Это вы, Джон Маккоун, были закулисным организатором испытаний ядерного оружия на большой высоте в районе острова Джонстон именно в тот день — это было 8 июля, — когда делегаты Всемирного конгресса за всеобщее разоружение и мир начали свою работу в Кремле. Честные люди справедливо расценили операцию «Доминик» — так ваши друзья в Пентагоне зашифровали серию испытаний ядерных устройств в Тихом океане — как крупную термоядерную провокацию.
— Но постойте, — пискнул шпионский босс, чувствуя, как все сильнее сжимается его сердце, — дайте мне, наконец, сказать.
— Не пытайтесь оправдываться, Джон* Маккоун! — гневно крикнула женщина. — Вы не посчитались с предупреждениями выдающихся ученых многих стран, в том числе и американских ученых, поднявших голос протеста против экспериментов, опасность которых для жизни и здоровья людей бесспорна. Даже в официальном сообщении Комиссии по атомной энергии признавалось, что новый пояс радиации, возникший в результате высотных взрывов, более интенсивен, чем предполагалось, и, «возможно, сохранится на много лет».
— Поймите, — начал прерывающимся голосом Маккоун, — мы должны… регулярно проводить испытания. Иначе Америка отстанет… окажется беззащитной…
Женщина так взглянула на шефа ЦРУ, что слова застряли у него в горле.
— Вы не в ладах с элементарной логикой, Джон Маккоун, — произнесла она язвительно, — Вы и ваши партнеры по атомному бизнесу утверждаете, что у вас вдвое больше ядерных бомб, боеголовок и ядерного оружия, чем у русских. Спрашивается, чего же вы боитесь? Но предположим, что вы не знаете точно, сколько атомных и водородных бомб у России. Видимо, это так и есть. Но имеются факты: количество взрывов ядерных устройств. И вы произвели их гораздо больше, чем Россия. Я спрашиваю: зачем вам понадобились новые испытания? Почему вы не остановились, когда осенью 1961 года русские закончили испытания ядерного оружия?
Маккоун хотел сказать, что женщина слишком все упрощает, что не ей рассуждать о высших интересах Америки и судить его, миллионера, политического деятеля, администратора, занимающего влиятельный государственный пост. Но он вдруг с ужасом убедился, что у него пропал голос. Губы энергично шевелились, язык исправно работал, но он не мог произнести ни слова. «Как же я объясню ей, — подумал Маккоун, — ведь эта безумная сделает со мной все что угодно, а я даже не смогу позвать на помощь». Он хотел подняться, бежать, но ноги не повиновались ему.
«Я погиб», — пронеслось в его голове.
— Сидите спокойно, Джон Маккоун, — произнесла женщина. — Вам не убежать от меня. Вы преступник уже потому, что побудили президента забыть о своем главном предвыборном обещании. Во всяком случае, главном для нас, простых людей Америки и всего мира.
Женщина протянула руку с белым листком бумаги.
«Предвыборная листовка Джона Кеннеди», — успел прочитать Маккоун заголовок, напечатанный крупными буквами.
— Слушайте же, — продолжала Марта Бордоли, — что обещал президент: «Я буду прилагать все силы, чтобы добиваться разоружения в мировом масштабе и конца ядерных испытаний…» — Голос ее приобрел торжественный оттенок. — Слышите, Маккоун: «…конца ядерных испытаний, добиваться мира, где царят мир и свобода, а не гонка ракетного оружия и железные занавесы». И за то, что эти обещания не выполнены, вина лежит и на вас, Джон Маккоун, и на ваших дружках.
Он еще раз попытался встать, но напрасно: туловище словно приросло к креслу.
— Нет, вы не убежите от меня, Джон Маккоун! — закричала Марта Бордоли. — Я ненавижу ваши бомбы, которые взрываются под нашими ногами в- земле Невады. Вы повинны в смерти моего Бата! Вы повинны в смерти других детей — в Америке, в Азии! Неужели вам нужны еще жертвы? Нет, их больше не будет. Вы умрете, Джон Маккоун. Но прежде испытаете все те муки, которые терзали моего Бата, наших несчастных детей!
С этими словами женщина открыла скромную сумочку и опустила в нее руку. «Сейчас она выстрелит в меня. На помощь, на помощь!» — хотел крикнуть шпионский босс, но не смог.
Однако Марта Бордоли достала из сумочки не пистолет, а небольшую металлическую сигару и положила ее на столик.
— Вот ваша смерть, Джон Маккоун. Это — миниатюрная атомная бомба. Но ее хватит на вас. Сейчас она взорвется, и вы умрете — не от взрыва, нет. Это была бы слишком легкая смерть для вас. Вы подвергнетесь атомной радиации, заболеете лучевой болезнью. У вас вылезут волосы, выпадут зубы. Вы будете корчиться в страшных судорогах. Вы не сможете ни есть, ни пить. Медленная и мучительная смерть ожидает вас.
Женщина шагнула к двери и мгновенно исчезла, как бы растворившись в воздухе.
Металлическая сигара матово поблескивала на столике. До слуха Маккоуна донеслось легкое шипение. «Сейчас она взорвется, — пронеслось в голове полумертвого от ужаса шефа ЦРУ. — Надо ее немедленно выбросить в окно». Он протянул руку, но не успел дотронуться до сигары, как она беззвучно развалилась на части. Желтовато-зеленое облако наполнило комнату.
«Поздно, — цепенея, подумал Маккоун. — Это конец». Он в последний раз глотнул едкий дым, закашлялся и… проснулся.
