жизни есть болезнь, в его жизни есть оправдание отсутствию других результатов: когда мне, я ж болел…
Вот как человек ходит? Ставит ногу, делает шаг, переносит вес, и потом вторая нога, свободная от веса, делает следующий шаг. А если ты сделал шаг, а вес не перенёс, то ты никуда не ушёл. Ты просто застыл, раскорячился посередине, но делаешь вид, что идёшь.
Очень важно бежать к выздоровлению, а не делать вид, что бежишь.
ВЕРА – ЭТО ОЧЕНЬ МОЩНОЕ ЛЕКАРСТВО. ОНО В КОМПЛЕКСЕ С ДРУГИМИ ПРЕПАРАТАМИ РАБОТАЕТ ИСПРАВНО.
В качестве доказательства я всегда рассказываю историю моей подруги Светы.
Однажды Света с сыном-подростком Вадимом полетела в Египет, сдавать экзамен по дайвингу. Они ходили в школу дайверов тут, в Москве, и тут же они написали экзамен по теории и получили допуск на погружение в открытой воде. Дальше выбор был такой: нырять в ближайшем Подмосковье в карьере с мутной водой или на Красном море с живописными кораллами и рыбами, а ещё – с затонувшим кораблём.
Конечно, решили лететь на море и сразу же определились с экзаменационным местом. Они были в составе целой группы людей, мечтающих получить статус дайвера.
Каждый день они выходили в море на красивенькой яхте. Сначала погружались у берега и отрабатывали все возможные навыки, получали баллы.
А в тот день отправились на финальное испытание, в открытое море.
Два часа они шли в море на яхте.
Света долго и ответственно выбирала дайв-инструктора. Важно было выбирать не по восторженным отзывам клиентов (почти все писали «Вот это было приключение!», но любое погружение в нереально волшебный подводный мир – это приключение, и люди описывали скорее эмоции восторга, чем давали конструктив об инструкторе и экзамене), а по откликам коллег и профессионалов.
Света выбрала Ислама. Про него было написано: «Сохраняет спокойствие в критических ситуациях. Заряжен верой в успех. Научит самого бесперспективного ученика. Свободно говорит по-русски. Есть свой автомобиль».
Почему-то эта фраза «продала» Ислама Светлане. Не про автомобиль и не про язык. А про спокойствие. И веру в успех.
И вот Красное море. Яхта. Света с сыном Вадимом. И Ислам. И ещё десяток людей.
Пришвартовались. Земли не видно. Ребята – первая партия – стали переодеваться для погружения.
А Света прыгнула в воду – хотела сначала поплавать с маской. Но в том месте был ветер и местами течение. Плавать приходилось с канатом в руке. Она сильно волновалась за коллег под водой. На душе было неспокойно.
Они, погружаясь, были там по 40 минут, не поднимаясь…
Наконец все поднялись.
Вадим сдал! Ура! Как взрослый!
Он же ещё худой такой, длинный, и на нём вес двух аквалангов. Еле идёт по мокрому полу яхты. Тащит на себе 20 кг и не морщится. Страшно довольный!
Он смог! Он вот-вот получит сертификат.
Но тут крутая волна подбросила яхту на волнах. Вадим просто пытался удержаться в этой качке, но тут он каким-то неведомым образом… сломал ногу. Да, вот так. На пустом месте.
Крик. Душераздирающий, громкий, пульсирующий крик боли.
А-а-а!
Стопа его стоит, а бедро как бы уходит в сторону. На колене выпукло торчит кость. Света видела этот манёвр его ноги и поверить не могла. Вадим упал на мокрый пол.
Свету опрокинуло в ужас: она никогда не врезалась в боль так резко, а это была не просто боль, а боль её ребёнка.
Мозг хлестал её фактами: «До берега два часа!», «Два часа боли!», «Два часа крика!», «Все мы заперты с этой болью на судне!», «Возьми себя в руки, паника дезориентирует!»
И тут появился Ислам. Просто как голливудский герой. Он только поднялся из воды и сразу рванул к ним. В руках у него был огромный нож, он стал аккуратно разрезать гидрокостюм Вадима, чтобы освободить ногу. Но Вадим был в полуобморочном состоянии от боли и кричал не переставая.
– Мы сейчас быстро домчим до берега! – крикнул Ислам. Всем. И Вадиму, и Свете, и себе.
Очень хотелось ему верить, но Света понимала: путь, который они прошли за два часа, можно, теоретически, пройти за полтора, но сильнее сократить его не получится…
Света холодными от ужаса руками (несмотря на дикую жару, руки были ледяные) обнимала, гладила и успокаивала сына, который громко, испуганно стонал.