— Что за чертовщина мне приснилась? — громко сказал он, вдыхая полной грудью чистый кондиционированный воздух и с радостью чувствуя, как быстро успокаивается потревоженное сердце.
Что он видел во сне, Маккоун уже не помнил. Он сразу забыл и о Марте Бордоли, и о ее погибшем сыне. И о несчастных детях и взрослых в Америке и других странах, заболевших лучевой болезнью в результате взрывов американских атомных бомб. Такие «мелочи» его не волновали.
Раздался приглушенный звонок телефона, соединяющего кабинет директора ЦРУ с рабочей комнатой президента.
Маккоун быстро схватил трубку.
— Слушаю, сэр.
Но ему ответил Макджордж Банди.
— Хэлло, Джон, это я. Завтра в девять президент ждет вас с предложениями по кубинской проблеме.
— Вы же знаете, Макджордж, мою точку зрения. Я — за продолжение карантина.
— Хорошо, Джон. Но ДФК просил вас обдумать все как следует еще раз. Завтра будет обстоятельный разговор, отдохните хорошенько: позади трудная неделя. Спокойной ночи, Джон.
И, помолчав немного, добавил:
— Президент уже забыл последний неприятный разговор.
Маккоун понял: размолвка кончилась.
— Спасибо, Макджордж. Вы — добрый ангел.
Шпионский босс медленно положил трубку. Нет, он еще нужен президенту. Он нужен своему патрону Рокфеллеру. Он еще покажет, на что способен. Он перещеголяет Аллена Даллеса и заткнет рот всем своим недоброжелателям.
Маккоун поспешил за рабочий стол.
— Быстро, последние сообщения из Кубы и Западной Германии, — приказал он секретарю. — Сводки о движении советских судов. Телеграммы из нашего посольства в Москве.
Шпион № 1 Америки занялся своими будничными делами.
ОСТОРОЖНО: «БЕШЕНЫЕ»!
Вы, конечно, понимаете, уважаемый читатель, что, может быть, Маккоун вовсе и не видел таких страшных снов.
Но у шпиона № 1 Америки в конце октября 1962 года наверняка был тяжелый день. Неважно, воскресенье это, понедельник или вторник, но был такой день, когда он убедился, что в результате решительной и гибкой политики Советского правительства провалился план вооруженной интервенции против Кубы, тщательно разработанный в штаб-квартире Центрального разведывательного управления США и в Пентагоне.
Нельзя, конечно, ручаться за документальную точность бесед Маккоуна, скажем, с Макджорджем Банди. Но о чем-то очень похожем они обязательно толковали. Они просто не могли не говорить об этом: такой разговор логически вытекает из образа мыслей, поступков, публичных выступлений этих закадычных друзей и политических единомышленников, возглавляющих клан «бешеных» в Вашингтоне, которым, кажется, не помогут уже никакие прививки.
Чудодейственное лекарство, открытое Луи Пастером, к сожалению, в данном случае бессильно. И Маккоун, и Банди, и еще один, главный, «бешеный» — неофициальный советник президента, бывший государственный секретарь Дин Ачесон, и все остальные «бешеные» страдают совсем другим видом недуга. Эта болезнь вызывается не фильтрующимся вирусом. Бациллы политического бешенства, которым одержимы некоторые представители правящих кругов США, гнездятся в военном бизнесе.
Мы видели, как тесно связан с монополиями, производящими ядерное оружие и топливо для ракет, Джон Маккоун. Не меньше шефа секретной службы заинтересованы в прибылях от торговли орудиями смерти и Ачесон, и Банди, и Тэйлор. А о Диллоне и говорить нечего. Воинственный банкир — один из финансовых столпов военно-промышленных корпораций Америки. Чем интенсивнее гонка вооружений, тем больше барышей загребают «бешеные».
Вот почему малейшее потепление в отношениях между Востоком и Западом, едва заметный сдвиг к разрядке международной напряженности немедленно влекут за собой яростное противодействие ультрареакционных политиков Вашингтона. У больных, страдающих водобоязнью, яркий свет, движение воздуха вызывают приступы судорог. Точно так же бьются в корчах «бешеные» за океаном, едва только в Белом доме начинают прислушиваться к разумным предложениям Советского правительства.
В результате миролюбивой политики СССР в конце октября 1962 года было приостановлено опасное развитие событий в районе Карибского моря. Президенту Кеннеди пришлось снять блокаду острова Свободы и заявить перед всем миром, что Соединенные Штаты не совершат нападения на Кубу и будут удерживать от подобных действий своих союзников.
Перспектива полной ликвидации карибского кризиса подняла на ноги клан «бешеных» в Вашингтоне. В новом нагнетании напряженной атмосферы вокруг Кубы одна из ведущих ролей принадлежит Маккоуну.
Утверждают, что именно под его влиянием глава американского правительства уже 13 декабря 1962 года, всего лишь через какие-нибудь полтора месяца после обнадеживающих заявлений, дал откровенно понять на пресс-конференции, что США не собираются отказываться от своих планов экономической борьбы против Кубы. Перед Новым годом президент выступил на сборище кубинских контрреволюционеров в Майами. Вместе с предателями народа Кубы, собравшимися на стадионе «Орейндж бул», Кеннеди чествовал большую группу наемников Центрального разведывательного управления, вторгшихся в апреле 1961 года на остров Свободы и потерпевших там сокрушительное поражение. Он демонстративно принял от них подарок — флаг контрреволюционеров — и обещал вернуть его им в «свободной Гаване». В организации встречи деятельное участие принимали Маккоун и Банди.